Странное самоубийство

Проводился банкет, посвященный празднованию 15-й годовщины Октябрьской революции: Ворошилов с женой принимали у себя всех «грандов» Советской власти. На банкете присутствовали и Сталин с Надей, а также Алеша Сванидзе. Банкет проходил вечером 8 ноября. Надежде захотелось на этом банкете украсить себя желтой розой, однако ей удалось найти лишь белую розу. Это ее очень расстроило[1]. Сталин о чем-то разговаривал с женщиной, сидевшей рядом с ним за столом. Надя, сидевшая прямо напротив них, тоже с кем-то оживленно разговаривала, делая вид, что не обращает внимания на мужа и его собеседницу. И вдруг она сказала какую-то колкость своему мужу. Он, сердито потупив глаза в свою тарелку, довольно громко буркнул: «Дура». Надя резко встала из-за стола и быстро – почти бегом – пошла в свою квартиру. Сталин покинул зал только после того, как банкет закончился, причем он не пошел домой, а поехал спать на дачу, прихватив Алешу Сванидзе. Ночью Надя несколько раз звонила на дачу. Первый раз ответил Сталин, но он, не став разговаривать с Надей, тут же положил трубку. Затем трубку все время брал Алеша[2]. У Молотова сохранились об этом следующие воспоминания: «У нас была большая компания после 7 ноября 1932 года, на квартире Ворошилова. Сталин скатал комочек хлеба и на глазах у всех бросил этот шарик в жену Егорова. Я это видел, но не обратил внимания. Будто бы это сыграло роль. Аллилуева была, по-моему, немножко психопаткой в это время. На нее все это действовало так, что она не могла уже себя держать в руках. С этого вечера она ушла вместе с моей женой, Полиной Семеновной»[3].

Относительно того, как произошла данная ссора, члены семьи Аллилуевых сообщали различные версии. Согласно одной из них, Сталин, сидя за столом, бросал в свою жену бумажные комочки, делая их из той бумаги, в которую заворачивают шоколад. Он бросал их, чтобы привлечь к себе ее внимание. «Эй, ты, пей!» – сказал он своей жене. Надя, разозлившись, ответила: «Я тебе не ЭЙ!» Затем она, ко всеобщему изумлению, встала и стремительно направилась к выходу. Полина Молотова пошла за ней, чтобы попытаться ее успокоить[4].

В первой версии акцент делается на ревности Надежды, во второй – на ее раздражительности и вспышке гнева при общении с мужем. Впрочем, все соглашались с тем, что она хронически испытывала чувство ревности.

Третья версия данного инцидента делает акцент на политических мотивах: Надя ругала Сталина за его политику уничтожения зажиточных крестьян, осуждала его за начавший свирепствовать в стране голод и считала именно его виновным в массовых проявлениях недовольства среди населения; именно это и послужило причиной ее внезапного ухода с банкета, устроенного Ворошиловым[5].

Полина и Надя прошлись несколько раз по территории Кремля. Они, по словам Светланы – дочери Надежды, – разговаривали об учебе Нади в Промышленной академии. Однако Надежда вроде бы сказала Полине, что не может больше жить со Сталиным, что ей вообще не хочется больше жить, что она никогда не сможет от него удрать. «А дети? – спросила Надю ее подруга. – Нужно думать о них». «Это не имеет значения», – вроде бы ответила ей Надя. И затем она пошла домой и наложила там на себя руки. Такую версию мне поведал ее внук Александр Бурдонский со слов своей тети Анны – старшей сестры Нади. Воспоминания Молотова кажутся более правдоподобными: «Они гуляли по Кремлю. Это было поздно ночью, и она жаловалась моей жене, что вот то ей не нравилось, это не нравилось… Про эту парикмахершу[6]… Почему он вечером так заигрывал… […] Она очень ревновала его»[7].

На следующий день Надежду нашли мертвой в ее кровати. Она лежала на животе, ее голова была прикрыта подушкой, а в руке она держала маленький пистолет. Дверь комнаты была заперта изнутри. Насколько известно, она оставила в кабинете Сталина два письма – одно для него, второе – для детей. Имело ли ее последнее письмо мужу политический или же личный характер? Споры по данному поводу все еще продолжаются. По мнению одних, это письмо было прежде всего сведением счетов с мужем, не оправдавшим ее надежд. По мнению других, оно представляло собой резкую критику политики правительства, возглавляемого мужем Нади. Письмо это прочли очень немногие, и те, кто его прочел, почти никак его не комментировали. Некоторое время спустя это письмо исчезло.

Когда стало известно о данном трагическом событии, собрались все родственники и близкие друзья. Ольга, Павел, Евгения, Анна, Орджоникидзе, Молотов с женой. Кире – дочери Павла – предположение о том, что политическая критика Нади, пусть даже и посмертная, могла как-то уколоть Сталина, кажется просто смешной. Однако Сталин был все-таки весьма шокирован этим письмом, которое, по-видимому, очень сильно уязвило его как личность и как мужа женщины, которую он любил. Что же она ему написала? Об этом известно лишь в виде намеков и перифраз, соскользнувших с языка тех немногих людей, которым довелось побывать в квартире Сталина вскоре после того, как Каролина Тиль, обслуживавшая семью Сталина, принесла Наде завтрак и обнаружила, что ее комната заперта[8]. Павел и его жена Евгения были одними из первых среди тех, кто прочел это письмо, но они затем держали язык за зубами. «Оно было безжалостным, оскорбительным», – расплывчато сказала мне Кира. Ее мать по данному поводу больше ничего ей не сообщила. Это была семейная тайна, которую все причастные унесли с собой в могилу. Кира также заявила мне, что Аллилуевы никогда не считали Сталина виновным в самоубийстве Нади. Они видели главную причину самоубийства в ее проблемах со здоровьем и в имевшихся у нее наследственных отклонениях психики.

Для Сталина начался черный период. Павел и Евгения находились рядом с ним в течение трех суток: они боялись, как бы он не наложил на себя руки. Другие его родственники тоже поочередно приезжали к нему, чтобы не оставлять его одного. Они старались побольше с ним разговаривать. Его состояние было катастрофическим. «Почему? Что я сделал? Я был с ней груб? Разве я ее не любил? Разве я не относился к ней с уважением? Я делал все, что она хотела. Она могла ходить и ездить туда, куда хотела. Могла покупать то, что ей нравилось. Чего ей не хватало?» Он часами разговаривал на эту тему с Алешей, с Павлом, с Ольгой и Сергеем. Он признался Евгении – жене Павла, – что ему уже совсем не хочется жить. Приступы неудержимого гнева чередовались у него с состоянием прострации.

Ему стало известно, что пистолет, при помощи которого застрелилась Надежда, привез ей из Берлина Павел. «Тоже, нашел что подарить!» – сказал он Павлу. Аллилуевы приготовились к самому худшему: для них было очевидно, что Сталин разорвет с ними все отношения. Однако он этого не сделал. Как раз наоборот. Следуя старым кавказским обычаям, он еще больше сблизился с родителями Нади[9]. Он навещал их чаще, чем раньше, и охотно принимал их у себя дома. Он тяжело переносил одиночество.

Самоубийство Нади напугало Сталина. Он решил держать обстоятельства ее смерти в тайне. Он воспринимал этот ее поступок как унижение, как предательство. В обстановке всеобщего замешательства он решил сказать детям, что она умерла от острого приступа аппендицита. Пресса сообщила, что Надежда Аллилуева внезапно скончалась в ночь на 9 ноября. Эта ложь неизбежно породила множество сплетен относительно смерти Нади. Стали ходить различные слухи – один невероятнее другого. В частности, утверждалось, что ее убил по приказу Сталина один из его охранников, потому что она застала его с другой женщиной… А еще ходил слух, что убийство Надежды Аллилуевой организовали какие-то зарубежные организации – возможно, сионистские, – которым чем-то насолил Сталин. А еще – что она якобы наложила на себя руки потому, что любила мужчину, не отвечавшего ей взаимностью. А еще – что она якобы поддерживала тайные интимные отношения с Яковом, старшим сыном Сталина, и Сталин, узнав об этом, убил ее собственноручно[10]. Эти слухи, абсолютно ничем не подтвержденные и, в общем-то, не заслуживающие никакого внимания, дают, тем не менее, представление о том, как тогда разгулялось нездоровое воображение людей, не имевших возможности получить достоверную информацию. «Невозможно заставить заткнуться всех тех, кто распространяет слухи», – так вроде бы высказался по данному поводу Сталин, разговаривая со своими близкими.

Почему Надежда Аллилуева покончила жизнь самоубийством? Как обычно бывает при трагическом событии такого характера, причин было много, и все они в своей совокупности породили состояние безысходности. Что это были за причины? Жизненные проблемы, депрессия, вызванная физической болезнью, усложнившиеся отношения с мужем, тайная любовь к какому-то другому мужчине (или же, наоборот, слишком сильная любовь к почти не управляемому мужу), разочарование складывающимися в государстве порядками и их несоответствием личным ожиданиям, порожденным революцией, чувство вины за множество человеческих трагедий, вызванных принудительной коллективизацией, затеянной ее собственным мужем? Все это в своей совокупности могло заставить Надю совершить в приливе мимолетного гнева непоправимый поступок.

Сталин всю свою оставшуюся жизнь пытался понять, почему Надя совершила самоубийство, и искал виновных.

Церемония прощания с умершей проходила в ГУМе – огромном магазине, находящемся на Красной площади напротив Кремля. Там в те времена находился Центральный Исполнительный Комитет. Гроб с телом Надежды Аллилуевой был перенесен из Кремля в ГУМ вечером 9 ноября. Его поставили в большом зале. На похоронах присутствовали родственники, близкие, друзья, все члены Центрального Комитета и Центральной Ревизионной Комиссии, руководители Коминтерна и различных партийных и советских организаций. У гроба стояли в своего рода почетном карауле Молотов, Ворошилов, Каганович и Микоян. Сталин появился лишь в самом конце церемонии. Он подошел к гробу и наклонился над усопшей, чтобы в последний раз поцеловать ее в лоб, однако затем неожиданно совершил поступок, в котором чувствовался гнев: он оттолкнулся от гроба руками и, резко повернувшись, пошел прочь[11].

Десятого ноября, начиная с восьми часов утра, проститься с Надеждой Аллилуевой стали приходить обычные люди. Их было очень много – огромная толпа. Перед гробом прошли тысячи рабочих и студентов. В половине третьего гроб под звуки Интернационала подняли и положили в катафалк. Сталин при этом не присутствовал. Насколько известно, он сказал Авелю Енукидзе: «Ты ее крестил, ты ее и хорони»[12]. Авель Енукидзе и Алеша Сванидзе[13] двинулись во главе похоронной процессии, направившейся на старинное Новодевичье кладбище. На улицах было полно народа. Прощальное слово у могилы произнес Каганович. «Мы хороним одного из лучших, преданнейших членов нашей партии… Выросшая в семье старого большевика-пролетария, проведшая после революции долгие годы в обстановке величайшей преданности делу рабочего класса, Надежда Сергеевна была органически связана с рабочим движением, с нашей партией. Как в годы гражданской войны, так и в последующие годы Надежда Сергеевна была верным бойцом рабочего класса. […] Она отличалась скромностью и особой требовательностью к себе. Надежда Сергеевна оставила в наших сердцах лучшую память о себе как активный работник партии, как человек и товарищ, как верный друг того, кто руководит величайшей борьбой пролетариата за победу социализма. Мы, близкие друзья и товарищи, понимаем тяжесть утраты товарища Сталина, и мы знаем, какие обязанности это возлагает на нас по отношению к товарищу Сталину. Мы, большевики, в моменты потерь еще больше напрягаем свою волю к борьбе. Будем же крепче бороться за те идеалы, за которые боролась Надежда Сергеевна Аллилуева»[14]. У могилы произнес речь также и Бухарин.

В газете «Правда» 10 ноября были напечатаны соболезнования Горького, Крупской, матери Сталина и жен руководителей партии и государства. Преподаватели и коллеги Нади из Промышленной академии выразили свое глубокое уважение к усопшей. На этих похоронах, ставших почти общенациональным событием, присутствовали даже послы зарубежных государств.

Восемнадцатого ноября Сталин опубликовал в прессе слова благодарности и признательности, адресованные всем тем, кто прислал ему свои соболезнования по поводу, как он написал, «кончины моего близкого друга и товарища Надежды Сергеевны Аллилуевой-Сталиной». Это был первый случай, когда Надю официально упомянули под фамилией «Сталина».

Сталин распорядился установить на ее могиле памятник. Памятник получился прекрасным: лицо Нади, вырезанное в мраморной глыбе, кажется лицом живого человека. У основания памятника Сталин положил последний знак своего личного внимания к ней – розу. Ту самую розу, которой она украсила себя на последнем в своей жизни банкете. Впрочем, по утверждению Светланы Аллилуевой – дочери Нади, – Сталин ни разу не приходил на ее могилу[15].

Сталин также распорядился увеличить фотографию Нади, на которой она запечатлена на даче в Зубалово с шалью на плечах (она на этой фотографии выглядит счастливой и радостной), и повесить ее в своей кремлевской квартире[16]. Позднее, ближе к концу своей жизни, он распорядился увеличить еще две фотографии Нади. Одну из них он поместил в своем кабинете в Кремле, а вторую – в спальне своей дачи в Кунцево[17]. Уже старея, Сталин все еще вспоминал о трагической смерти своей жены. Он вспоминал о ней чаще всего в разговорах с дочерью, а также – один раз – мрачно упомянул об этой смерти в разговоре с Серго Берией.

Во время войны этот сын Лаврентия Берии, приехав с фронта, привез Светлане Аллилуевой в качестве подарка трофей – пистолет. Сталин, узнав об этом, немедленно вызвал его к себе. Это был первый раз, когда юного Берию вызвали к вождю и он разговаривал с ним наедине. «Это ты Светлане револьвер подарил? А знаешь, что у нас дома с оружием было? Нет? Мать Светланы в дурном настроении с собой покончила…»

Серго Берия был ошеломлен: он знал, что мать Светланы умерла, но о самоубийстве никто у него дома никогда не говорил.

«Ладно, иди, но за такие вещи вообще-то надо наказывать»[18].

Лилли Маркоу