Между мной и собой оставляю очередную рану. Мы больше не можем быть вместе: насилие надо мной и забота о себе. Хуже смерти может быть только жизнь в мучениях. Либо дай мне сгореть быстро и счастливо, либо оставь меня без сил и дай пережить долгие мучения без боли. Я знаю, ты не дашь.
Тяжелая жизнь и радостная, отпускающая на свободу засидевшихся птиц жизнь. Тяжелая смерть и веселая, не смотрящая по сторонам на шоссе смерть. Между ними нет и не может быть компромисса, они словно снежинка и капля горячего шоколада: чуть изменишь их среду друг под друга, тут же первая станет каплей воды, а вторая — застывшей крошкой. Фиалки не растут в пустыне, белые медведи не охотятся на тюленей в джунглях. Я теперь живу на одной планете с ними, но не с собой.
Откуда же я? Может, я из мира идей? Там обитают формы без материальных свойств, там живет смысл, определяющий витки идеологии. Что-то мне не разглядеть среди жителей себя. Наверное, мир идей — полный и завершенный, там нет места половинке расколотого надвое бытия.
Где еще найти мне себя? Возможно, мне подскажет мое «Я», которое всегда со мной. Но мое «Я» здесь, и оно потерянно. Оно не понимает, почему у него болит колено, почему дети ссорятся на площадке, почему бабушка заснула на лавочке, зачем в соседней стране идет война. Мое «Я» вообще только чувствует, но никогда не понимает. Лучше бы ему молчать и делать вид, что его нет, чтобы мне не хотелось без веской причины злиться, смеяться или плакать каждые десять секунд.
Что же я обычно делал, когда мое «Я» просыпалось? Не могу сообразить. До того, как между мной и собой возник тот злосчастный компромисс, мне даже в голову не приходило следить за этими вещами.
Как тяжело теперь с моим «Я» совладать! Я могу лишь утешиться его мыслью, что это не может длиться долго. Либо мы с собой помиримся, либо я никогда больше не смогу встретиться с собой, и мне придется туго. Мне останется только проживать каждую минуту, словно сотни лет. (Может, это мое бессмертие, которого я так жажду?)
Нет, без себя нет никакого спасения, есть только череда «не» и «вряд ли», «может» и «вдруг». Я ищу себя так долго, словно потерял одну из своих молекул в другой галактике. В чем можно найти свое спасение? Где же ты, мой глухой темный омут, в котором ничего нет?
Да, я знаю, что это лишь кажется тяжелым. Да, я знаю, что мое существование предопределяется моим «Я», тем, что оно ощущает, но я совершенно не знаю своего тела без себя. Воистину верно говорят, что человек задумывается один раз, а просыпается уже стариком. Моя жизнь теперь проходит в поисках себя, но зачем мне так скоро надо было понять мой смысл? Если бы мне не хотелось, я бы себя знал сейчас, я бы мог оценить себя, почувствовать, стать целым…
Между мной и собой зачем-то возник этот дурацкий компромисс! Как же мое «Я» злится на него, как же оно ненавидит этот компромисс. Дело всего лишь было в том, что силы еще не оставили меня, я еще мог шевелиться и даже бежать к целям, но мы с собой разошлись в этом. Я сам потерял смысл! Самому мне больше не хотелось стремиться к целям, мечтать о будущем, достигать реальных успехов. Я сам всегда был соткан из безразличия и недоумения, но в этот раз превзошел сам себя. Никогда не забуду той дикой жажды, что разрывала меня с собой:
Мне так хотелось жить, пусть и тяжело.
Но собственной смерти хотелось в тысячу раз сильнее.
Теперь мне не бывает одиноко и глухо. Постоянно слушаю голос моего «Я», но слышу лишь упреки:
«Лежи тихо, не то все подумают, что ты проснулся и готов со всеми говорить».
«Зачем берешь телефон в руки? Он тяжелый и холодный, лучше пойди поешь, чтобы размяться и дать нам повод для улыбки или слез».
«Только не смотри туда! Господи, зачем ты посмотрел! Теперь эта безногая женщина в коляске и с бутылкой водки в единственной руке будет являться нам еще долго!»
Мое «Я» невыносимо, когда у меня разлад с собой. Как же другие спасаются? Неужели у них есть способы утолить жажду жить, быть понятым и знающим без себя? А может, им приходится мириться, как и мне, с тем, что теперь нет никаких меня с собой, что мне необходимо держаться моего «Я», и мы с ним вдвоем через ненависть, отвращение и потерю смысла проходим этот долгий, почти бесконечный путь, иногда поблескивая, иногда являясь, как случайно открытое окно перед закатом посылает вспышку солнечного зайчика дому напротив. Горе мне и моему «Я»! Больше никогда не совладать мне с собой, никогда не восхититься нам непредсказуемым вибрациям времени!
А все из-за какого-то компромисса. Что же это был за компромисс, кстати говоря? Сдается мне, что еще помню его. Но возможно ли…
…что мое «Я» и есть наш компромисс с собой?!
Мое время начинает течь вспять. Да, мне помнится. Много лет назад мне с собой пришлось заключить страшный договор. Это была моя собственная жертва, которая не терпела компромисса. Мое «Я» умерло тогда, как мне казалось, раз и навсегда. Мне лишь казалось. Что же со мной случилось? Где я сам теперь?
Мое «Я» шепчет, шикает, от него мне больно и дурно, оно просит остановиться, но мне, к счастью, не ведомо время. Мне тошно без себя, мне тошно жить в компромиссе, и теперь ясно, что мне нужно, — смерть. Моя собственная смерть — вот, что позволит мне снова начать считать дни, мечтать, жаждать, вернуть себе мою жизнь. Мне больше не нужны компромиссы с собой, они убивают ностальгию, трепет ожидания, желание и мимолетные события счастья. Ведь только эти мимолетные события истинны, пусть они и не могут навсегда удовлетворить мое «Я», требующее всего и прямо сейчас.
Да и моего «Я» уже нет, я сам уничтожил идею о насилии надо мной. Мне больше не хочется бежать за единым смыслом разрозненных ощущений. Мое колено болит, но какая мне разница, если хромая и болезненная прогулка позволит увидеть звезды и вдохнуть морозный воздух? И дети ссорятся — только тешатся да учатся дружить, а рядом сопит бабушка на лавочке, с ней смотреть на звезды гораздо спокойнее, ведь мне не так одиноко. А что война? Хм. Я посмотрю новости перед сном и буду бредить разрывающимися бомбами и криками бегущих от огня людей. В конце концов, во сне я погибну, как и всегда. Война никогда не кончается, ибо людям свойственно жить компромиссом с собой.
Между мной и собой зарастает очередной шрам. И мы можем снова быть целым: моя сила и собственная бессмысленность. Одна неповторимая, мучительная жизнь может оказаться лучше обыкновенной смерти. Позволь же мне сгореть быстро и счастливо, чтобы ни один нерв не дернулся в ответ на зов мучений!
Я знаю, я себе не позволю.
Роман Ливаров
