Роман Евгения Водолазкина «Лавр» очень вовремя приходит на сцену, считает Дмитрий Певцов. Он надеется, что, если зритель зайдет в храм после театра, для создателей спектакля это будет успех. А скандал вокруг постановки — бессовестная вседозволенность. Об этом народный артист России, играющий в «Лавре» заглавную роль, рассказал «Известиям» после премьеры в МХАТ имени Горького.
— Когда вы получили предложение сыграть Лавра в спектакле Эдуарда Боякова, сразу согласились?
— Еще год назад я бы сделал все, чтобы свести разговор на нет, потому что не верил, что можно инсценировать этот роман. Но через пять месяцев я попал на первую репетицию и увидел, что есть автор и роман звучит. Дальше шансов отказаться от роли у меня не было. Произведение Евгения Водолазкина уникально во всех смыслах. Прежде всего это великий русский писатель. Он обратился к средневековому периоду истории Руси. А у нас не так много художественной литературы, которая к этому периоду обращается. Среди наших современников Водолазкин, мне кажется, единственный. Как нет романа, главным героем которого становился бы святой. И хотя это вымысел, книга производит сильнейшее впечатление.
— Как вам кажется, удалось режиссеру передать авторский замысел?
— Безусловно, суть романа сохранена. В спектакле присутствуют и смысл, и авторский посыл.
— Интерес режиссера понятен: жития святых еще не пытались инсценировать. А вас чем заинтересовал «Лавр»?
— Меня привлекли сам роман и возможность поучаствовать в его показе на сцене. У меня такое ощущение, что сейчас такого рода произведения люди читают гораздо реже, чем ходят в театр и уж тем более в кино. Для них встреча с этим романом и его инсценировкой очень полезна.
— Человек, пришедший в театр, после спектакля может пойти в храм?
— Если, выйдя из театра, зритель хотя бы почувствует любопытство и зайдет в храм, для создателей спектакля это уже будет успех. А если он заинтересуется христианством, православием, житиями святых, это будет серьезная победа. Обычно зрители забывают спектакль через три минуты после окончания поклонов.
В 1971 году, когда на экраны вышел фильм «Офицеры», количество желающих поступить в военные учебные заведения, увеличилось, кажется, в 14 раз. Такова сила воздействия искусства на сердца и души людей.
Думаю, спектакль все-таки поспособствует тому, что молодежь заинтересуется русским Средневековьем. За последние 5 тыс. лет человек ведь не изменился, мы так же плачем от потери, так же влюбляемся, страдаем, испытываем счастье.
— А ваша дорога к храму была долгой?
— Я до сих пор нахожусь на этой дороге.
— Как вы выстраивали образ героя, который из обычного человека перерождается в святого?
— Я не могу сказать, что нашел ключ к герою. Пока я еще в пути. Было всего два месяца репетиций. Но мне кажется, отличительная черта такого рода людей в том, что они разбирались со своими грехами. Они любили и отдавали все, что можно, другим людям. Не осуждали, не злословили, не гневались. А все претензии прежде всего обращали на свои несовершенства.
Феномен этого спектакля в том, что он демонстрирует, как человек всю жизнь искупает грех и не может его искупить. Он считает себя недостойным. Но всеми своими поступками доказывает обратное. Он даже не знал, что стал святым. Наверное, об этом надо было рассказать так, как это сделали на сцене МХАТ им. М. Горького.
Роль Лавра для меня прежде всего разговор о том, к чему нужно стремиться, о грехах и важности покаяния и очищения. Мне очень нравится фраза героя: «Твое только то, что ты отдал другим». По православным понятиям любить — значит отдавать. И он отдавал всю свою жизнь.
— Погружаясь в историю героя, возможно, вы заметили, что с вами тоже произошли какие-то трансформации?
— Я жду, что когда-то это начнет происходить, когда я буду свободно дышать и распределюсь в этом спектакле стопроцентно. Мне проще, когда я уже играю Лавра в старости и выхожу в костюме, гриме, — это самая простая задача.
— В спектакле на экран выводят огромный портрет вашего персонажа в старости. Красивый старик с окладистой бородой. Себя в эти годы представляете? Не страшно туда заглядывать?
— Нет, у меня нет никаких страхов. А борода вообще моя давняя мечта. Еще с тех пор, как начал работать в театре, хотел отпустить бороду, чтобы не бриться. По поводу красоты: спокойно к этому отношусь, я же не девушка. Моя профессия абсолютно не мужская, но я не до конца артист, слава богу. Поэтому у меня здоровая психика.
А в старости я себя не представляю. Никогда не задумывался о возрасте. Каким-то стариком я буду, но сейчас этот вопрос меня не интересует. Что точно знаю, так это то, что умру, как и все, когда-нибудь.
— Было такое увлечение в соцсетях — загружаешь свое фото и тебе выдают твой облик лет через тридцать. Вы не баловались?
— Видимо, у людей столько свободного времени, что они такой ерундой занимаются. У меня не было такого желания.
— В постановке о Средневековой Руси задействовали новые технологии. Это уже не классический МХАТ, а некий новый театр с масштабными и даже опасными на первый взгляд декорациями.
— Совокупность технологических новшеств и текста романа способствует тому, чтобы передать его суть зрителю. Используется комплекс средств и приемов, которые давно уже известны в театре: видео; музыканты, исполняющие аутентичную музыку; сложные декорации. Самое же главное новшество состоит в том, что создателям спектакля удалось найти особый театральный язык. С его помощью серьезное произведение Евгения Водолазкина стало зрелищным.
— Сложная задача стояла перед актерами. Очень много текста пришлось выучить. Было трудно?
— Самое трудное было овладеть этим объемом. У меня как у рассказчика он огромный, пришлось вникнуть. Текст Водолазкина великолепен, и постановщики отнеслись к нему бережно. Сохранили даже старославянский, которого в романе не так много. Мне показалось, что это даже не до конца актерская работа, скорее больше дикторская. Передо мной стояла задача научиться управляться с текстом и уловить нужное состояние героя. Роман великого писателя должен доходить до каждого смотрящего спектакль.
А декорации меня не пугали. Когда я попал в репетиционный зал, вместо многоэтажной металлической конструкции там стояли простые строительные леса. И с большой радостью я воспринял участие в спектакле блистательных музыкантов. Я очарован этим коллективом и каждым музыкантом в отдельности. Их всего трое, но это совершенный оркестр, который создает ни на что не похожую аутентичную музыкальную структуру. Варвара Котова так исполняет песнопения и аккомпанирует себе на гуслях и колесной лире, что можно просто заслушаться. Музыка — одна из мощнейших составляющих спектакля.
— Вашим партнером стал Леонид Якубович. Он был очень убедителен в роли старца Никандра. Вам не кажется, что Леонид Аркадьевич задержался на телевидении и ему пора в театр?
— Нет. Я думаю, ему не пора в театр. Он человек отдельных ролей. В этой постановке работает все его прошлое, в том числе и телевизионное. В сочетании с гримом и текстом оно дает убедительный эффект. И это абсолютно верный выбор режиссера. По задумке Эдуарда Боякова роль старца Никандра должен был сыграть человек не из театрального мира. И с этой ролью Леонид Якубович справился прекрасно.
— Вы часто высказываете свое мнение в поддержку или защиту.
— Имею право. Почему бы не высказаться?
— Не успел спектакль выйти, как разразился скандал. Кто-то выложил фотографию с репетиции, где на экран выводится изображение обнаженного мужского тела. У МХАТа много хейтеров. Оптимисты сочтут пересуды дополнительной рекламой, пессимисты присоединятся к стану негодующих. Вы больше пессимист или оптимист?
— Очень легко что-то ругать и деструктивно действовать, а вот что-то самому сделать гораздо сложнее. Большинство СМИ сейчас заряжены на скандал. А скандал — это рейтинг. Негатив ищут даже там, где его не может быть. Поэтому я уже давно перестал обращать внимание на то, что пишут или говорят по поводу любого события. Пока не увижу лично то, о чем разговор, никак не оцениваю.
Эта вседозволенность вылезла после развала Советского Союза. Вроде как бы пресса свободная. Но забыто, что свобода подразумевает прежде всего совесть, честь, достоинство, моральные принципы. Все это ушло, а свобода осталась. Вот и получается, по-русски говоря, хрень собачья.
— Кому бы вы порекомендовали посмотреть спектакль?
— Всем без исключения порекомендовал бы этот спектакль. Даже либералам. Я чувствую, как после длительной самоизоляции изменился зритель, как люди жадно смотрят на сцену. «Лавр» очень вовремя приходит в театр
Зоя Игумнова
