Тиражи районных газет неуклонно падают, но если сравнивать с городской прессой, то всё не так уж плохо. Всё же на селе газеты читают больше, чем в городе. Причина проста: никакой Интернет не напишет о сельских врачах, педагогах и комбайнёрах. А в газете — всегда пожалуйста.
Родился и вырос я в сельской местности. Не глухая деревня, но райцентр на 5 тысяч жителей. Многие друг друга знают в лицо, учились в одной школе, пересекались в больнице или на почте.
Грянет большой праздник вроде Дня Победы или дня села, так на центральной площади яблоку негде упасть.
Народу — как в Москве на пешеходном переходе в час пик. Корреспонденты тут как тут. СМИ всего одно — районная газета, так что конкурентов у местных журналистов нет.
... Впервые обращать внимание на людей с авторучками, записными книжками и фотоаппаратом я начал где-то в классе девятом, а вот «районку» (так называют на селе районную газету) впервые взял в руки ещё в начальной школе. Бабушка всегда выписывала родную газету, выходила она тогда на 4, а иногда на 8 страницах три раза в неделю, тираж в то время был под 10 тысяч экземпляров.
Бабушкину газету любила почитать её соседка. Ничего зазорного она не видела в том, чтобы вытащить чужую прессу из соседнего ящика, взять домой, а потом отнести обратно (а может и не отнести). Так что в «газетные» дни я высматривал почтальонку из окна. Как только загремит она ящиком — я стремглав лечу вниз, вынимаю заветную газету из ящика под номером 13. Какая она была ароматная, эта газета. Запах типографской краски на свежем воздухе пахнет как-то по-особому.
Этот «запах детства» я вспомнил через 10 лет, когда принёс в редакцию свой первый материал. Это было что-то вроде рассказа о своих корнях. Писал о своих дедах, прадедах, которые работали в нашем районе, ковали победу на фронте и в тылу. Заметку приняли, сказали, что у меня неплохо получилось, попросили приносить ещё.
Окончание школы, ЕГЭ, журфак и с четвертого курса трудоустройство в родную редакцию.
Тут-то я и понял, что такое журналистика на селе.
Выезды на посевную, на уборочную, на фермы к зимующему скоту — всё это стало для меня делом привычным. Но одно дело увидеть, и совсем другое — описать. Где гектары, где центнеры или, того пуще, пуды? Мне, прирождённому гуманитарию, в системе мер и весов разобраться было непросто. Спасибо старшим коллегам, которые всегда подставляли плечо.
Ещё один важный аспект в работе сельского журналиста — все свои статьи и заметки, от и до, он пишет сам.
Слова «копирайт», «рерайт» и прочие для него пустой звук. В Интернете не найти информации о том, что происходит в отдалённом селе. Надо звонить, ехать и самому всё выяснять. Конечно, это отнимает много времени, но по-другому никак.
Самое сложное, пожалуй, писать проблемные материалы. Взять ту же тему бродячих собак. Сколько заметок посвятил я собакам за время своей работы в «районке» — уже и не припомню. Интервью с главами сельсоветов, опрос жителей, авторские колонки — всё это регулярно появлялось на страницах газеты. Не менее животрепещущая тема — сорняки у частных домов и мусор, которым захламляют контейнеры. Ботва с огородов, листья, ветки, доски — всё тащат селяне к ящикам. Глава села грозит им штрафами, вот только камеру к каждому ящику не поставишь. Бродячий скот — ещё одна тема, которую в городской газете не встретить. Административные комиссии выписывают нерадивым хозяевам штрафы, но воз и ныне там.
И всё же в «районках» аналитических, проблемных материалов мало. Если они и появляются — то с общим выводом о «виноватых» жителях, которые отпускают на самовыгул своих собак, не следят за коровами, не скашивают сорняки у дома, с наставлениями и призывами к совести.
Настоящих критических публикаций в сельских газетах не было, пожалуй, со времён СССР. Газета, в которой я работал, издаётся с 1935 года, архив накоплен богатый. Листая старые, пожелтевшие от времени подшивки, не раз ловил себя на мысли, что нынче газете не хватает остроумия и красноречия. А ведь ещё полвека назад и фельетоны были, и памфлеты, и карикатуры встречались. Обличали председателя колхоза, который часто выпивал; призывали взяться за ум селянина-тунеядца. И пускай часто не называли реальных имён — те, о ком шла речь, да и их знакомые всё хорошо понимали благодаря говорящим фамилиям.
В 90-х литературно-критические жанры прессы, как их называют по-научному, канули в Лету. И если до 2000-х в газетах могли хотя бы публиковать фамилии тех, кто имеет долги по коммуналке, или же привести выдержки из милицейских протоколов с фамилиями оштрафованных за пьяную езду или распитие спиртных напитков в общественном месте, то с ужесточением законодательства о защите персональных данных эта «критика» тоже ушла. Газету перестали бояться, ведь она уже не обличала, не высмеивала, даже материалы под рубрикой «Криминал» публиковались уже без фамилий воров и дебоширов.
Что осталось в нынешней сельской прессе от советской — так это материалы о передовиках. Сельские труженики не сходят с газетных обложек, и это здорово. Когда приезжаешь в фермерское хозяйство, комбайнеры и трактористы наперебой просят их сфотографировать — все хотят увидеть себя в газете. Для села районка ведь намного ближе, чем «далёкий» Интернет или областное телевидение. От сельского журналиста это требует взвешенного подхода к каждому написанному слову, ведь посёлок — не мегаполис. С теми людьми, про которых ты написал, ещё не раз сведёт жизнь. Как ты посмотришь им в глаза?
Антон Пичурин
Фото: Unsplash
