Зинаида Ивановна Цыбулько (урожденная Новикова) - настолько лучезарная и добрая женщина, что простая встреча с ней моментально дарит букет светлых эмоций. Ее жизнеутверждающий характер еще сильнее впечатляет, если познакомиться с ее судьбой, особенно с ужасами, перенесенными ею в юном возрасте. Вашему вниманию - страшная и чудесная история Зинаиды Цыбулько.
Зинаида родилась в Ленинграде 24 октября 1928 года. Единственный ребенок в семье, она жила с родителями и бабушкой в квартире на Апраксином переулке (Фрунзенский район, одна трамвайная остановка до Невского проспекта). Ее родители, Иван Акимфович и Елена Егоровна Новиковы - коренные петербуржцы. Папа - художник, гравировщик посуды. Художественные способности от него передались и дочери.
Позже Иван Акимфович стал работать мастером на заводе "Электросила". Мама трудилась на картонажной фабрике, изготавливала коробки для конфет и духов. В 8-летнем возрасте девочка пошла в школу. Жили тогда вполне мирно и благополучно, ездили на дачу - снимали комнату в Детском (Царском) Селе. Проживавшие там старушки-кликуши пророчили большую войну, правда, к 2000-му году.
В реальности катастрофа надвигалась гораздо стремительнее.
Начало Второй мировой, в частности, Финская война семьи Новиковых коснулась мало. Единственное неудобство - порой приходилось завешивать окна маскировкой. Насколько недалеко Финляндия располагается от Ленинграда девочка знала не только из учебников и атласов - до войны она по винтовой лестнице поднималась на верхатуру Исаакиевского собора, откуда, хоть и едва заметно, была видна советско-финская граница, кусочек финляндской территории. Если Зимняя война не ударила по Новиковым, то вот Великая Отечественная и блокада Ленинграда явили ужас, по сравнению с которым даже сцены с полотен Босха - детский лепет.
С началом войны у Новиковых имелась возможность эвакуироваться в Омск. На семейном совете раздумывали день и не стали.
Наотрез отказалась 73-летняя бабушка Зины Ульяна Ивановна. Мама сказала, что ее не бросит. Да и никто не собирался бросать. Так же, как никто не мог вообразить, что произойдет с Ленинградом в ближайшие месяцы. Замкнулось кольцо блокады, город на Неве начал переживать один из кошмарнейших периодов в истории человечества. Вскоре после целенаправленного уничтожения Бадаевских разразился голод.
Обугленный сахар черной рекой потек по улицам. Горожане ложечками выковыривали смешавшуюся с землей горьковатую массу.
Хлеб, выдававшийся по карточкам, делали из целлюлозы и опилок, добавляя лишь немного муки, чтобы слепить и набрать положенное число грамм. Причем и такой хлеб измученные жители получали далеко не каждый день. Порой подолгу выдавать было просто нечего. И есть, соответственно, тоже. Начали отваривать сапоги. Так как папа Зины был художником, дома у Новиковых лежали похожие на шоколад плитки столярного клея. Из них приготовили коричневый студень, немного продержались на нем.
Зимой (жутко холодной) питались снегом.
Аномальный холод, от которого на стенах неотапливаемых домов образовывался иней, губил, однако он же и спасал, как раз снежным покровом, не оставлявшимся ленинградцев без питья. За водой для родных с чайником ходила сама Зина. Зимой она спускалась к проруби на Фонтанке. Скользкие ступени набережной напоминали ледяную горку. Однажды девочка не удержала равновесие, подскользнулась и чуть не разбилась, спасло ее то, что плюхнулась она прямо в ноги столпившихся в очереди за драгоценной влагой.
Работающим без еды приходилось особо тяжело. Они еле волочили ноги, нередко умирали прямо в дороге. Родителям Зины до работы приходилось ходить пешком по 10-15 км, столько же - обратно. Еще одной постоянной угрозой были вражеские налеты и обстрелы. Сигналы тревоги в некоторые дни не смолкали по двенадцать часов кряду.
Во время бомбежек находившиеся дома прятались, теснясь в санузлах.
Дело в том, что жильцы Апраксина переулка видели, как бомбардировкой оказался разрушен расположенный неподалеку дом на Гороховой - руины, а пролет с туалетами целый, как ножом отрезанный. В бомбоубежища спускаться было возможно, однако, по большому счету, бессмысленно. Если бомбы попадали в здания, то и неглубокие бомбоубежища обычно засыпало обломками, разбирать завалы не успевали, заточенные там погибали. Однажды во двор-колодец, где жили Новиковы, тоже упала бомба, но не взорвалась, скатившись по крыше пятиэтажки.
Однако это не уберегло родных Зины от голодной и холодной смерти. В начале 1942 года они скончались, уходя чередой, друг за другом. Слезы наворачиваются от таких душераздирающих свидетельств, как дневник Тани Савичевой или рассказ Зинаиды Цыбулько. Третьего, пятого и восьмого февраля прямо в квартире умерли дядя, папа и мама девушки. Они лежали мертвые в помещении, напоминавшем холодильник. Не ясно, где было холоднее - на улице или дома.
Организованные группы помощи и соседи увезли тела на санках в морг на улице Марата.
Затем их погрузили на машину-пятитоннку и захоронили на Пискаревском кладбище. Зина оставалась с бабушкой. Та умерла 25 марта. Ее тело покоится на Серафимовском кладбище. Соседка пыталась поддержать осиротевшую девочку, дала изумительное угощение - сухарик и кипяточек. Если бы Зина оставалась одна - едва ли она выжила бы. Но в то время в Ленинграде взялись за спасение детей, прежде всего, как раз детей, лишившихся всей семьи.
Зинаиду направили в оздоровительный приемник. Из приемника - в детдом на Загородном проспекте. Кормили вкусно, даже давали мясо. Из теплой одежды у Зины оставалось одно пальтишко - ей выдали еще и фуфайку, башлык, обувь с галошами. Накормив и отогрев, детей подготовили к эвакуации. 10 апреля 1942 года посадив плотно, как грибы после дождя, в кузов грузовика, повезли по легендарной дороге жизни.
Лед на Ладожском озере таял, колеса застревали в слякоти, брызги воды залетали в кузов, ноги у детей становились мокрыми. Двери в кабине шофера держались открытыми, чтобы в случае авиаудара, хоть он успел выпрыгнуть и спастись. В один момент машина вынуждена была остановиться. Участок дороги впереди был огорожен лентой, его окружали девчата в белых маскировочных костюмах и с ружьями. Оказалось, что прямо перед проездом машины с детьми сразу 11 машин с эвакуировавшимися ремесленниками ушли под лед.
Дети не выходили из кузова, они и шелохнуться не могли, но слышали разговор, от которого кровь стыла.
Впрочем, эти дети уже успели нахлебаться горя. По счастью, грузовики с детьми благополучно доехали до железнодорожной станции. Их бортами поставили к деревянным вагонам, "телятникам", отапливаемым буржуйками. Дети в неудобных позах отсидели ноги, плакали от боли, многие не могли самостоятельно выйти, в состав их переносили воспитатели. Эшелон направился на юг.
До Краснодара ехали 22 дня. Останавливались не часто, но когда останавливались - в столовых селений все подчистую выдавалось детям. Но вот воды все равно не хватало, жажда сводила с ума. На одной из остановок Зина с другими девчонками, с которыми успела сдружиться, достала из стоявшего рядом товарняка разбитые лекарственные бутылочки, вылила микстуры и набрала воды из лужи, несмотря на то, что в этой же луже лежал солдат, по-видимому, мертвый. Пронесло, девочки не отравились.
По дороге дети умудрялись еще и вышивать именные мешочки с подарками. В Краснодар приехали к Первомаю. В эти мешочки детям положили шоколад и сгущенку, которые еще в Ленинграде специально для детей воспитателям передали моряки из своих пайков, а воспитатели берегли до приезда и праздника. Незадолго до прибытия в Краснодар состав попал под обстрел с воздуха. В Тихорецкой все пути были заняты военными эшелонами, поезд с детьми встал посередине.
Вдруг машинисту закричали: "Уезжай!" Оказалось, приближалась авиация люфтваффе. Один вагон, последний, под обстрел все же попал, его отцепили. Но, как вспоминает Зинаида, дети при том обстреле вроде не погибли - в последнем вагоне везли детскую одежду. После приезда в Краснодар детей-блокадников стали распределять по краю. Зину повезли в станицу Ленинградскую.
Так, вывезенная из Ленинграда, она оказалась в Ленинградской.
В Ленинградской Зина пожила два месяца. Рядом стояли кавалеристы, тоже молодые ребята, но детям казавшиеся намного более взрослыми, и частенько устраивали концерты с шуточными песнями, гарцевали. Богатая станица, в отличие от Ленинграда, не голодала. Ее жители носили детям хлеба, печенье, молоко. Воспитатели предупреждали, что много кушать этим изголодавшимся деткам опасно.
В июле 1942-го детей неожиданно разбудили ночью. Выяснилось, что немцы близко. Детей быстро погрузили на девять подвод (торбы с сеном), которые тянул трактор с лафетом. Повезли их в в сторону Майкопа. Ребята проезжали невиданные ими ранее поля с кукурузой и бросали на поля пальтишки, казавшиеся лишней ношей. Воспитатели подбирали их, справедливо отмечая - "Пригодятся!". По пути над "караваном" пролетел самолет с красными звездами. Ему обрадовались. А из самолета посыпалась пулеметная очередь, несколько детей погибли. Возможно, враги перекрасили или захватили истребитель.
Напуганных детей высадили в хуторе Курджипском, дальше везти не представлялось возможным.
Бои неподалеку шли такие, что земля гудела.
Часть красноармейцев-адыгов сняли отличительные знаки и сели рядом с детьми, готовясь сдаваться. Немцы, подойдя, увели их и, указывая на детей и подростков, произнесли "Киндер кляйн!". Ребятня дрожала, опасаясь массового расстрела. Обошлось, в детей не стреляли. В тот же день они пешком пошли в ближайшую станицу, Гиагинскую. Ее уже оккупировали.
Детей разместили в большом здании, кормили, но плохо, толком не позволяли помыться. От грязи у них развилась чесотка. В феврале 1943 года на юге уже потеплело, дети поспешили голышом мыться в речке, у горбатого моста. Проходивший мимо рыжий немец сначала устыдил их - мол, нехорошо купаться раздетыми. А откуда детям тогда было взять белье? Но, подойдя ближе, он увидел чудовищные струпья и волдыри на детских телах.
В немце, оказавшимся врачом, проснулось милосердие и он решил помочь вылечиться детишкам, некоторые из которых уже думали, что сгниют заживо.
Он стал сажать их на солнце, давал ватки с раствором для растирания, откуда-то достал бочонки с простаквашей и поил их. Вскоре нарывы полопались, раны прошли. Почти все полицаи зверствовали, а среди немцев попадались и такие человечные. Еще Зине запомнились мывшая полы тебя Маруся и дежурный Кузьма, топивший детям печку. Она предполагает, что это был партизан, пробиравшийся к детям, рискуя жизнью. Оккупация продлились полгода.
Вскоре после освобождения Кубани советской армией и окончания оккупации ребят постарше, включая Зину, отобрали для учебы в Нефтегорском ремесленном училище. Так Зинаида оказалась в Апшеронском районе. Местные ребята во время учебы дразнили девушку из-за нездешнего говора, но в целом отношения складывались нормально. Многие ленинградцы постепенно уехали - у них находились родственники. Зинаида же обрела новую родину. Во время учебы она уже успешно практиковалась в мастерской.
Как только учебный курс завершился, девушку вместе с другими выпускниками послали на только что открывшийся ремонтно-механический (впоследствии - машиностроительный) завод в Хадыженске. Первый директор, еврей Абрам Фомич Уляев, то ли в шутку, то ли всерьез не хотел брать ребят. Его устраивало, как на станках работают пленные немцы, аккуратные и исполнительные. Правда, работало еще и много пленных венгров - агрессивных лодырей.
Ребята показали, что директор не прав, набравшись опыта и став работать не хуже пленных фрицев.
Зинаида слесарничала молотком и зубилом, опиливала гайки, сверлила и нарезала детали, делала ворота и навесы. На заводе она отработала в общей сложности более 40 лет, пройдя путь от рядовой сотрудницы недавно открытого предприятия до слесаря высшего разряда, экономиста по труду и зарплате в отделе труда. Все на заводе ее уважали, включая начальство. Директор Моравский называл своей соратницей. Не забывают о ней на заводе и сейчас.
В 1947 году для работников завода построили общежитие, в 1956-м девушка получила квартиру. Супруга она тоже встретила на производстве, мастера, заточника Анатолия Цыбулько. У Зинаиды и Анатолия родилось двое сыновей. Жили, любя, счастливо. Четыре раза удалось съездить в Ленинград. Но в браке женщину постигло еще одно тяжелое испытание. В результате осложнения после гриппа у мужа развилась болезнь Паркинсона. Он рано ушел из жизни, а целых 17 лет перед смертью тяжело болел, Зинаида, параллельно с работой, ухаживала за ним. Нелегкая судьба. Тем не менее, эту великую женщину, ветерана труда, обладателя восьми медалей, ничего не способно озлобить и сломить. А ее история поистине достойна хорошей экранизации.
Ринат Камалиев
