«Сегодня ты познакомишься с моим давним другом Шандором Эком, мы с ним работали и дружили ещё в начале 30-х годов. Правда, тогда все его знали как Алекса Кейля. И не как венгра, а как немца…» – сказал отец, когда мы направлялись в гости к этому человеку.
Шандор Эк и Александр Житомирский
Было это в 1960 году, когда впервые, ещё с родителями, довелось побывать в Будапеште. Крепкий двухэтажный дом на высоком холме, окружённый кустами роз. Не удивительно, что место это так и называлось – «Холм роз».
Открывавшийся отсюда вид на Будапешт не мог не впечатлять любого, а художника – ещё и вдохновлять.
О том, как Эк стал художником, мы будем с ним говорить позднее, и весьма обстоятельно. А пока что предстояло увидеть эту семью: коренастого, полноватого, сильно облысевшего хозяина, с круглым и добрым лицом, двух Эржи – супругу и старшую дочку, и младшую Аги – совсем миниатюрную даже для своего школьного возраста.
За обеденным столом перед тарелкой хозяина поставили привезённую нами и открытую баночку чёрной икры. Ритуал этот продолжится и впоследствии – и когда он окажется нашим гостем, и когда родители будут навещать Эков в Венгрии, и когда я окажусь там в журналистской командировке. И всякий раз он будет произносить замечательную фразу:
«Вы знаете, я такой обжорный!»
Потом, в ходе его обстоятельного рассказа я пойму: это своеобразная компенсаторная реакция организма на полуголодные юношеские годы и почти три десятилетия эмиграции, когда поесть досыта становилось событием.
А в тот раз особенно запомнился специалитет хозяйки – самодельные конфеты из каштанов. Угостит она ими и когда в середине 60-х приедет с мужем в Москву, где у Эка состоится персональная выставка. В одной из служебных комнат выставочного зала на Кузнецком мосту художник согласится побеседовать со мной, уже журналистом «Комсомолки».
«Вот ты меня знаешь как Шандора Эка, отец твой как Алекса Кейля, а я ведь ни тот ни другой, – огорошил он меня для начала на хорошем русском, в котором были слышны типично венгерские плавающие интонации. – В детстве я носил фамилию моего отца – Лейхт, звали, правда, как и теперь – Шандор».
Так было вплоть до момента вынужденной эмиграции.
В ходе дальнейшей беседы выяснилось, что Шандором Эком художник был дважды в разные периоды своей жизни. Чтобы во всём этом можно было разобраться, пришлось вернуться в далёкое детство, проведённое в бедном столичном район Андялфёльде.
Семейство горемычного сапожника переехало из далёкой деревни и жило в ужасной тесноте в бараке, возле которого любили собираться дружки Шандора, чтобы потом отправиться на мальчишечьи подвиги. А при расставании говорили:
«До завтра... Лейхты…»
То есть там, где живёт их неформальный предводитель со своей семьёй. Потом бросали только окончание фамилии – и так было ясно, что к чему. А в венгерском множественное число в данном случае образовывалось с помощью окончания ек, произносимое как «эк» (Лейхтэк).
Парню сокращение глянулось, и он стал Эком, оставив прежнее имя. Но – только для себя и своих приятелей (для них он был еще и «Шанга»).
Шандор в бытность Лейхтом
А вот на машиностроительный завод «Шлик-Никольсон» в качестве ученика всё же приняли 13-летнего Шандора Лейхта. И заработали головную боль. Свои лидерские способности и любовь к справедливости ученик стал проявлять не совсем так, как хотелось бы администрации.
Платили ученикам совсем мало, едва хватало на еду. Когда же к концу Первой мировой войны цены взлетели в несколько раз, а зарплата оставалась прежней, Шандор оказался в числе тех, кто решил потребовать поднять вдвое мизерный заработок.
Как он сам мне тогда говорил, это стало его первым шагом по пути вовлечённости в рабочее движение.
Был составлен документ, создан комитет уполномоченных от цехов, установлена связь между ними. Меморандум, предъявленный «Шангой» и ещё несколькими его товарищами, начальством был отвергнут с угрозой увольнения строптивцев. В ответ, как планировалось, последовала забастовка всех пятисот учеников. Был лишь один штрейкбрехер, сын мастера, которому прилично досталось. Образовавшие штаб ребята были уже в полной готовности, когда их окружили отряды полиции: заранее была подпилена колючая проволока на заборе склада, и они скрылись в придунайском камыше.
Оборонный завод не мог обойтись без учеников, многие из которых выполняли весьма ответственную работу, и спустя неделю администрация приняла условия меморандума. Сказалась и поддержка кадровых рабочих. Однако активистов, Шандора в их числе, взяли на заметку.
Шандор Эк. "Забастовка"
Он стал первой жертвой: мастер избил его и затем через перила сбросил с лестницы. Сбежались люди, пару оплеух получил и его обидчик. Дирекция почла за благо избавиться от пострадавшего занозистого паренька, но во избежание новой стачки всё же позволила уйти ему «по собственному желанию» и даже дала такую характеристику, что его приняли на другой завод.
Шандор Эк. "Избиение ученика"
Последующие годы были заполнены для Шандора всё более активным участием в революционном движении и одновременно – движением по пути реализации таящегося в нём таланта художника.
Уже в раннем детстве он обнаружил склонность к творчеству. С помощью отцовского сапожного ножа вырезал фигурки из дерева, варганил какие-то машинки из жести и картона. Создавал придуманные сказочные крепости из хлама, обнаруженного на помойках. Какая радость была найти «месторождение» глины на берегу Дуная! Можно было лепить целые семьи вместе с домашними животными. Вот и в дальнейшем он при первой возможности что-то рисовал на бумаге, что оказалось ещё более интересным. В конечном счёте это приведёт его в художественную студию.
Шандор Эк. "Моя мать"
Знакомство там со старшими товарищами – студентами-социалистами из группы «Галилей» на многое раскрыло глаза. И вот он уже на сцене митинга, откуда звучат слова о новой жизни, без эксплуататоров, о революции в далёкой России.
«Долой войну!
Последуем примеру русских!
Да здравствует революция!»
– эти скандирования запали ему в душу.
Очередной шаг – вступление 16-летним юношей в коммунистическую партию. Он готов выполнять любые задания. Расклеивать по ночам листовки под свистки полицейских. Делать рисунки для прогрессивной газеты: мастер, избивающий ученика; выразительные портреты Карла Либкнехта и Розы Люксембург.
Шандор Эк. "Венгерские революционеры"
Революционные события в Венгрии вынесли его на стремнину активности. Он один из организаторов демонстраций, с красным флагом идёт в первом ряду. Участник съезда рабочей молодёжи, девиз которого «За общество без эксплуатации!». Его знакомят с лидером Венгерской революции 1919 года – Бела Куном, как оказалось, уже наслышанном о молодом активисте и начинающем художнике и сказавшем ему добрые слова напутствия – и на том и на другом поприще.
Читать Часть 2
Владимир Житомирский
