Читать Часть 1
Читать Часть 2
Всюду, куда его ни заносила планида политэмигранта, Кейль первым делом вступал в контакт с единомышленниками, товарищами по партии. Его гораздо меньше печалила бытовая неустроенность, нежели недостаточная польза, которую он может принести делу борьбы за новую и прекрасную жизнь, в наступление которой беззаветно верил.
Шандор Эк. Расклейщики плакатов. Берлин
Ощущая свою слабоватую теоретическую подготовку, он уже в Вене становится регулярным слушателем лекций более подкованных венгерских марксистов, с готовностью выполняет партийные поручения. Когда потребовались его художественные способности, он быстро освоил технику цинкографии, необходимую для изготовления печатей для фальшивых документов.
Ради заработка брался за любую работу, хоть за мойку машин, однако с бо́льшим удовольствием – за раскраску открыток. Он не бросал мысли стать художником, при первой же возможности рисовал с натуры, не расставаясь с тетрадкой для зарисовок. Подолгу рассматривал работы мастеров в художественных галереях. Таланты юного партийца были в конце концов замечены старшими товарищами, которые в январе 1921 года объявили ему: его направляют в Москву для завершения художественного образования.
Полный опасностей маршрут через разорённую и озлобленную поражением Германию, переодевания, сомнительные документы, ужасный трёхдневный шторм на море, не слишком гостеприимная Эстония – и, наконец, Петроград, а затем Москва. Алекс Кейль становится студентом ВХУТЕМАС – Высших художественно-технических мастерских. Он попадает в класс впоследствии всемирно-признанного Эль-Лисицкого.
Однако занятия у этого мастера, предоставлявшего слушателям свободу художественного выражения, молодому человеку не пришлись по вкусу. Здесь господствовали идеи супрематизма и конструктивизма, считавшиеся самыми передовыми на тот момент. Он же тяготел к реализму, с ясно выраженной партийной направленностью. Примерами для него служили пропагандистские работы Дмитрия Моора, «матери немецкого пролетарского искусства» Кэте Кольвиц, венгерского автора политических плакатов Михая Биро, клеймящие эксплуататоров, врагов Советской России, громогласно зовущие к новой жизни.
Он, однако, не пропускал занятий, старался нарабатывать технику, особенно в изображении человеческого тела, заботился об анатомической составляющей, осваивал законы композиции, работу со светом. А после занятий, бродя по Москве, постоянно делал зарисовки и наброски. И вновь и вновь отправлялся в Пушкинский музей, где дотошно рассматривал полотна великих мастеров кисти.
Его взглядами на современное искусство поинтересовался во время одной из бесед вождь венгерских коммунистов Бела Кун, который его всегда шутливо называл «маленьким Лейхтом».
Бела Кун, 1921
Когда молодой художник рассказал о своём неприятии тенденций, олицетворяемых творчеством Малевича, Лисицкого, Татлина, то встретил понимание:
Со всем, что ты тут мне рассказал о бесперспективности всяких «измов», я вполне согласен. И рад тому, что ты хочешь поставить свои способности художника на службу партии.
Вероятно, не без веского мнения Бела Куна, после крушения Венгерской революции работавшего в Москве и по рекомендации Ленина вошедшего в руководство Коминтерна, «маленький Лейхт» был избран делегатом II конгресса Коммунистического интернационала молодежи. А это давало ему возможность затем присутствовать на III конгрессе «большого» Коминтерна.
Конгресс проходил в Кремле, в бывшем царском Тронном зале. Сам трон был скрыт помостом со столом президиума и трибуной для ораторов, всё задрапировано красной материей.
Художнику поручили делать портреты ораторов, для чего был выдан пропуск для прохода во все помещения. Во время выступлений Ленин усаживался подле трибуны на ступеньках, слушая и делая пометки в блокноте. Неподалёку расположился и наш герой, сделав несколько портретов вождя, а затем и ряда ораторов.
Шандор Эк. Портрет Ленина
А в перерыве, как рассказывал мне Шандор Эк, в нём «проснулось любопытство андялфёлдского мальчишки». Ему, напомню, было всего 19. Вот он и решил поглазеть на царские покои.
Открыл боковую дверь и оказался в персональном туалете самодержца. И был удивлён отсутствием ожидаемого блеска золота и драгоценностей – всё выглядело достаточно буднично.
Потом была осмотрена спальня. И опять никаких обшитых золотой парчой подушек, обычный волосяной матрас.
Затем он оказался в зале с троном (потом ему скажут, что это был Малый тронный зал). Любопытно, а чем царский трон отличается от обычного мягкого кресла? Надо бы опробовать… И, усевшись на него, он стал ёрзать и подпрыгивать, проверяя эластичность кожи и мягкость пружин.
За этим замечательным занятием его и застал вождь пролетарской революции, вошедший в помещение с руководителями зарубежных компартий.
«Я окаменел, вытаращив глаза и, чувствуя, что не могу пошевелиться; весь покрылся холодным потом, голова у меня кружилась, – рассказывал Эк. – Я смотрел на серьёзное лицо Ленина, искал в нём хоть какой-нибудь признак надежды для себя».
Ленин поманил его рукой, и юный художник предстал перед вождём, не смея поднять пылающего лица. Ленин обратился к нему на русском, но тот в ответ по-немецки пробормотал, что, мол, не понимает.
Сказав какие-то слова на немецком, Владимир Ильич привлёк его к себе и дружески потрепал по щеке. Потом приподняв его подбородок, глянул ему в наполнившиеся слезами глаза.
«Лишь на какой-то миг я смог заглянуть в дорогие мне, ясные глаза Ленина, сквозь слёзы я больше ничего не видел. Последнее, что разглядел, это был уходящий Ленин, шутливо грозящий мне пальцем под громкий смех его спутников», – рассказывал Шандор Эк о врезавшейся в память смешно теперь звучащей истории.
Хотя с высоты собственного возраста (беседа наша происходила в середине 60-х) художник повествовал это с юмором и улыбкой, в голосе ощущалась такая теплота, что было ясно: Ильич для него навсегда остался глубоко чтимым, уважаемым и трепетно любимым человеком.
С каким глубоким сожалением Эк тогда сказал, что невосполнимой потерей для него как для художника стала утрата в суматошной эмигрантской жизни папки с рисунками, сделанными на съезде Коминтерна, в первую очередь портретами Ленина.
Ш. Эк. Ленин и венгерский коммунист Т. Самуэли на митинге в Москве
Новые партийные поручения… Снова в путь. То в Вене участвовать в издании коммунистического журнала, то влиться в компартию Германии и трудиться в местных коммунистических изданиях, то работать в Париже с венгерской эмиграцией…
Шандор Эк. "Германия. Землю, работу, хлеба!"
При всём том финансовое положение обычно оставляло желать лучшего. И Шандор-Алекс освоил непростое ремесло – резьбу по кости. Причём делал это филигранно, с помощью стоматологической бормашины. Так было в нескольких мастерских в Вене, Париже и Берлине.
Ш. Эк. Рисунок для газеты немецких коммунистов "Роте фане"
Причём он достиг таких высот, что однажды в антикварной лавке встретил собственную вещицу, которую по просьбе хозяина ещё и «состарил», тонировав марганцовкой. Антиквар продавал это как нечто древнеегипетское за сумму, которую художнику было не заработать и за несколько месяцев. Так хозяин наживался на его высококлассной работе, платя ему гроши. Ну, чистый эксплуататор!..
Окончание следует
Владимир Житомирский
