В Москве выступила французская певица Имани. Ремиксы на ее песни «You Will Never Know» и «Don’t Be So Shy» несколько лет остаются в ротации российских радиостанций, но Борис Барабанов расспрашивал Имани не только о них, но и о ее концертной группе, и о том, что ее связывает с Леонардом Коэном и Queen.
— Как к вам лучше обращаться: Имани или Надя?
— Никто не называет меня Надей, кроме мамы. Так что лучше Имани.
— С момента ваших последних гастролей в России прошло не так много времени, многим запомнился ваш аккомпанирующий состав с двумя виолончелистами. Вы приезжаете с той же командой?
— Да, команда та же, только гитариста мы заменили. Мой гитарист теперь играет с Карлой Бруни. Костяк группы со мной с 2010 года. Я старалась подобрать музыкантов, каждый из которых в отдельности будет звучать уникально. Причем на первом месте была не техника игры, а индивидуальность. Я искала сочетание звучания и индивидуальности, как на сцене, так и за ее пределами. Мне повезло, мы все в итоге стали друзьями. Это очень важно на гастролях. Когда ты в дороге, важно, чтобы все были готовы к трудностям. Что касается виолончелистов, то они оба на месте. Сложно придумать нечто более классическое, чем виолончель. Но мне хотелось предложить им нечто абсолютно противоположное. Я подумала, что они могут использовать виолончель как гитару, как барабан, я сказала, что если они видят свою партию, например, как хип-хоповый ритмический луп, то я буду только рада.
— Обычно в течение концерта ваша манера исполнения меняется от довольно нейтральной до полного сумасшествия. Вы контролируете эти метаморфозы?
— Я рассматриваю свой концерт как историю, которая пишется на глазах у зрителей. Я беру их в путешествие. Для этого нужны разные краски. Но я не могу сказать, что это всегда отрепетированный спектакль. Каждый вечер в зале новые люди, поэтому каждый вечер мы играем наше шоу как в первый раз. У нас есть два часа на наше совместное путешествие, то есть у меня достаточно времени, чтобы взять зрителя за руку, познакомиться с ним и без особой спешки вести его за собой. Но реакция публики тоже играет роль. Иногда передо мной очень тихая, застенчивая публика. Иногда сразу чувствуется, что люди пришли отрываться. И от этого мое поведение тоже зависит. Я помню концерт, который я давала в тот день, когда умер Леонард Коэн. А мне нужно было веселить людей, понимаете? И я обратилась к публике и сказала: «Сегодня умер Леонард Коэн. Мы не были знакомы, но он значил для меня очень много». Это был очень глубокий и сильный концерт.
— С моей точки зрения, ваша публика состоит из двух частей. Есть люди, которые знают и слушают вас давно. И есть те, кто узнал о вас благодаря танцевальным ремиксам. Уверен, среди них немало тех, кто приходят на концерт и ожидают увидеть девушку и пару ребят с лэптопами, а их ждет живое шоу.
— Моя публика меняется. В самом начале на концерты приходили совсем молоденькие девушки. Потом, когда появились эти ремиксы, аудитория повзрослела. Стало больше мужчин в зале. Конечно, есть те, кто поначалу имеет смутное представление о нашем шоу, и это большой вызов для меня. К счастью, сейчас есть интернет, и даже те, кто узнал обо мне, услышав ремиксы, быстро узнают о том, что это не единственное, что у меня есть. Это важно для людей, которые размышляют, стоит ли потратить 30 или 50 евро, взяв билет на концерт. Но в любом случае импульс для них — это мелодия и голос, так что мой изначальный посыл остается, по большому счету, неизменным. И, кстати, вот русскую публику не нужно ни в чем убеждать, мало где еще у меня есть столь же преданные и понимающие поклонники.
— Вы будете продолжать делать танцевальные обработки для своих песен?
— У меня нет причин отказываться от этого, это действительно хорошо работает. Единственное, что не очень комфортно для меня, это то, что люди нередко не отдают себе отчет, что «You Will Never Know», «Don’t Be So Shy» и другие успешные треки — это вообще-то мои песни. Так что я иногда задумываюсь над тем, чтобы, например, целиком отдать свой альбом диджеям и электронным продюсерам, пусть делают что хотят, но при этом должно быть ясно, что оригинальные версии — это мои оригинальные версии. А я не пишу танцевальную музыку.
— Вы по-прежнему исполняете на концертах «Sign Your Name» Теренса Трента д’Арби?
— Да, только мы изменили аранжировку. То есть мы с самого начала исполняли ее совсем не похоже на оригинал, а теперь еще раз переработали ее.
— Еще больший вызов для артиста — «Bohemian Rhapsody» Queen.
— Долгое время я делала кавер-версии только для голоса и гитары. А когда решила сделать что-то с группой, то выбрала сразу «Bohemian Rhapsody». Все, конечно, крутили пальцем у виска: «Как ты все это сыграешь, все эти "mama mia, mama mia"?» Послушайте, но когда Queen сочиняли эту песню, они отталкивались от простых вещей — голоса, рояля, гитары. Все эти ноты поначалу звучали очень просто. В итоге я взяла все ноты Фредди Меркьюри и придумала, как их может сыграть наша группа. Там, где не справлялся вокал, я отдавала его партию, например, виолончели. Конечно, это сложная вещь. Я горжусь тем, что мы исполняем ее целиком, в то время как большинство групп все же делают сокращенную редакцию песни.
— Уже после того, как вышел ваш последний альбом «The Wrong Kind Of War», европейские города пережили несколько трагических происшествий, люди до сих спорят о целесообразности открытых границ и лояльной политики по отношению к мигрантам. Вы по-прежнему считаете, что музыка может что-либо изменить в нашей жизни?
— Нина Симон сказала однажды, что каждый художник должен говорить миру о том, что видит. Конечно, развлечение — это прекрасно, но мы должны держать глаза открытыми. Я уверена, что каждый имеет возможность изменить мир в лучшую сторону и должен его менять. Каждый из нас. Просто не все пользуются этой возможностью. Я всегда говорю: голос дан человеку, чтобы петь, а слава — чтобы бороться.
Борис Барабанов
