Читать Часть 1
Читать Часть 2
Читать Часть 3
Вернись Хартфильд сразу по окончании войны в Германию, в советскую зону оккупации, совсем неизвестно, как дело бы повернулось. Ведь даже в 50-м, когда состояние здоровья позволило ему возвратиться в ГДР, его там встретили без всяких почестей.
Вместо почестей — суровый допрос в комиссии партийного контроля, в ходе которого вспомнили и его связи с «вычищенными» новой властью соратниками по компартии, и его увлечение в своём творчестве дадаизмом и экспрессионизмом.
Итог: отказ в членстве в правящей партии СДПГ, наследнице компартии Германии, в которую Хартфильд, заметим, вступил на следующий день после её основания.
Беда была ещё и в том, что без членства в СДПГ пользующегося европейской известностью мастера не принимали в союз художников, а это ставило заслон на его штатной работе и даже возможности преподавать. Мало того, в этой связи его работы запрещались для экспонирования на выставках.
Несмотря ещё и на проблемы со здоровьем, он не падал духом, выполняя разовые заказы для театральных постановок и делая плакаты. Хотя бы это ему не запретили…
Лишь после исторического ХХ съезда в ГДР, как и в других «странах народной демократии», начал таять лёд, панцирем сковывавший всю общественную жизнь.
Друзья и давние коллеги напомнили о Хартфильде.
И ещё вчера «отщепенец от искусства» и «сомнительный эмигрант», а в прошлом ещё и дадаист, сегодня — выдающийся гэдээровский художник и даже член Академии художеств. Поднимай выше: он уже консультант партийного агитпропа по визуальным искусствам. И тут же — представительная персональная выставка.
Экспозиция ещё не успела закрыться, а его уже посылают с важной культурной миссией в Китай. Там его настигает указ о присуждении Государственной премии, вручение которой происходит прямо в посольстве в Пекине.
Всё в том же 57-м он уже в Москве, где ему уготован самый тёплый приём и приятнейший сюрприз: перед ним открывают коробки с его работами, хранившимися в Музее имени Пушкина со времён его выставки в 1931-м.
Тогда же состоялось наконец очное знакомство учителя и ученика — Джона Хартфильда и Александра Житомирского, моего отца.
 |
 |
Джон Хартфильд и Александр Житомирский.
Еще не будучи знакомы, учитель и ученик привечали чаек
Гость пришёл в редакцию отцовского журнала «Советский Союз», выслушал историю их одностороннего заочного знакомства, затем долго и внимательно рассматривал фотомонтажи отца, военные и времен «холодной войны».
Высоко их оценив, подвёл итог:
«Они актуальны и сегодня, немцы должны это видеть».
И предложил устроить совместную выставку в Берлине. Договорились продолжить знакомство на следующий год, когда в экстренном порядке должна была состояться огромная выставка немецкого мастера. Она прошла в Москве в 58-м, с несомненным успехом. Многие уже были знакомы с этим жанром искусства — в первую очередь благодаря фотомонтажам отца, регулярно появлявшимся в центральных газетах.
Вместе с супругой Гертрудой (Тутти) Хартфильд провёл целый день у нас дома.
Ученик и учитель: А. Житомирский и Дж. Хартфильд, 1958
Джон не жалел восторженных эпитетов в адрес работ своего ученика. В какой-то момент, разглядывая очередной монтаж-листовку, воскликнул:
«Это как удар в открытую рану!»
Потом, просмотрев десятки работ своего последователя, Хартфильд в задумчивости произнёс:
«Да, не зря мы с Георгом Гроссом в годы Первой мировой войны придумывали политический фотомонтаж…»
Дату (1920 год) он назовёт чуть позже, когда я, воспользовавшись паузой, задам ему несколько вопросов. Сначала мы поговорим по-английски, но вскоре мне придётся прибегнуть к помощи его персональной немецкой переводчицы — я ещё только готовился поступать в Инъяз.
Тогда гость немного расскажет о детстве, первых шагах в искусстве, годах эмиграции. И подчеркнёт: политический фотомонтаж — искусство двадцатого века. Хорошо, что им занимается такой талантливый человек, как Александр Житомирский, и очень жаль, что жанр этот привлекает так мало художников…
У нас в гостях. Справа налево: Дж. Хартфильд, А. Житомирский, В. Житомирский, 1958
А в заключение фоторепортёр Галина Санько устроила небольшую фотосессию.
«Через пятьдесят лет такие снимки будут представлять немалую ценность», — посмеялся Хартфильд.
И как в воду смотрел: оригиналы всей серии хранятся в музейной коллекции одной из европейских столиц.
На протяжении следующих лет я оказался в эпицентре переписки отца с Хартфильдом — переводил письма в Берлин на английский. Правда, обратно они уже приходили обычно на немецком. Особенно интенсивной была переписка в период подготовки совместной выставки в Берлине.
Названная «В борьбе едины», она открылась к 70-летию Хартфильда в 1961 году. К участию в ней привлекли также создателя фотомонтажей из Польши Мечислава Бермана и замечательного чешского живописца Антонина Пельца (у меня много лет висела над диваном подаренная им небольшая картина: фиолетовый креол с острова Мартиника с петухом в руках). Пельц был добрым другом юбиляра и между делом рисовал политические карикатуры, что отнюдь не было сильной стороной его творчества.
Плакат выставки в Берлине с фотомонтажом Хартфильда, 1961
Представительная экспозиция стала заметным явление в культурной жизни ГДР.
Особенно сильное впечатление на посетителей производили отдельные работы отца с грандиозным сверхувеличением, чуть ли не три на четыре метра. Это существенно усиливало воздействие фотомонтажей. Их автор потом делился: монтаж от такого масштабирования многократно выигрывает, его убедительность возрастает в геометрической прогрессии.
М. Берман, А. Пельц, А Житомирский, Дж. Хартфильд на фоне фотомонтажа Хартфильда, 1961
Интересное наблюдение высказывает культуролог и искусствовед Эрика Вульф. По её словам, хотя название экспозиции очевидно имело в виду борьбу политическую, оно подразумевало в подтексте и борьбу за признание фотомонтажа, карикатуры и других видов искусства, связанных с политической журналистикой; более того, представленные работы подтверждали непрерывность авангардистских тенденций в социалистической культуре.
Последнее утверждение мне представляется излишне смелым: если такие тенденции и существовали, то под спудом. Хотя жанр политического фотомонтажа и позволял куда большие вольности в отношении формы, нежели прочие виды изобразительного искусства. В других случаях вопрос решался либо с помощью какого-нибудь постановления, либо посредством обычного бульдозера…
…Родители сдружились с четой Хартфильдов. По словам упомянутой выше Эрики Вульф, Джона и Александра притягивало друг другу помимо чисто профессиональных интересов то, что вопреки всем пережитым ими тягот и потрясений они оставались гуманистами.
В последние годы Хартфильд часто болел. Но не бросал творчества — оформлял книги, участвовал в создании театральных постановок.
К столетию со дня рождения бывший «отщепенец» удостоится в ГДР особой почести — почтовой марки с собственным портретом.
Марка к 100-летию фотомонтёра
По сути, власти замаливали свой грех — годы гонений в отношении талантливейшего художника, революционера в жизни и своём творчестве.
Сегодня могла бы быть выпущена ещё одна марка — в честь столетия самого́ политического фотомонтажа. Ведь дату его изобретения называл человек, давший ему жизнь.
Владимир Житомирский
