Явственным сигналом, свидетельствовавшим о новых акцентах в национальной политике Сталина, стал роспуск в 1930 г. Евсекции и партийных секций других национальностей, не имевших собственной территории. Среди этих секций наиболее активными были евсекции; с одной стороны, там находили убежище традиции, вызывавшие подозрение сталинского руководства23, с другой — они разрушали религиозные и культурные учреждения. Хотя евреи и не рассматривали евсекции в качестве своего представительства, те все же сохраняли по меньшей мере сознание еврейской общности и существования «еврейской проблемы». В конечном счете и то и другое противоречило идеологии Ленина и Сталина.
Евреи и после роспуска евсекций считались внутри Советского Союза национальностью. При том что приверженность идее существования единого еврейского народа независимо от разделяющих его границ считалась антисоветской, каждому еврею, хотел он того или нет, вписывалась национальная принадлежность во внутренний паспорт, введенный в 1932 г. Таким образом, сталинизм нанес по евреям двойной удар — на тех, кто хотел ассимилироваться, он накладывал вечное клеймо, а для тех, кто хотел сохранить национальные формы еврейской жизни, делал это невозможным.
Конец еврейской публицистики
За годы, прошедшие от убийства С. М. Кирова до «большого террора» с показательными процессами 1937–1938 гг. и кульминацией в виде «ежовщины» (время пребывания Н.И. Ежова в должности наркома внутренних дел), все достижения еврейского культурного и общественного подъема 1920-х гг. были уничтожены. Характерный тому пример — «массовое вымирание» еврейской прессы во второй половине 1930-х гг., когда резко сократилась численность даже газет и журналов, созданных для пропаганды среди евреев политики партии.
Стоит отметить, что «расцвет» еврейской литературы и публицистики после Октябрьского переворота был в основном фасадом, скрывавшим отчасти унифицированное содержание, но при этом и выражением специфической культурной жизни. Большая библиография, составленная Хоне Шмеруком, свидетельствует о наличии на этой относительно либеральной ранней стадии более четырехсот периодических изданий на идиш. И после стабилизации режима продолжало выходить впечатляющее число газет и журналов на этом языке, но выжили после сплошной вырубки только основанная в 1930 г. «Биробиджанер штерн» и центральные газеты на Украине и в Белоруссии, павшие впоследствии жертвой немецкого нападения. Флагман прессы на идиш, «Дер эмес», вынуждена была прекратить существование в 1938 г., хотя на этом языке читали и говорили сотни тысяч людей24.
Шаг за шагом «органы» ликвидировали еврейские институты, издания и культурные учреждения. Часто они закрывались из-за ареста всех сотрудников. Жертвами такого развития событий стали и еврейские школы за пределами Еврейской АО, и киевский Институт еврейской культуры. Правда, после этого удалось основать отделение еврейской культуры при Украинской академии наук, но и такой шаг был впоследствии истолкован как доказательство «националистических» происков. В 1952 г. в обвинительном заключении против ЕАК содержались соответствующие пункты. В 1939 г. рассматривался даже вопрос о том, чтобы публиковать литературу, созданную на идиш, только в русских или украинских переводах.
Евреи в жерновах террора
Преследования евреев в конце 1930-х гг. не основывались на подчеркнуто антисемитской пропаганде или травле. В доносах и публичных нападках на «национал-уклонистов» участвовали и еврейские коммунисты, которые, несмотря на верную службу режиму, часто сами становились жертвами чисток. Так произошло, например, с Диман-штейном, который то и дело включался в хор голосов, предостерегавший против мнимого «бундовского контрреволюционного» влияния в ОЗЕТе. В ноябре 1937 г. в «Дер эмес» появились первые нападки на него и на журнал «Трибуна», орган ОЗЕТа. В 1938 г. Диманштейн был снят с поста редактора «Трибуны», а журнал закрыт, так как он больше «не представлял точки зрения масс». Вскоре Диманштейн был арестован и сгинул в лагере, где, вероятно, погиб. Немногим позже настала очередь «царя» еврейской литературы и главного редактора «Дер эмес» Моисея Литвакова.
В чем обвиняли арестованных? Следует отметить, что указания о целенаправленном аресте евреев не было. Сталинский террор до 1939 г. следовал совсем другим законам, нежели преследование евреев в Германии в то же время. Сотни тысяч советских граждан оказались в когтях НКВД из-за того, что их родственники жили за границей, что они в 1920-е гг. ездили в Западную Европу, участвовали в гражданской войне в Испании или состояли до революции в других партиях (например, были бундовцами или сионистами). Наряду с другими обвинениями последнее затрагивало евреев сильнее, чем представителей прочих национальных меньшинств. Так как доля евреев в ВКП(б) была непропорционально высока, они находились под подозрением в том, что когда-либо представляли точку зрения «троцкистской» фракции. Другими «типично еврейскими» отклонениями были «бундизм», «еврейский национализм», «сионизм».
Как и все остальные активисты Евсекции, жертвой сталинских чисток на основе такого рода обвинений стал Самуил Агурский. Он родился в 1884 г. в Гродно, вступил в партию в 1902 г., был вынужден бежать из России, жил поначалу в Лидсе (Англия), а с 1906 г. — в США, где пропагандировал среди еврейских рабочих анархистские идеи. В 1917 г. Агурский вернулся в Россию. Вместе с американским журналистом А. Р. Уильямсом он основал Интернациональный легион в помощь Красной армии. Будучи большевиком, Агурский добровольно участвовал в деиудаизации советских евреев — он входил в число основателей Евсекции, вместе с наркомом по делам национальностей Сталиным подписал в 1919 г. указ о роспуске еврейских религиозных общин и был могильщиком религиозной жизни русских евреев. В качестве руководителя Евсекции в Белоруссии Агурский ожесточенно боролся против тех большевистских руководителей, которые состояли ранее в других партиях. Позже он изучал историю рабочего движения и возглавлял комиссию ВКП(б) по истории партии. В 1936–1937 гг. пресса разоблачила Агурского как бундовца и троцкиста, в марте 1938 г. он был арестован, 19 месяцев просидел в тюрьме в Минске и затем был выслан в Казахстан, в Павлодар. Нелегально посетив Москву в 1947 г., он встречался с членами ЕАК Бергельсоном, Кушнировым* и Стронгиным*. В том же году Агурский умер в ссылке.
В письме, написанном в 1940 г. будущему секретарю ЕАК Эпштейну*, который также много лет прожил в эмиграции в США, Агурский описывает причины своего ареста и рассказывает о том, как были убиты еврейские писатели Изи Харик и Моисей Кульбак: «Весной 1937 г. в Минске начали арестовывать эмигрантов, прибывших из Польши и Западной Белоруссии. В числе арестованных был Даме-сек, тогда секретарь издательского совета журнала “Штерн”. Этот тип признался во время допроса, что был членом нацистско-фашистской организации, которая существовала в Минске под прикрытием журнала “Штерн”, издатели которого, то есть Дунец, Бронштейн, Харик и Кульбак, были руководителями этой организации. На основе фантастических “доказательств”, представленных Дамесеком, сразу же был арестован Бронштейн, а Дунец из отдаленного лагеря, где он находился, — возвращен в Минск. В ходе нового допроса Дунца спросили: “Вы все еще намерены скрывать свою контрреволюционную деятельность от советских карательных органов?” На это Дунец ответил, что он окончательно решил капитулировать, со всей серьезностью рассказать правду о своей контрреволюционной деятельности и назвать всех лиц, принимавших в ней участие. […] Дунец разделил членов своей вымышленной организации на активных и пассивных. “Активными” были те, кто должен был совершать террористические акты, пассивными же — те, кто знал об организации, но не участвовал в ее операциях. Он назвал Харика, Литвакова, Кульбака и других столь же “ужасных террористов” в числе активнейших членов организации, уже занимавшихся подготовкой террористических актов. Меня Дунец причислил к пассивным членам организации, что означало, что я знал о ее существовании. На основе измышлений и провокационных сказок Дунца были сразу же (в августе 1937 г.) арестованы Харик и Кульбак, так называемые “ужасные террористы”, а тогдашний секретарь ЦК КП Белоруссии приказал, основываясь на посланных ему материалах, разоблачить меня и исключить из партии»25.
Не только это письмо Эпштейну доказывает, что активисты ЕАК очень хорошо понимали, с каким режимом им приходится иметь дело в борьбе против Гитлера. Если представить себе, какие абсурдные результаты приносили охота на ведьм и допросы с применением пыток, то тем более восхищает сопротивление, которое члены ЕАК оказали террористической системе, применившей к ним те же методы в 1952 г.
Уничтожение политических деятелей в Биробиджане
Мечта о еврейской автономии недолго просуществовала под советским знаменем. Впечатление о гибели старой гвардии еврейских коммунистов дает следующая статья Григория Аронсона, опубликованная в 1939 г. в меньшевистском журнале «Социалистический вестник» в парижском изгнании:
«Август 1936 г., — дни процесса Зиновьева, — оказался роковым для еврейских коммунистов. День, когда прибывший [из Биробиджана] в Москву Либерберг был, можно сказать, прямо с торжественного приема у Калинина в Кремле увезен в ГПУ, а затем поставлен к стенке, — этот день явился началом новых гонений на еврейских коммунистов, которые привели, в сущности, к их окончательной ликвидации. Никто не может, разумеется, назвать точной цифры еврейских коммунистов, раздавленных железною пятою Сталина. Но нет сомнения, что многие тысячи еврейской интеллигенции и полуинтеллигенции пали жертвой последнего пароксизма кровопускательства в СССР. Кто из них расстрелян или иначе обрел успокоение в обители смерти — об этом можно лишь гадать. О превращении Мережина и других видных деятелей во “врагов народа” мы узнали лишь через несколько лет из статьи Диманштейна в “Эмес” от 1937 г. О ликвидации Эстер Фрумкиной мы могли догадаться лишь в связи с нашумевшим протестом А. Вайнштейна в ноябре 1937 г. Об устранении Литвакова, в течение 16 лет редактировавшего “Эмес”, поведала лишь замена его анонимной “редколлегией” в октябре 1937 г. Об опале комиссара Диманштейна рассказала “Эмес” только в январе 1938 г. О расстреле руководителей Биробиджана стало известно после неоднократного упоминания о них как о “японских шпионах”. И т. д. Советский читатель лишь между строк может узнавать о судьбе тех, кто в “еврейской работе” десятилетиями стоял у руля. И о самоубийстве в тюрьме Вайнштейна, и о смерти Эстер и Литвакова, связавших свои имена со всей историей еврейского рабочего движения, он, конечно, до сих пор не знает… Закончим эту заметку списком (конечно, неполным) наиболее известных из ликвидированных еврейских коммунистов… Руководители Биробиджана: Либерберг, Хавкин, Катель, Гельдер, Апшин, Рискин, Я. Левин, Шварцберг, Швайнштейн, Фурер, Губер-ман, Хазбицкий, Лапицкий, Идов»26.
Председателя Биробиджанского Совета И. И. Либерберга* обвинили в тайной контрреволюционной деятельности, которую он якобы осуществлял уже на протяжении десяти лет, в частности, намереваясь пригласить эмигрировавшего еврейского историка Семена Дубнова в Институт пролетарской еврейской культуры27. Через семь месяцев после казни Либерберга по обвинению в «троцкизме» был арестован первый секретарь Еврейского обкома партии М. П. Хавкин. Его обвиняли, помимо прочего, в кумовстве и арестовали всех, кто был с ним связан. Из 51 члена обкома 1937 год пережили только шестеро, правда, и новые кадры были евреями. Как свидетельствовал состав участников партийных конференций в Биробиджане, доля евреев, которые отнюдь не составляли большинства в области, населенной также русскими и корейцами, не снижалась сколько-нибудь чувствительно и в годы террора. Обвинения в «еврейском национализме» и подобных прегрешениях еще не служили поводом к сокращению представительства евреев. Чисткам с тенденцией к русификации было суждено начаться только в послевоенное время.
Десятилетиями многочисленные журналисты, писатели и поэты, в том числе нееврейские, с энтузиазмом создавали образ еврейского Биробиджана. С учетом же убогой, а временами и ужасной действительности они могли делать это, только кривя душой.
Арно Люстигер
Из книги "Сталин и евреи"
