Просыпаюсь и тянусь к сигарете. За окном пасмурно, но в квартире уютно светит ночник. Я боюсь темноты, поэтому он горит всегда. Ненавижу верхний свет. Смотрю на лампу и вспоминаю, как во ВГИКе учили не смешивать дневной свет и искусственное освещение. Ненавижу вспоминать о тех временах — я так и не стала режиссером. Но зато недавно приобщилась к поэзии, это единственное, что получается у меня легко. И вообще — единственное, что получается.
Делаю импровизированный сэндвич на завтрак — овощи находят последнее упокоение в саване из салата, лежащем на атласной подушечке творожного сыра с соусом песто. У меня есть стишок про похороны овощей — он мне приснился. Приснилось, как я его писала. Только там были рифмы наподобие «огурец — пипец». Я проснулась тогда и написала по-своему, подхихикивая под нос. Получилось вот так:
рано утром — зимним утром —
похоронят овощи.
отливают перламутром
фары скорой помощи.
не спасли и не сумели
вытащить бедняжек,
плачет над хмели-сунели
девочка наташка.
это милый огурец,
весь покрылся пухом.
помидор лежит, мертвец,
с кровоточным брюхом.
слева замер бездыханно
бывший сладкий перец.
раскрывает свои раны
сельдерей-пришелец.
им пора найти покой
в этом бренном мире,
натали идет домой,
а в пустой квартире
дремлет тихий холодильник,
не работает дня три
и малюсенький светильник.
нет и ручки на двери
старой — поломалась,
разнесло когда тем взрывом
все дома в квартале.
с перламутровым отливом
скорая, полиция
красит лужи в красно-синий —
старая традиция.
рухнули три тонны горя
натали на плечи,
девочке, весь мир которой
был так искалечен.
Потом я познакомилась с человеком, у которого тоже был стиш про овощи — там запомнилось про скрипичный ключ на грядке.
В моем стихотворении усмотрели политику. Я обожаю такие моменты. Это игривые и одновременно до холодка серьезные пятнышки абсурда, которые, как этот мой ночник, согревают и веселят душу.
Сажусь за статью про рестораны Нью-Йорка. Написала вступление — довольна собой, но сил больше нет. Переключаюсь на чтение. Это новая часть перевода третьей книги серии о приключениях Зои Эш, которую написал Джейсон Парджин. Очень люблю Джейсона как автора, познакомилась с его произведениями году в 2014. Это была «В финале Джон умрет». Пока открываю файл на boosty, виновато поглядываю на подоконник — там лежит «Дзен и искусство ухода за мотоциклом» Роберта Пирсига. Не могу дочитать ее уже месяца четыре, хотя мне очень нравится. Но это не запойная книга.
Мне уже давно нравятся 2h company со своим абсурдным хип-хопом, но я только недавно поняла, к чему отсылает трек «Дзен и искусство ухода за АК-47».
Наконец, дозреваю написать насчет прохождения практики в ветклинике в качестве ветеринарного ассистента. Не могла заставить себя сделать это уже две недели. Очень приятно общаюсь с руководительницей.
Договариваюсь о выходе на смену и искренне желаю ей хорошего дня.
Ложусь подремать и сплю очень-очень сладко. Просыпаюсь и еду на группу Анонимных Наркоманов, у меня там служение уборщиком на одной, и завхозом на другой. Уборщик подметает пол, завхоз занимается закупками. Я чистая уже два года и четыре месяца.
Один знакомый вызывается довезти меня до дома на машине. Он курит по пути прямо в ней — меня начинает тошнить. Мне неприятно и не хочется слышать его вопросы, заданные с какой-то скрипящей интонацией, и тем более отвечать на них. Я вру, что проучилась во ВГИКе четыре курса, а не три. Не знаю, зачем. Хочу поступать на журфак. Хочу законченную вышку. Хочу много трудиться и стать редактором. Хочу написать книгу. Хочу издать сборник стихов. Много чего хочу, и это здорово. Когда я употребляла наркотики, ничего не хотелось. Кроме наркотиков, конечно же.
Покупаю в Пятерочке возле дома свиную лопатку, хлеб и творожный сыр. Вместо сыра можно было купить сигареты, но меня тошнит, я не хочу думать о курении. Я знаю, что пожалею об этом решении, но втайне от критически настроенной части себя мечтаю, что таким образом внезапно брошу курить. Это ощущение внутри детского рождественского или новогоднего чуда. Как в «Один дома». Моя мама рассказывала про себя маленькую. Был вечер накануне утренника в младшей школе, а у нее не нашлось нарядного платья. И ее мама, моя бабушка, за ночь его сшила. Вот с чем у меня ассоциируются чудеса. Это чужое воспоминание, но оно столько тепла мне дарит. И еще дарит надежду.
Надежду на то, что можно вернуться в чудесное, детское восприятие мира, безграничное доверие и благодарность за каждый прожитый день.
Опять кидаю взгляд на подоконник. Там засушенные букеты от Васи. Их два, по количеству месяцев, которые мы были вместе. Всего два месяца, а сколько воспоминаний. Я люблю цветы. Раньше мне казались элементы ухаживаний скучными, банальными и нелепыми. Сейчас мне нравится чувствовать себя женщиной, хотя бы иногда. Выбирая кэшбек на февраль, я выбрала 5% на цветы. Хочу купить себе сама букет, сделать самоподарок. Проявить к себе любовь. Может, позвать себя на свидание.
Устанавливаю время на микроволновке, пока запекаются яблоки в духовке. Теперь в доме есть часы. Почему-то раньше у меня не получалось установить время, хотя я делала то же самое. Думаю про хронометраж своей жизни. В книге Джейсона Парджина есть слова, произнесенные ямайцем, вколовшим себе наркотик под условным названием «соевый соус»: «Время — это океан, а не садовый шланг». Некоторые моменты мы проживаем бесконечно. Мы их копируем в своем сознании, и каждый раз что-то меняется — эмоциональный оттенок распадается на неуловимые части, которые каждый раз немного меняют картину. Но вспоминаем мы что-то из-за сердцевины, которая остается неизменной.
Принимаю ванну. Пробка для нее слишком большая, мы с Васей пытались ее подрезать, но она не захотела подчиняться и прогибаться под наши желания. Но я придумала взять каменную подставку под свечу, она подошла идеально. Эту ароматическую свечку с подставкой, раскрашенной под размытый дождем мрамор, мне подарила незнакомая девушка в качестве благодарности за то, что я заметила, что ей тревожно и попыталась успокоить. Люблю подарки.
Ложусь спать. Завтра новый день. И я этому почему-то рада.
Анна Встяная
