Светлое школьное будущее, как теперь уже очевидно, рождается в муках. Их испытывают учителя, родители, но в первую очередь — ученики. Окинув прогрессивным взглядом отечественные традиции преподавания, чиновники из Минобразования и науки нашли их не соответствующими сегодняшнему дню и в качестве ответа на «вызовы времени» расчленили (не нахожу другого слова) русскую литературу на тесты. Неадекватность нововведения предмету была очевидна a priori. Потому что заведомо ошибается тот, кто полагает, что способность указать название, например, Шенграбенского сражения (такой вопрос был в одном из экзаменационных заданий), свидетельствует о глубоком постижении «Войны и мира». Новая форма оценки знаний превратила уроки в изнурительные тренировки по сдаче ЕГЭ, лишив учеников главного: восприятия художественного произведения как целого.
Шквал критики, обрушившийся на ЕГЭ, не привёл к его отмене. Напротив, литературу, вырвавшуюся из рук реформаторов, словно в отместку (так не доставайся ж ты никому), вывели из списка предметов, по которым выпускной экзамен обязателен. Статус литературы в школе в одночасье сравнялся со статусом (при всём уважении к этим предметам) ОБЖ, пения, труда и физкультуры. А процедура со страшной аббревиатурой ЕГЭ — осталась. Тот, кто собирается поступать в гуманитарный вуз, должен сдавать экзамен по литературе именно в этой форме.
Учителя-словесники ударили в набат. Они обращались во все возможные инстанции, доказывая необходимость выпускного экзамена. Ввиду серьёзности положения в дело вмешалась и академическая наука: открытое письмо петербургских словесников в министерство обсуждалось на учёном совете Пушкинского Дома и было единогласно поддержано. В Москве («И всё-таки сочинение?», «ЛГ», %u2039 46, 2007 г.) прошёл Форум словесников (присутствовало 239 преподавателей и методистов из 23 регионов страны), призвавший к восстановлению упразднённого экзамена. В итоговом документе подчёркивалось, что «литература как школьный предмет в образовательной системе обеспечивает нравственное и эстетическое формирование личности; обучает умению понимать как художественные произведения, так и научные, публицистические, другие тексты; вырабатывает навыки устной и письменной речи, становящиеся интеллектуальным фундаментом человека на всю жизнь».
Любопытно, что именно эта — абсолютно справедливая фраза — заместителю министра образования и науки И.И. Калине, ответившему организаторам форума, показалась «достаточно обидной для учителей других предметов». «Например, я как учитель математики, — пишет замминистра, — всегда надеялся, что тоже вношу вклад в нравственное и эстетическое формирование личности, обучаю пониманию различных текстов, вырабатываю навыки устной и письменной речи и формирую интеллектуальный фундамент человека. Уверен, то же самое могут сказать и учителя любого школьного предмета».
Так ведь в том вся и суть, что не могут. И вовсе не
Наша цивилизация устроена так, что в отличие от многих — весьма существенных — областей человеческой деятельности всеобщее значение имеет лишь то, что мы обозначаем ёмким словом «культура». Вне всякого сомнения, не читавшего «Капитанскую дочку» назовут бескультурным. И вряд ли так обойдутся с тем, кто не имеет представления о законе Ома. Такое положение вещей не случайно, в нём заключён глубокий, я бы сказал — духовный смысл, не имеющий никакого отношения к пошловатым спорам о «физиках и лириках». Литература универсальна потому, что говорит о вещах, для всех нас — филологов, биологов, математиков — в равной степени важных. Это и определяет её особое место в отечественной педагогической традиции.
На эту традицию не посягнули даже после октябрьского переворота. Да, в советской школе изменился репертуар изучаемого, но уважительное отношение к предмету оставалось незыблемым. В русской (включая советскую) школе он никогда не сводился к заучиванию имён авторов и героев, как это, очевидно, представляли себе создатели ЕГЭ. Литература была и этикой, и эстетикой, и множеством других предметов, которых школьная программа отдельно не предусматривала.
В представлении всего мира со словосочетанием «русская философия» связываются в первую очередь классики нашей литературы. Думаю, что среди прочего, и поэтому нам не стоит торопиться за теми странами, система образования которых от литературы мало-помалу отказывается. В Германии, например, с литературными произведениями знакомят в курсе изучения немецкого языка, и такое решение не кажется мне удачным. Не вдаваясь в проблемы немецкой педагогики, поделюсь лишь одним наблюдением. Когда в выпускном классе мюнхенской гимназии спросили, кто читал «Фауста», руку поднял только один ученик. Это был сын наших знакомых, приехавших из России.
Но вернёмся к выпускному экзамену по литературе. У определённой части населения его отмена нашла поддержку, и это неудивительно. Если опросить, скажем, целевую аудиторию программы «
Призывы вернуть экзамен по литературе чиновники объясняют якобы неспособностью учителей заинтересовать своим предметом, желанием компенсировать отсутствие должной квалификации методами принуждения, к каковым экзамен, безусловно, относится. Можно было бы восхититься демократичностью образовательного ведомства, если бы не лежащая на этих высказываниях печать демагогии. Не нужно быть Песталоцци, чтобы понимать: заинтересованность не исчерпывает воспитательных методов. Чистка зубов, мытьё ушей, приём рыбьего жира и множество других полезных для здоровья вещей не всегда сопровождаются стойкой детской заинтересованностью. А в нашем случае речь ведь идёт о нравственном здоровье.
В качестве выхода из создавшегося положения Форум словесников предложил проводить выпускной экзамен на двух уровнях. Первый — базовый — предполагает упрощённую сдачу экзамена для тех, кто в дальнейшем намерен заниматься вещами, от литературы далёкими. Второй — профильный — нечто более сложное. Его будут сдавать те, кто собирается поступать в гуманитарные вузы. Предложение вполне разумно, и оно могло бы стать основой для решения, которое устроит всех. Но, увы, словесников России так никто и не услышал.
Евгений ВОДОЛАЗКИН, ведущий научный сотрудник Института русской литературы (Пушкинский Дом) РАН, САНКТ-ПЕТЕРБУРГ