А ведь когда-то его ангельское личико с шапкой белокурых волос и огромными выразительными глазами украшало обложки журнала «Советский экран». Фильмы с участием Вити были событием для страны, его детские роли до сих пор остаются вне всякой конкуренции, а снялся он более чем в шестидесяти картинах, причем в половине из них был главным героем. «Марья-искусница», «Республика ШКИД», «Я вас любил...», «Старая, старая сказка»...
Он и сейчас выглядит как мальчик, только усталый — в феврале 2009-го отметил шестидесятилетие. Такие же огромные бездонные глаза, такие же пепельные с золотистым отливом волосы. Правда, взгляд из наивно-доверчивого стал неподдельно грустным.
Сегодня Виктор Порфирьевич — пенсионер, со стоянки уволился, но только на пенсию жить не собирается. Надеется: как только закончится кризис, его вновь позовут сниматься. Как это было три года назад, когда о нем наконец-то вспомнили и предложили одну из ключевых ролей в фильме «Граффити», который получил потом несколько фестивальных призов. А до этого — почти двадцать пять лет полного забвения.
Виктор Порфирьевич, давайте по порядку. За эти годы столько о вас ходило разговоров: и «умер от инфаркта», и «не просыхает», и «нищенствует на кладбище». Что было, чего не было?
Виктор ПЕРЕВАЛОВ: «Во-первых, совершеннейшая неправда, что я от нищеты могилы рыл. Это полный абсурд! На самом деле мы просто поехали на шабашку, зарабатывали на жизнь всякими подсобными работами. И так получилось, что однажды некому было выкопать могилу — ну нет мужиков в колхозе. Ну копал, ну и что?!»
А инфаркт-то случился из-за чего?
Виктор: «Да я не знаю. Не на Багамах живем-то! Мне кажется, в основном из-за жары...»
Насколько я понял, в кино вы попали случайно. Так?
Виктор: «Абсолютно. Семья никакого отношения к искусству не имела. В первом классе, помню, нас повели во Дворец пионеров на экскурсию. А там ассистенты режиссеров как раз искали мальчишек для фильма „Тамбу-Ламбу“. Снимал его Владимир Бычков, который позже снял „Город мастеров“ и „Достояние республики“.
Такая белая голова, как у меня, была единственная на весь класс и, я так подозреваю, на весь Дворец пионеров тоже. Вот меня из толпы и выхватили. Записали адрес, через какое-то время прислали повесточку с „Ленфильма“, и в итоге я сыграл одного из двух главных героев — Вовку».
А потом вас пригласили в знаменитую сказку Александра Роу «Марья-искусница»?
Виктор: «Нет. До этого был еще очень хороший фильм по Михалкову-старшему (Сергею Владимировичу) — „Сомбреро“. А в „Марью-искусницу“ я прошел очень большой отбор: человек эдак сто претендовали на роль Иванушки... Отобрали меня».
Как вам работалось с такими «глыбами», как Михаил Кузнецов, Георгий Милляр, Нелли Мышкова?
Виктор: «Для меня они были не „глыбы“, что я понимал тогда?! Просто партнеры по работе. Да, я смотрел только что вышедший фильм „Чрезвычайное происшествие“ про захват советского танкера с Кузнецовым в главной роли, очень нашумевший в то время. Я знал, что он знаменитый актер. Но все они вели себя со мной так запросто, так естественно, что я не чувствовал в них больших артистов. Помню, я уставал жутко, бывало, меня привозили со съемок домой, я ложился на кровать, и из носа в две струи хлестала кровь — от перегрева и переутомления. Но глядя, как работают эти дяди и тети, я не мог себе позволить упасть на землю, заколотить ногами и закапризничать: мол, голову напекло. Хотя съемки в „Марье-искуснице“ — это была почти пытка для ребенка. Меня обрили наголо, привезли в Ялту, естественно, в первый же день моя башка сгорела напрочь. И мне на эту сгоревшую голову надевали парик, по краям промазывали спиртовым лаком и приклеивали. Ох, как содранной коже было „приятно“! А однажды мы на пару с „солдатом“ Михаилом Кузнецовым грохнулись с трехметровой высоты, я повредил позвоночник и угодил в больницу. Но я хоть и был ребенком, работал по-взрослому».
Получается, детства как такового у вас не было?
Виктор: «Конечно, не было. Потому что практически все картины снимались месяцев по семь-восемь как минимум. А фильм „Балтийское небо“, на съемки которого я попал сразу после „Марьи-искусницы“, — аж два года. Даже если не находилось для меня больших ролей, всегда полно было эпизодических (к примеру, „Город зажигает огни“, „Дама с собачкой“ и так далее). Я же егоза: облазил все павильоны „Ленфильма“, смотрел — как и что снимают. И периодически режиссеры „ловили“ меня в свои картины. Ведь мальчишки все время нужны, а режиссеры, как и все нормальные люди, — ленивые. Зачем прочесывать всю страну? Есть вечно молодой Витька, его и снимай!»
Гонорары на что тратили?
Виктор: «Пока с родителями жил, все шло в семью. Я на руки денег не получал вплоть до фильма „Республика ШКИД“. Мама приезжала и получала за меня зарплату. А в феврале 1965-го я получил паспорт, и 26-го числа мне выдали лично в руки мой первый аванс — в той самой кассе, где все меня знали сызмальства. Пришел в павильон и сразу же наткнулся на Кольку Годовикова, который в будущем стал Петрухой в „Белом солнце пустыни“. Вот мы с Колюней и обмыли мое совершеннолетие — пошли в творческое кафе и выпили по пятьдесят граммов коньячку. И хотя смотрелись мы в то время на все тринадцать с половиной (я всегда гораздо моложе своих лет выглядел), нам без звука налили. Сели мы за столик, треснули, закусили шоколадкой и пошли такие все из себя гордые. Это был первый алкоголь в моей жизни».
А я где-то читал, что вы гудели два дня, пока все не спустили...
Виктор: «Нет, какое там гудели... Это было уже позже и не во время съемок. Хотя... Да, один раз мы хорошо загудели. Я снимался в «Я вас любил...» или в «Старой, старой сказке»... короче, съемки проходили в районе парка «Сосновая поляна» под Питером. Колька ко мне туда приехал, и мы с ним очень хорошо"поднакочевряжились«. Залезли в самолет Ил-2 — настоящий, привезенный для съемок. Там и «полетали».
Тайна «чешского дурака»
Раз уж о Годовикове зашла речь, расскажите, почему ваш друг оказался за решеткой?
Виктор: «Если честно, я никогда у него не спрашивал, что и как. Но я считаю, что во многом пацанский гонор сыграл с ним злую шутку. Это когда на все плевать: нары — так нары...
Я по себе знаю, что это такое. Я и сам запросто мог загреметь. Поскольку район у нас был новый, ребят съехалось много. Общались все как? Побегать, попрыгать, куда-то залезть, костер пожечь, покурить под кустами втихаря. Но были и пацаны постарше, они собирались кодлами, ездили в соседний микрорайон с кем-то драться. Некоторые заставляли мальцов в форточки лазать, воровать, а краденое продавали. Очень многие из нашего двора через это прошли, а вот меня старшие почему-то оберегали. Даже драться с собой не брали. А я бы пошел и в квартиру чужую на „слабо“ наверняка залез бы. За компанию, может, вообще невесть что сотворил бы.
Пацанский гонор по тем временам — великое дело! Кольке в отличие от меня не повезло, вот он и наворочал себе проблем. Кстати, мы с ним до сих пор созваниваемся, встречаемся редко — слишком большие по городским меркам расстояния нас теперь разделяют».
Поговорим о славе. В какой момент начался самый пик?
Виктор: «После „Я вас любил...“ Узнавали на улице, девочки вешались на шею, и все сопутствующее... Но опять же потрогать эту птицу славы было некогда, потому что следом обязательно уже шел новый фильм».
А почему не пошли учиться в театральный?
Виктор: «Честно? Лень! Учиться я не хотел никогда. После картины „Я вас любил...“ была мысль поступить во ВГИК, но режиссер Владимир Роговой отловил меня в коридоре „Мосфильма“ и затащил на другие съемки... Правда, вечернюю школу я все же окончил, уже в армии. Я считаю, что кино — это не театр. Если ты нужен, тебя и без института позовут, а не нужен — с тремя не возьмут. Сколько я знаю ребят, которые штаны просиживают. Некоторые из них по два вуза окончили. Я же учился прямо на площадке, как тот Ванька Жуков. Да и как не научиться, если мимо меня великие люди ходили!»
С кем еще из звезд вы дружили?
Виктор: «С Михаилом Ивановичем Пуговкиным! Помню, на съемки «Годен к нестроевой» он приехал с супругой Александрой Николаевной. А поскольку деньги по молодости улетучивались из моих карманов моментально, Александра Николаевна всегда меня подкармливала. Михал Иваныч тоже поддерживал, периодически проигрывая мне в карты. Бывало, видит, что я пустой, голодный, звонит: «Витька! Я новую систему придумал в „чешского дурака“. Давай заходи, я тебя „сделаю“! Часа два посидим, рублей пятнадцать я у него „выиграю“. Все — побежал ужинать...
У Юры Белова я в Москве жил неделю, он ведь тоже всю жизнь играл „чайников“. И у него тоже была трагедия из-за того, что такой образ оказался больше не нужен.
Еще с Олегом Борисовым у нас сложилась дружба во время съемок фильма „Город зажигает огни“. Несмотря на большую разницу в возрасте, мы были с ним на „ты“. Последний раз мы с Олегом встретились в гостинице „Минск“ году в 79-м. Сидели в номере, ели бутерброды с красной рыбой и пили коньяк. Они с Леней Неведомским, с которым вместе работали в БДТ, говорили о высоких материях. А я смотрел разинув рот на них и пребывал в эйфории.
Очень хорошие отношения сложились у нас с Олегом Далем. Мы подружились на съемках „Старой, старой сказки“. Я играл принца, а он — солдата. Позже частенько встречались с ним на „Ленфильме“. Он же ненамного старше меня, поэтому почти как к младшему брату относился. Очень по-доброму, по-дружески. В пику Марине Нееловой, которую он все время пытался подколоть, подцепить (может, в силу каких-то чувств, но поскольку не знаю, то и не продолжаю тему)».
Говорят, у Даля был очень тяжелый характер...
Виктор: «Я тоже слышал об этом, но сам не замечал. Работать с ним было необычайно легко. Поддавать он поддавал, но не на „Старой, старой сказке“. Помню, был такой случай: на „Ленфильме“ вывесили приказ „Даля не пущать!“, а я провел его через знакомого охранника... Последняя наша встреча была жуткой. Снимался фильм о блокаде, где он играл, кажется, балетмейстера. И я навсегда запомнил момент: лютая зима, набережная Невы, какой-то дом с выбитыми стеклами, засыпанный снегом троллейбус, грузовик. Между ними пятачок земли на месте когда-то взорванной церкви. Сумерки. Я иду и вижу: метрах в пятистах спиной ко мне стоит человек в солдатской шинели. Я сразу догадался, что это Олег. Как? До сих пор загадка... Режиссер объявил перерыв, Олег ко мне подошел, мы перекинулись о житье-бытье. А через год он умер».
Полный пердимонокль
Вы с юных лет привыкли к женскому вниманию. Помните, когда первая любовь случилась?
Виктор: «Да как у всех, наверное. Лет в четырнадцать впервые влюбился, потом разлюбился. Я как-то спокойно всегда к этому относился. Даже критически. Когда на улицах подходили, я всегда понимал, что подходят к тому, кого они видели на экране. И вел себя, я бы сказал, крайне хладнокровно. Фигушки, а не отношения! Я прекрасно отдавал себе отчет в том, какова природа этого влечения ко мне, и не путал божий дар с яичницей».
Но пользовались?
Виктор: «А почему нет, если девчонки всегда были на расстоянии вытянутой руки. Бери — и вперед! Это сейчас звезды боятся до кого-нибудь пальцем дотронуться. То засудят, то жениться заставят, то мильоны отберут. А в наше время все было спокойно — повстречались, разошлись. Особенно когда уедешь на полгода в какой-нибудь Урюпинск. Что там делать, если не найти какую-нибудь девчонку, две, три... Помню, на Чегете мы больше четырех месяцев снимали картину „Сын чемпиона“ про горнолыжников. Приехали туда суровым мужским коллективом перед Новым годом, то есть абсолютно не в сезон. Гостиница пустая, кроме нас — ни души. Кинотеатр закрыт, библиотеки, музеи не работают, даже газету не купишь. Световое время, пригодное для съемок, с десяти утра до четырех вечера, дальше — темень. Что делать? Естественно, бухать. Пили по вечерам всякую дрянь — портвейн „Кавказ“, который еще хуже, чем „72“, и „Солнцедар“. Мы все просто озверели! И вдруг в середине января начался сезон, поехали „турыстки“. Что тут началось! Все мигом протрезвели, встрепенулись, ну и... пользовались бешеным успехом у прекрасного пола. К счастью, писем, что на Колыме подрастает мой сынок, не получал никогда».
Яркие любовные приключения были?
Виктор: «Я такой человек — либо влюбляюсь до смерти, либо мне все до лампочки. Снимались мы в Сочи в каком-то фильме, и как-то раз в ресторане за соседним столиком оказалась симпатичная певичка. Красоты небесной! Мой коллега влюбился без памяти. Как познакомиться? Послать ей шампанского? Очень дурной тон. В Сочи шампанское „от нашего стола вашему столу“ под вечер летает ящиками. Я говорю: „Подари ей цветы!“ — „А где их взять-то практически ночью?“ И действительно, это был полный пердимонокль: в Сочи ночью негде купить цветы! За каждым забором с собаками — цветут и благоухают, а купить негде. Фантастика! Я пропахал весь город вдоль и поперек, собак „уговаривал“, проклял все на свете. Конечно, в итоге нашел, приволок огромный букетище, но запомнил тот день на всю жизнь».
Девушка оценила порыв?
Виктор: «Как раз это все и решило! Когда у них разгорелся роман, она призналась, что „шампанским готовы заливать с утра до вечера, а цветов ни одна сволочь не подарила ни разу!“
А если говорить о моих любовных приключениях... В то время было совершенно другое отношение к артистам. Да и у меня все-таки был имидж лирического героя, а не мачо, как сейчас говорят. Таков мой герой — за ручку подержаться, в щечку поцеловать, под окнами полдня потоптаться, любимое имя на снегу вывести... И никакой постели! В Минске ко мне на улице подошла девчонка. „Можно с вами поговорить?“ — „Да“, — отвечаю. Оказалось, она пишет стихи. Взяли пива, пошли ко мне в гостиницу. И что же, как вы думаете, мы всю ночь напролет делали? Она до утра читала стихи, а я слушал. Утром проводил ее, и все. И таких историй — уйма. Если и была, то очень-очень добрая любовь, спокойная...»
Расскажите, как познакомились с супругой. Не на съемочной ли площадке?
Виктор: «Нет. Она к этому никакого отношения не имеет. Я после армии снимался в фильме „Аня и Алеша“. Однажды друзья затащили в ЦПКиО на Кировские острова. Прекрасно отдохнули. На обратном пути захотели купить пышек. А очередь просто огромная! Пока стояли, я глаз на нее и положил. Смотрю: мнется в сторонке такая вся на контражуре девчонка. Потом оказалось, что она терпеть не может стоять в очереди. Я принципиально никогда не „торговал лицом“, хотя оно к тому времени было известным. Но для нее сделал исключение — взял пышки без очереди. Но только ей. Дождались мы моих знакомых и пошли вместе. Вот так уже тридцать пять лет вместе и идем. Кстати, она не знала, что я артист, пока меня не увидела одна из ее подруг. А для меня, как я уже говорил, важно, чтобы меня любили как Виктора Перевалова, а не как принца с розой из „Старой, старой сказки“. Возможно, это все и решило».
Безбашенный кран
Хотелось бы затронуть не самую приятную для вас тему алкоголя...
Виктор: «Ну почему, во время потребления она очень даже приятна. Зато утром...»
Итак, роман с зеленым змием был?
Виктор: «Был, большой был роман. Причем когда есть работа, то он без последствий, а вот когда работы не стало... Какое-то время я старался без дела не сидеть, но толком ведь ничего не умею, кроме как сниматься в кино. А когда в тридцать с лишним лет остаешься без профессии... Тормоз пропал! Утром на съемку не надо, о внешнем виде заботиться нет необходимости. Поэтому можно себе позволить все что угодно. Раз или два позволил — потом уже неделю не остановиться. Спасибо жене, каждый раз вытаскивала. Где с боем, где как, но до сих пор жив, не помер. Понимаете, я запойный во всем. В карты я с трудом, но бросил играть, потому что мне нельзя — я остановиться не могу, всегда проигрываюсь в пух и прах. Очень азартный. Если книга хорошая попадется, могу читать не отрываясь, забыть обо всем на свете. Точно так же и с водкой. Правда, сейчас уже года четыре вообще в рот не беру, тьфу-тьфу-тьфу! Но, как говорится, не зарекаюсь...»
Оставшись без работы, вы не пробовали обращаться к знакомым режиссерам, актерам — вдруг помогут?
Виктор: «Знаете, кинематограф — такой специфический, суровый мир, он ошибок не прощает. Год сидишь без съемок, потом придешь на киностудию, которой отданы лучшие годы, и та-а-а-кое о себе услышишь. Уши вянут! Лично я и „в дурдом попадал“, и „спивался до белой горячки“, и „в тюрьму сажали“, и „вообще помер под забором“. Люди меня встречают на улице и креститься начинают: „Разве ты жив?!“ Однажды моей жене сказали, что по телевизору передали в новостях: „Твоего Витьку на съемках зарезали!“ Хорошо, я именно в тот день домой вернулся... Не знаю, кто эти байки „рожает“, но они сыплются как из рога изобилия. Вроде и врагов никаких нет, а вот на тебе!»
Принц и нищий
Какие роли, на ваш взгляд, останутся в золотом фонде?
Виктор: «Я вас любил...» точно останется! «Марья-искусница»... Она хороша чем? Тем, что на века. И снята шикарно, и сама сказка абсолютно не зависит от того, что у нас в Кремле происходит. Моя внучка на ней выросла. Причем когда ей объясняли, что вот этот мальчик — ее дед, она думала, что все это какие-то «китайские шутки».
Почему вы не вспоминаете, например, «Старую, старую сказку»?
Виктор: «Она интересна по ансамблю, но лично для меня неинтересна по процессу работы. Конечно, здорово было с Олегом Далем общаться, с Игорем Дмитриевым. Там и Георгий Вицин, и Георгий Антонович Штиль, и Владимир Этуш... Великая команда. Но как только сказали: „Стоп! Съемка окончена!“ — все по своим домам. Поэтому, кроме работы, и воспоминаний никаких. Надежда Николаевна Кошеверова всех нас в первый день познакомила: это Витя, это Мариночка, а это Георгий Михайлович. Только она в сторону, Вицин хитро так обвел всех взглядом и сказал: „Для вас я — дядя Гоша!“ Помню, едва объявляли перерыв, мужики все курить бежали, а он на диванчик: блыньсь — и отключился. Через десять минут все возвращаются, он встал — и в кадр. Фантастика! Мы, наверное, недели две по ночам снимали, ближе к утру у всех глазки красные, лица осоловелые, а дядя Гоша как огурчик. Блестящий ансамбль, ничего не скажешь, но вот не было между- собойчика после съемки...»
Когда вы поняли, что ваша звезда закатилась?
Виктор: «В самом начале 80-х, после „Трактира на Пятницкой“. Сидю. Сидю. Вроде бы и фильм вышел, и неплохо пошел, но никто не зовет. Я тогда брался за любые эпизоды, лишь бы деньги платили. Вскоре на экраны вышел фильм „Трудный возраст“ с Юозасом Будрайтисом в главной роли. Он играл дегустатора на парфюмерной фабрике, у которого вдруг нюх пропал. Я снялся там в эпизоде и совершенно забыл про эту картину. И вот как-то стою возле пивного ларька, пиво пью, ребята соседские мне говорят: „Вить, вчера кино смотрели, где герой нюх потерял. Ты там появился и тут же — раз! — и пропал! Тебя что, вырезали?“ А я милиционера в сапогах сыграл, сапоги эти помогли Будрайтису нюх вернуть: он вспомнил, что они ваксой воняют. В фильме один раз мое лицо показали и четыре раза — сапоги. Я понял, что все, вышел в тираж. Надо что-то другое искать. „Милицейские сапоги“ хватит играть. В общем, психанул и ушел! И надолго выпал из обоймы».
Сами как объясняете, почему так получилось?
Виктор: «Очевидно, вечный ребенок, эдакий лопоухий „чайник“ не от мира сего, стал не нужен. Отошел мой типаж. Был нарасхват, а потом — все!»
Чем же зарабатывали на жизнь?
Виктор: «Всем подряд, что могло прокормить. Крутил гайки монтером пути в метро. Никто и не догадывался, что артист Перевалов по ночам „рельсы выпрямляет“. Четыре года ездил на шабашку в совхозы Воронежской области. Даже на машину заработал... В 85-м году, когда Горбачев с алкоголем начал бороться, я устроился в винный магазин грузчиком. Вот где золотая жила была, особенно учитывая, что я был единственный из них непьющий. Немножко полубизнесом, полупосредничеством пробовал заниматься в начале девяностых. Даже в Америку летал работу искать. Еще мне не раз предлагали посидеть в разных бандитских конторах зиц-председателем, когда был разгул первичного накопления капитала. И деньги сулили приличные. Естественно, если в офисе сидит бандюган, никто не даст ни копейки, а если посадить меня, с моим приятным лицом, внушающим доверие, с глазами, которые не лгут... Но я отказывался — очень уж не хотелось садиться в тюрягу».
Бывали минуты отчаяния, когда хоть в петлю?
Виктор: «Иной раз у меня просто не было зарплаты никакой, слава богу, жена на заводе работала, ей стабильно платили. Но сейчас ее сократили. Приходится думать, как выжить на мои три тысячи рублей, как операцию по удалению катаракты сделать, а то не вижу почти ничего. Хорошо, что мы хотя бы не бомжи...»
Это правда, что ни один ребенок не сыграл столько ролей, как в свое время Витя Перевалов?
Виктор: «Да, пожалуй! Кто у нас в детстве снимался? Проклова, но немного. Витька Косых, Сережа Шавкуненко, пока его не убили. Наташа Селезнева в первый раз снялась совсем малипусенькой, такая была симпатяга с бантиками — раскрасавица. Но я раньше всех начал и детских ролей больше всех сыграл однозначно».
Несколько лет назад вы снялись в картине Игоря Апасяна «Граффити». Это правда, что на премьере весь зал вам аплодировал стоя?
Виктор: «Правда. Я даже видел, как две молодые девчонки в партере рыдали».
И как вам далось «возвращение блудного сына»?
Виктор: «Знаете, когда Игорь позвонил, предложил роль почти бомжа, битого жизнью деревенского философа, сначала не поверил. Поэтому от радости по квартире не прыгал. А когда все стало реальностью и меня утвердили на роль Клизи, конечно, кураж был. По кино я очень соскучился. И не думал, что картина будет иметь такой успех и ее купят в Японии, Германии, Израиле. Теперь мои новые фотографии есть в актерской базе на Киностудии имени Горького и на „Мосфильме“. Недавно опять снялся, причем не где-нибудь, а в „Братьях Карамазовых“ у Юрия Мороза. И вообще у меня столько в последнее время было интересных предложений! Эх, если бы не кризис...»
О чем жалеете больше всего?
Виктор: «Обидно, что весь красочный фейерверк пришелся на начало жизни. Лучше бы наоборот».
Материал: Андрей Колобаев
