Поэты не только сами режут в кровь свои босые души, как пел Высоцкий. Иногда нож берут власть имущие.
«Горька судьба поэтов всех времён, тяжеле всех судьба казнит Россию», — писал декабрист, друг Пушкина Вильгельм Кюхельбекер. Его осудили и сослали на каторгу в Забайкалье не за стихи, но как поэт он не мог не отражать в них своей оппозиционной сущности, полной свободолюбивых намерений для несвободолюбивой Российской империи.
Достоевский, показавший всему миру не самые лучшие стороны русской души и тела, в молодости уже стоял перед расстреливающими офицерами, и лишь в последний момент казнь была заменена ссылкой. Его осудили и чуть не расстреляли не за произведения, а за участие в безобидном кружке сторонников социалиста Фурье, члены которого читали книги об утопическом обществе. Но это не сделало его меньше писателем — наоборот, после каторги он и станет как раз тем Достоевским, который поделится с миром русской сущностью.
Про сталинские годы, когда многих, даже бывших в Союзе писателей, литераторов ссылали и расстреливали, вспоминать необходимо. Про отправку Бродского как тунеядца в деревню на жительство помнить нужно. Про миграцию вроде бы успешнейших русских поэтов второй половины века из родной страны не следует запамятовать. И это не сломало в них творчество, литературу, талант. А у некоторых даже закрепило.
В этом контексте особенно интересно рассмотреть современную повестку дня, когда одному музыканту из Улан-Удэ на концерте отключают аппаратуру, а он выходит петь без музыки на улицу. Он встаёт на машину, начинает читать свой рэп, затем спокойно проходит под скрещенными за спиной руками вслед за работниками правоохранительных органов. Ему пеняют хулиганство, порчу имущества, неповиновение полиции — а музыку-то отключили. Петь-то не получилось, читать рэп не получилось, творить поэзию — не получилось. А он поэт, и поэт истинный (хотя я не Белинский, а Господин Собака — не Некрасов).
Но всё же мы с вами понимаем, что хорошего человека в ссылку не отправят, в каторгу не зашлют, в деревню не кинут. Хорошего — в понятии государства. А нам важно то, что хороший для государства — плохой для нас. И охранять будут не наше поэтическое или нравственное восприятие, а своё чуткое к свободолюбию ухо. Стихам, пожалуй, можно скрутить руки, отправить на каторгу, в ссылку, в деревню — даже расстрелять их можно. А вот истребить — не получится.
И такой порядок охране правопорядка отнюдь не по нраву.
Борис Поженин
