Радикализм и юность, вообще-то, нередко идут рука об руку. Вспомним, что народовольцы комплектовались не из тех, кому за сорок. Хуже другое. Как случилось, что в стране, победившей «коричневую чуму», новое поколение выбирает наци?
В одно солнечное, субботнее и не предвещавшее ничего дурного утро моя подруга затеяла уборку и наткнулась на девичий дневник. Естественно, не удержалась от любопытства: старательный почерк ее сокровища, тринадцатилетней Настюши, выводил отнюдь не виньетки и чувствительные стишки, а какие-то лозунги и призывы к беспощадной борьбе. Было там что-то про идейность и самоотречение. Дойдя до слова «фюрер», несчастная мамаша едва удержалась от попытки отравления полиролью. Девочка, воспитанная на Тургеневе и Толстом, учится в гимназии, на клавикордах играет. И вдруг такое!
Скажете, «бывает»? Тогда история про мальчика. Тоже, между прочим, умница, студент юрфака, увлекся боевыми искусствами. Родители, оба кандидаты наук, не могли нарадоваться, пока не выяснились подробности. Юноша примкнул к организации, где к гармонии тела стремятся совсем не для того, чтобы произвести впечатление на слабый пол, а дабы не только словом, но и кулаками постоять за возрождение русской идентичности, снедаемой «дикой цивилизацией» не то Кавказа, не то Средней Азии. Эти примеры, что называется, из ближнего круга. Если посмотреть глубже, то всплывет весьма неутешительная статистика (ФОМ, февраль 2011), а то согласно которой в стране насчитывается более десятка движений, откровенно проповедующих ксенофобию и расизм, в рядах которых состоят тысячи людей от 18 до 25 лет. Почему, вы спросите, они туда идут?
Чтобы попытаться это понять, можно зайти на сайт, а еще лучше посетить мероприятие одной из таких организаций. Жесткая иерархия, ритуалы и свастики, истерически-надрывная эмоциональность с оруэлловскими пятиминутками ненависти и пустое, если не сказать наивное, содержание — вот что бросится вам в глаза. «Мы выступаем за новое государство, — сообщается в миссии некоего братства меча и орала. — Сначала это будет конфедерация между Германией, Данией и Россией. Точнее — Русью. Мы переименуем в Русь. В будущем это перерастет в единое что-то...» «Инородцы оккупировали все красивые города России, — значится в другом „документе“. — Они занимают квартиры, предназначенные для нас. Пьют нашу воду. Топчут нашу землю. И ничего за это не платят». Или вот еще: «Вначале надо стать героем, доказать себе через борьбу, тюрьму, кровь, что ты герой, захватить с товарищами страну, и тогда поворачивай ее, куда угодно. Мы белые воины...» Хвататься за ремень или бежать за валидолом, если это касается вашего ребенка, — дело темперамента. Пустое, надо сказать, дело.
ЗАКОН ДЖУНГЛЕЙ
«Глянешь окрест, зреет протест» — так, ненавязчиво-изящно, кажется на Фейсбуке, выразили суть того, что социологи называют общественной фрустрацией. Далее приводились цитаты из американского фантаста Уильяма Тэна про общество, в котором правит усредненный человек со всем его конформизмом, напускным гедонизмом и потребительским задором. В общем, пока мы обставляем свою хату с края в стиле лофт, молодежь ищет эмоциональной поддержки в радикальных партиях. Или — от чего-то бежит?
«Те, кому сейчас 14 или 15 лет, чувствуют себя эмоционально отверженными, — считает директор Центра новой социологии и изучения практической политики „Феникс“ Александр Тарасов. — И не последнюю роль здесь играет специфика подачи информации на телеведении и в СМИ. Когда с телеэкранов ежедневно рассказывают о том, что очередной чиновник сел за взятку, что экономика строится на „откатах“ и „распилах“, а родители не скрывают, что изо дня в день всячески „демонстрируют лояльность“ компании, которую они ненавидят, у подростков возникает ощущение, что будущего нет: цинизм, унылая служба, псевдокультура и незащищенность. Кроме того, социальное расслоение достигло таких масштабов, что о „проблемах молодежи“ как таковой и говорить не приходится: интересы детей из обеспеченных семей и из „простых“ антагонистичны».
Все, конечно, так, скажете вы, но почему же выбор падает на организации профашистского толка, а не идут они, скажем, к антиглобалистам или к зеленым? Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо разобраться в сути ксенофобии, которая и лежит в фундаменте большинства движений, о которых мы ведем речь.
КТО НЕ С НАМИ, ТОТ ПРОТИВ НАС!
Ксенофобское мышление подчиняется логике угрозы и законам страха. Ощущение себя в небезопасности деформируют восприятие реальности. Тот, кто постоянно чего-то боится, опирается уже не на факты, а на подозрения, на собственные проекции тревог и на приписывание другим мотивов злого умысла. Эта «болезнь» может проявиться не только у отдельно взятого человека, но и у целой группы. Для определения состояния общества, в котором широко распространены такие настроения, психолог Дж. Сорвер-Фонер ввел термин «социальная паранойя», когда при определенной интенсивности психопатологических процессов на бессознательном уровне отбираются «чужаки», на которых проецируется все то, что социальный параноик считает для себя нежелательным. И эти заблуждения направлены в первую очередь на тех, кого легко идентифицировать как «не своих».
«Проекции и есть главная психологическая защита ксенофоба, — считает доктор психологических наук, профессор кафедры психологии личности факультета психологии МГУ им. М. В. Ломоносова Галина Солдатова. — Ксенофоб объясняет и структурирует окружающий мир в рамках логики „своих“ и „чужих“, которая неизбежно приводит к поискам внешнего врага. Также для этого типа мышления характерно двухполюсное восприятие мира: „черное — белое“, „добро — зло“, „свет — тьма“. Например, в соответствии с такой логикой все, что думает ксенофоб, кажется ближе к полюсу истины, а все, что думает его оппонент, — к полюсу лжи. Субъективно это состояние переживается как борьба истины с ложью, в эмоциональной сфере преобладают чувства своей значимости, тревога и страх».
Еще одна особенность психологии ксенофоба в том, что он видит четкую границу между нормой и патологией и стремится к «норме», к усредненному представлению о человеке, когда все выходящее за пределы привычного вызывает чувство неприятия, протеста и отвращения. Немецкий социолог, философ и психоаналитик Эрих Фромм называл это патологией нормальности, когда индивид усиленно старается быть таким, как большинство, то есть соответствовать общепринятым нормам. По мнению Фромма, такая позиция патологична, ибо жестко ограничивает социокультурное пространство человека и мешает его самореализации.
Принято считать, что поиски правды в фашиствующих организациях характерны для молодежи из неблагополучных семей, малообразованной и живущей за чертой бедности. Однако сочувствие подобным движениям выражают внешне благополучные старшеклассники, студенты лицеев и гимназий. Исследования, проводимые Институтом психологии РАН, показали, что почва для радикализма формируется не столько в социальных низах, сколько в семьях, которые ориентированы в большей мере на ценности и стереотипы группы, клана, а не на интересы личности.
Доктор психологических наук Галина Солдатова отмечет, что важную роль здесь играют культурные особенности в переживании чувства вины, которые зависят от традиции и стиля воспитания в семье. «Там, где детей рано приучают к независимости и самостоятельности, более интенсивно развивается способность переживать вину и формируется умение справляться с ней. Те же, кто воспитывается в культуре, ориентированной на интересы группы, подвергаются большему количеству запретов и предрассудков. Даже если таким детям удавалось избегать „санкций“ со стороны взрослых, чувство вины как психологическое внутреннее наказание останется с ними на подсознательном уровне».
ДАТЬ РЕМНЯ?
Вряд ли среди взрослых, взрастивших юных нацистов или сочувствующих, найдется много тех, кто поощряет такой ход мыслей. Кто-то смотрит на увлечения чада сквозь пальцы («никуда не денется, перебесится»), кому-то просто не до того — своих дел навалом, но большинство нормальных, заинтересованных родителей испытывает, что называется, культурный шок. Эмоции варьируются от «Он не в себе» до «Совсем от рук отбился. Надо как следует наказать!». Если вам «повезло» и вы «в теме», то наверняка знаете — ни то, ни другое не помогает. Первое, чего не советуют делать специалисты в этой ситуации, это как раз ругать, распекать и осуждать инакомыслие. Подросток воспринимает ваш праведный гнев как отвержение, что возведет еще одну стену на пути к пониманию и эмоциональной близости. А вам необходимо, напротив, установить контакт. Конечно, если, не дай бог, жутковатая идеология выходит за рамки досужих разговоров и дневниковых записей, без профессиональной помощи не обойтись. Но в любом случае «фашиствующего» ребенка надо снова научиться принимать и понимать. Поэтому приведем несколько мифов, во власти которых обычно находятся те, кто столкнулся с этой проблемой.
«ДА ОН ПРОСТО НЕНОРМАЛЬНЫЙ!»
В юном возрасте очень важно чувство братства, четкие жизненные установки (да — да, чтобы черное было черным, а белое белым), нужны и те самые «свои — чужие». Если на нескончаемые и, откровенно говоря, скучные взрослым и занятым людям беседы о добре и зле («пацанах» и не «пацанах») вас не хватает, не исключено, что ребенок начнет искать ориентиры вне семьи. «Нечто подобное молодые часто находят как раз у радикалов, — отмечает Александр Тарасов. — Выход, мягко говоря, сомнительный, но ведь и пятнадцатилетние — не Спинозы и не Гегели. Даже если у них есть природные задатки, многие из них обделены знанием, подлинным образованием».
«У НЕГО НЕТ СВОЕЙ ГОЛОВЫ НА ПЛЕЧАХ, КУДА ПОМАНЯТ, ТУДА И ИДЕТ»
Это, кстати, не только у него или у нее. Это типично для всех тинейджеров. Эксперименты показали, что категория «мы» для людей в возрасте от 5 до 15 лет выступает основной точкой отсчета. В дошкольном возрасте в нее попадает все известное, знакомое, испытанное, причем объекты «мы» окрашены не только позитивно, но и негативно. У старших школьников эта категория сужается и приобретает «элитарный» характер. Подросток активно ищет «своих». Происходит отсортировка, и теперь в «мы» входят, главным образом, люди и социальные группы, которые будут для подростка референтными. «Они», напротив, начинает увеличиваться в размерах. Но если у дошкольников категория «они» всеобъемлюща, то у подростков это содержательно и эмоционально очень определенная категория. «Они» — уже не тайна за семью печатями. Это сложный, интересный и небезопасный мир. Эмоциональный дисбаланс между категориями достигает в этом возрасте своего пика. В соответствии со свойственным подросткам максимализмом «мы» превращается у них в однозначно позитивную категорию, «они» — в негативную.
«ПРИЛИЧНЫЙ ЧЕЛОВЕК НЕ МОЖЕТ БЫТЬ КСЕНОФОБОМ»
Страх чужого («ксенос») в той или иной мере свойственен всем людям. Данные тестов, проводившихся американскими психологами, показали, что даже у тех, кто считает себя образчиком толерантности, непроизвольно увеличивается частота морганий, когда он видит на картинке лицо представителя другой расы. Так что у ксенофобии существует четкая биологическая природа. Другое дело, что, когда мы ведем себя непримиримо, мы откатываемся на примитивные стадии развития, назад в пещеры.
Дарья Ефремова
http://www.psyh.ru
