Про него говорят разное: «Вспыльчивый!» «Принципиальный!» И почти всегда: «Непростой!» Но достаточно, чтобы зазвучали всеми любимые: «Я вспоминаю», «Крыша дома твоего», «На улице Каштановой», «Как прекрасен этот мир», «Ах, белый теплоход» и другие не менее знаменитые хиты, чтобы любые нападки на их автора показались нелепыми и вздорными. Ну не может написать такие теплые, душевные песни недобрый человек!
В канун очень значимого юбилея Юрия Антонова мы встретились с этим знаменитым автором и исполнителем, чтобы поговорить о его детстве и юности, а также о сегодняшнем дне с его кризисами, политическими катаклизмами и, конечно, новыми веяниями в музыке. И понять за этим разговором — что же он за человек такой, Юрий Антонов?
Легенда отечественной сцены пригласил нас в свой дом, который внешне — и размерами, и специально обустроенным парадным крыльцом, — напоминал стародворянский особняк, но внутри оказался настоящей уютной обителью — с большими кожаными креслами, зеленой лампой в кабинете на столе и, конечно, святая святых — музыкальной студией, куда меня любезно проводил на экскурсию хозяин дома. Там с помощью аналогово-винтажного оборудования, купленного на аукционах , рождался чистейший звук любимых всеми песен и тонко пахло деревом от обитых панелями стен.
— Юрий Михайлович, мы встретились накануне вашего серьезного юбилея, скажите, у вас за жизнь сложился некий собственный миропорядок, есть свой личный свод правил?
— Первое мое правило — это общаться с профессионалами. Особенно если идет разговор о чем-то профессиональном — интервью, музыка, запись. Если, скажем, это спорт, то тут я поддаюсь, тут руки вверх. Кое-что я про это знаю, но мало. Но если нечто основополагающее — только с профессионалами!
Вторая привычка — из хороших немецких — быть пунктуальным. Я родился в семье военнослужащего, поэтому дисциплина, пунктуальность, необходимость слушаться старших были привиты мне с детства. А поскольку теперь я — старший, то требую выполнения моих указаний, как этого самого старшего товарища и руководителя. И поэтому у нас в коллективе все в порядке, и тот прием, который нам оказывает зритель, он — номер один. У нас шикарно проходят концерты, народ выражает свой восторг неприкрыто, там все чувства наружу, и мое отношение как будто рикошетом передается в зал, и сразу идет отдача. И все хорошо.
Вот это мои правила жизни.
— Вы упомянули про Германию, где жили совсем ребенком, что-то помните из того времени?
— Я отчасти помню, это было давно. Только кончилась война, и не было слышно ни одного выстрела, только если охотничьего ружья. Мой отец был охотник, а я, кстати, просто злостный ненавистник охоты. Меня охота на животных очень сильно раздражает, рыбалку я еще допускаю, но убивать! Из оптического оружия! Это не для меня. А отец да, был охотник. Я помню охоту на уток, выезжали целыми офицерскими компаниями. Но смутно помнится Германия, такой разброс, не могу составить нечто целое, да и зачем? Это было больше 60 лет тому назад.
— Семья военнослужащего, и вдруг сын — музыкант, кто настоял на вашем обучении музыке? Быть может, сами хотели этим заниматься?
— Я не хотел. Меня готовили в Суворовское училище, ну а мне было все равно. Нет, конечно, погоны, ордена — это прельщало! Только кончилась война, ходило множество военных историй. Отец не очень любил рассказывать. Но все равно были истории, военные фотографии. У меня до сих пор есть воинские фотографии, где отец в окопах Сталинграда сидит весь грязный, с ППШ на руках, и рядом два боевых товарища в землянке. Конечно, в военной семье ты чувствуешь дисциплину, которая передалась мне, но военная семья не очень думала об искусстве. Просто в том городе, куда мы переехали из Германии, в Молодечно, было всего три учебных заведения: политехнический техникум, кооперативный техникум и музыкальное училище. Как вы думаете, куда меня отдали? Конечно, в музыкальное.
— Может, мама настояла на таком выборе?
— Мама была по профессии бухгалтер, ей это искусство... Нет, петь-то она любила. Всякие украинские песни. Она сама с Украины, Полтавская область, город Кременчуг. А отец — из Вологодской губернии, Белозерский район, деревня Конец Слободка. Понимаете, смесь какая? В общем, меня просто отвели в музыкальную школу, и я уже потом поступил в музыкальное училище, на этом выбор профессии для меня был закончен.
— Вам сразу пророчили блестящую карьеру?
— Никто мне ничего не пророчил! Родители хотели, чтобы на тех трофейных аккордеонах, которые отец привез из Берлина, поиграл Юрочка. Вот он и учился на этих аккордеонах, замечательные такие были — Hohner, красный и белый.
— А вы, как все мальчики, не очень хотели заниматься музыкой?
— Именно, как все мальчики, не очень. Мы много времени проводили на стройках, тогда все отстраивалось, а мы там костры зажжем, картошку печем, вот такие радости мальчишеские были. Но потом, конечно, звонили из музыкальной школы и говорили: «Что же вашего сыночка не было на учебе?» И мама мне: «Где же ты был, сыночек?» И я: «Мама, мы картошку пекли, я в следующий раз...» Ну, типа, вот так... Ругали, конечно! Строгие родители были с одной стороны, только строгость вся потом пропала.
— Осталась одна любовь?
— В то время были необыкновенные человеческие взаимоотношения. Отец работал в военном комиссариате, так все офицеры военкомата в субботу и в воскресенье собирались на природу с семьями, с детьми. Человек 30 на двух автобусах приезжали на пикник, раскладывали ковры, на них еду — и гуляли. Сейчас этого нет и в помине. А тогда было. Все они воевали, грудь у каждого в медалях, вся расписная. Они все по четыре года провели в окопах, вот и душу изливали друг перед другом. А для этого нужно было обязательно на природе, с женами, с детьми. Выпивали, закусывали, закуска скромная, но ее было много. Веселые становились, смешные, танцевали, какой-нибудь солдат играл на баяне, все по-доброму. Таких взаимоотношений не будет, наверное, уже никогда.
— Когда вы почувствовали удовольствие от занятий музыкой?
— Я был в какой-то период времени музыкальным руководителем ансамбля Виктора Вуячича и уже тогда пытался петь песни собственного сочинения. А у нас был басист, которого я пригласил в коллектив, и он писал стихи. Он-то мне и предложил: «Дескать, посмотри пару стихотворений, может быть, что-то можно сделать?» Получились песни, и Виктор Вуячич разрешил нам в своем концерте разбавить его выступление. А потом нас в Донецке услышали «Поющие гитары» из Ленинграда, просто тоже там гастролировали, у них выходной был, и они пришли на концерт. Ну, подошли ко мне после выступления: «Мы хотим пригласить вас в свой коллектив». А они тогда были как The Beatles в Англии! Я забрал гитариста — Чижевского Толю, он шикарный был! — и мы поехали в Питер, где и началась наша гитарно-инструментальная деятельность. Было бурное написание песен. И тогда «Нет тебя прекрасней» срубила страну напополам. Ее слушали все музыканты, ее пели во всех ресторанах, и я стал известный. Но только по песне, в лицо меня никто не знал, телевидение не снимало еще в ту пору, это был 69-й год. Только уже позже, в Москве, когда пошла «Пеня года» и я выступил на ТВ, тогда увидели, кто это такой. Уже другие песни были написаны, и дело пошло.
— Тяжело быть популярным? Вам, наверное, поднадоело за столько-то лет?
— Да не тяжело, но есть некоторые особенности. Повышенное внимание, которое несколько раздражает, хотя вроде ничего плохого в этом и нет. Но раздражает именно как человека, а не как известную личность. Повышенное внимание, ненужные вопросы, просьбы вместе сфотографироваться. Вы же знаете, что это такое. Один мой приятель тоже так вот сфотографировался с кем-то, а через месяц пришла повестка из прокуратуры, где ему и говорят: «Вы сфотографированы вместе, знаете этого человека?» Он говорит: «Нет!» — «Как так?» — «Ну, он подошел, попросил сфотографироваться!» А человек этот ограбил там кого-то. Вот поэтому я с большой осторожностью подхожу к вопросу совместных фотографий. Нет, я фотографируюсь, конечно, но мне не по душе, когда известный артист — как в зоопарке, побежал, посмотрел на него... На Западе, может быть также, но там есть какие-то ограничения, хотя бы когда человек приходит в ресторан пообедать или поужинать, то окружающие делают вид, что не знают его. А у нас это некоторый недостаток воспитания, хотя, конечно, поправимый.
— Может быть, это оборотная сторона любви зрителя к артисту?
— Не знаю, любовь это или результат моды. Я стараюсь не отказывать, но если нет настроения, что-то придумываешь, я всегда говорю, что у меня контракт с фирмой «Сони». Хотя обижать людей не хочется, они наивные у нас. Не в профессии, а именно в жизни, недаром так часто обманывают бабушек-пенсионерок.
— Какой вы немного сентиментальный, а имидж у вас, между тем, жесткого человека.
— Ну, я жесткий только в работе, а в жизни у меня нет каких-то столкновений ни с кем. А не будешь жестким в работе, не будет работы. У нас же нет стабильных договорных обязательств. Ты приглашаешь гитариста на работу, а он захочет — в любой момент развернется и уйдет. И что ты сделаешь? А ничего! И это значит, что ты на какой-то промежуток времени лишаешься работы, потому что его может заменить только другой гитарист, а его еще найти надо и обучить. Так что здесь много сложностей. Слава богу, у меня коллектив стабильный, мы работаем по многу лет, у меня есть рекордсмен, 18 лет работает у меня, и живет-то не в Москве, а в Туле. Другие люди работают по 8–10 лет. А от тех людей, которые нам приносили какие-то неприятности, мы избавляемся. И как бы он ни играл, это не имеет никого значения, надо избавлятся от тех , кто создает нервозную обстановку, иначе это закончится какими-то неприятностями. У нас был случай, мы взяли одного музыканта, хорошего, а он так напился в Киеве, что упал в аэропорту на пол. И мы улетели без него. Так вот, чтобы таких случаев не было, у нас серьезная дисциплина в коллективе, поэтому когда летят мои музыканты, никто не слышит ни одного бранного слова, не видит никакой пьянки, это исключено вообще. Вот в чем заключается жесткость.
— Вы несколько раз выступали членом жюри на молодежных конкурсах, вам это интересно, и каковы шансы у победителей стать действительно звездами?
— Мне это не то чтобы интересно, меня просто пригласили. Я участвовал в двух конкурсах членом жюри — на «Славянском базаре» и на «Новой волне», на «Новую волну» меня пригласил Игорь Крутой, он — мой приятель, я не мог ему отказать. Потом я был и на «Пяти звездах». Жюри всегда судило правильно, все по-честному, мне это понравилось, но с 11 утра до 10 вечера — тяжело.
А что касается шанса стать звездой... Я лично сильно сомневаюсь, но это — не наше дело, это — дело продюсеров, здесь мы не можем советовать, они профессионалы, пусть работают. Но мне кажется, эти так называемые звезды так и останутся просто популярными людьми за счет телевидения, а не известными за счет творчества. Ведь одна песня ничего не делает, даже вторая ничего не делает, а делает погоду цикл песен известных, популярных, притом не однодневок. И длительность их пребывания в эфирах не должно ограничиться одним годом. Надо, чтобы слушатели запомнили эти песни, но только песен таких нет.
— Почему?
— Этот вопрос не ко мне. Ну, технологический век, понимаете? Можно компилировать, собирать из нескольких песен одну, называть ее своей... Композиторов нет. По-настоящему композитор — человек, который садится за рояль и сочиняет. Они имеются, конечно, но для такой страны, как Россия, их очень мало. А потом пришли новые правила игры, всякие форматы-неформаты, это поломало всю историю. Продюсеры думали, что скопируют западные модели, и дело пойдет. А оно не пошло. И рок-музыки нет, ее и не было никогда, какие-то жалкие потуги. Может быть, есть пара талантливых ребят, но что это — пара на всю страну? Да ничего! А потом рок-музыку перебила уже популярная музыка, причем такая, знаете, компьютерная.
— А вы пишете музыку без компьютера?
— Нет, мы используем компьютер, без него невозможно, но мы пишем на ленту. Это совсем другие условия. Потом мы используем аналоговые обработки звука и пишем через настоящий профессиональный пульт, он очень дорогой и дает настоящий профессиональный звук. И, конечно, это практика многолетней работы.
— Вы не тоскуете по винилу?
— Не тоскую и не скучаю. Винил имеет свои преимущества, но и свои недостатки, эти потрескивания, которые многим нравится, с одной стороны, хороши, но мне больше импонирует чистый звук. Хотя, я думаю, есть большие ценители, которые имеют аппаратуру самого высокого качества и разыскивают виниловые пластинки, почему нет? Это здорово!
— Какую музыку вы слушаете для собственного удовольствия на досуге?
— Я музыку не слушаю, только в машине речевые радиостанции, чтобы быть в курсе новостей. Я устаю от музыки, это очень тяжелая работа, на уровне горняцкого труда. Но если горняцкий труд действует на физическую силу, то здесь на совершенно другие органы идет воздействие, которое человека подтачивает изнутри. Это такое нервное истязание, когда слушаешь одну песню по 200 раз в день, а я должен ее слушать, оттачивать. Но это значит повтор песни, повтор звучания каждого инструмента в отдельности, потом в сборе, это истязание. И еще неизвестно, что лучше: уголь отбивать отбойным молотком или в студии сидеть десять часов в сутки и выходить, шатаясь, чтобы поехать домой и упасть в койку совершенно изнуренным. И бессонница, да, но от этого есть таблетки, выпиваешь — и прощай, бессонница, но тем не менее это же накапливается. А потом ты думаешь: «Что же у тебя такое нервное состояние! Что же тебя так ломает!» Тем более, если ты не отдыхаешь, а у меня нет субботы, воскресенья, они отсутствуют, нет никакого времени для отдыха. Я забыл, когда я был на море, хотя так хочется поехать отдохнуть.
— Зачем так себя выматывать?
— А как иначе, если у меня одно событие перетекает в другое?
— Вы сказали, что постоянно слушаете новости, значит, следите за политикой?
— Косвенно, специально не слежу, но не могу сказать, что она проходит мимо меня стороной. Нет, задевает, как всех граждан, знаю, что сейчас в стране тяжелая ситуация, и это меня совсем не успокаивает. Ну что делать, такая мировая обстановка. Посмотрите на географическую карту страны, и вам все станет ясно. Это когда-то должно быть прийти, эта история должна была когда-то проявиться, и она проявилась. Ведь не только я смотрю на карту, за рубежом тоже сморят, и не с удовольствием, а с большим раздражением. И думают: «А почему это одна страна имеет такую территорию, и когда с каждым годом увеличивается недостаток всего, то в этой стране есть все?» Как это может не раздражать? Конечно же, раздражает! Это — одна из главных причин. Все эти политические события, все это придумано человеком, такая химическая составляющая, а основная проблема — это территория, так всегда было в истории человечества. Все войны происходили из-за территории. Кто-то говорит, что они происходили по религиозным причинам. Отчасти да. Отчасти! Но в основе своей это была претензия на территорию.
Но что сейчас происходит, мне совершенно непонятно. Почему один народ называет другого братским народом, а в ответ слышит всякие нехорошие бранные слова, мне это непонятно. Но я не хочу углубляться в эти проблемы, это очень серьезный разговор. А я хочу говорить о своем юбилее.
— Хорошо, тогда как вы планируете его отпраздновать?
— На высоком творческом уровне. Мы, правда, не профессионалы в праздновании юбилеев, это бывает так редко. С другой стороны, настолько быстро время бежит! Мне вчера один человек сказал: «Юра, ты не понимаешь одной вещи, земной шар ускорил свое вращение, сегодня понедельник, а завтра уже суббота, также и года летят». Я помню, раньше время совершенно медленно текло, как ему и предстояло по всем законам мироздания, а сегодня просто мчится куда-то вперед и непонятно, сколько тебе лет на самом деле. А праздновать буду так, чтобы понять, что я прожил определенную часть этого отведенного мне времени, и у меня, как мне кажется, все достаточно удачно получается.
— Вы — счастливый человек?
— Нет! Что касается музыки, может быть, но ведь жизнь человека не состоит из одной музыки, смешно человеку все время петь и танцевать, он же должен еще что-то там где-то делать. Тут не все получается, ну ничего, ладно.
— Чего вам не хватает для счастья?
— Я понимаю, что вы тонко так к этому вопросу подбираетесь, но я ни за что не признаюсь в том, чего мне не хватает. Я постараюсь то, чего мне не хватает, все-таки добыть когда-то. Если не получится, ну что же, значит не получится.
— Вы — верующий человек?
— Я — богобоязненный человек, и я религиозный в какой-то мере, но не сильно. Я, к большому сожалению, не соблюдаю, например, посты. Это все тяжело для меня, но там разрешено не соблюдать тем, плохо себя чувствует или на военной службе, путешествует, опять же. А наша жизнь — самолеты, поезда, автомобили, переезды, перелеты то в Америку, то в Израиль, это сложно. Смена поясов... Попробуй в Алма-Ату слетай, потом обратно в Москву, сутки потом не можешь отлежаться... Но я — на правильном пути.
— Известно, что вы очень любите животных...
— Да, я люблю всех животных, переживаю за них. Вот прочитал в Интернете, что американцы должны убить 12 тысяч птиц, которые в море на остовах селятся, будто они едят там мальков рыб каких-то. Ну вот как это — убить 12 тысяч птиц?! Вы разберитесь как-нибудь по-другому, может, не в них причина. Массовое убийство животных просто вводит меня в ступор...
— Ваша любовь к животным как-то соотносится с фразой «чем больше я узнаю людей, тем больше люблю собак...»?
— Я не понимаю смысла этих слов. Пошлый какой-то лозунг, пафосный, циничный и фальшивый... Что за ним стоит?
— Видимо, разочарование в людях.
— Ну так и спрашивайте...
— У вас есть разочарование в людях?
— Есть разочарование. Конечно! А вы сами не видите, какой настрой у населения? Это особенно замечают автомобилисты, которые за рулем, им видна наглость, беспардонность. Неприятности всякие, которые происходят, драки, это все же доказательства того, что человек звереет. Это в последнее время происходит! Я помню советское общество, там просто такого понятия не было! Было уважительное отношение друг к другу, а сегодня налицо абсолютное разъединение людей по признакам материального благополучия. Это же ужасная вещь! Если в западных странах это разделение происходило на протяжении сотен лет, люди к этому привыкли и относятся как к чему-то должному, то у нас такое произошло совсем недавно, и народ неподготовленный. Он очень озлоблен. Конечно, один едет на машинке разбитой, а другой на «Роллс-Ройсе», какая-то банановая республика получается.
— Ваши недавние ссоры на дорогах, которые вызвали столь высокий общественный резонанс, были попыткой противостоять этой беспардонности?
— Нет, это было просто неожиданностью. Реакцией на быдлячество, причем внезапной реакцией. Ведь если так разобраться, хотя никто не разбирался, особенно пресса, ей ведь было интересно раскрутить свои издания, сделать свои передачи... А суд поставил все на свои места, пусть не с первого раза, но все-таки. Но по большому счету люди, которые это совершили, не получили должного наказания за это. Должного! Потому что во всех случаях были инициаторами они, а не я. У меня вообще ни в мыслях, ни в действиях не было ничего противозаконного. Это была ситуация, в которой любой человек поступил бы так же, если он не какая-нибудь размазня, плюй и растирай, а ему все равно. А вся остальная история — их вина абсолютно!
— Вы говорили про расслоение в обществе, как вы считаете, а вас лично не испортили деньги?
— Нет. Я уж не такой сильно обеспеченный, я не скажу, что могу себе позволить все в этой жизни. Я бы так никогда не сказал! Я много чего не могу позволить себе, не обладаю достаточным состоянием Конечно, я обеспеченный человек! Но куда, вы думаете, идут мои деньги? Кто-то бриллианты покупает, «Роллс-Ройсы», а у меня это оборудование, гитары, инструменты, две студии. У меня оборудование очень дорогое, оно аналогово-винтажное, покупается на аукционах. Все это очень редко можно приобрести и с большим трудом, за большие деньги.
— Юрий Михайлович, вы никогда не говорите про свою личную жизнь, известно, что вы человек одинокий, рассчитываете еще встретить любовь?
— Что это за слово «одинокий»? Что это за манера вешать ярлыки? Ты — нищий, ты — одинокий, у тебя за душой ни копейки! Я — не из этой категории, во-первых! А во-вторых, посмотрев по сторонам и на опыте своих друзей, у которых у большинства не складывается личная жизнь, а они думают, что живут в семье, хотя на самом деле никакая это не семья, когда вранье полное друг другу, я это знаю. Я это вижу. Эти несчастные дети, потому что не понимают: папа, мама и что между ними происходит. Зачем такая семья? Каждый день эти скандалы. Эти чуть ли не драки. Что это такое? Это же известный фактор! Почему вы им не задаете вопрос: «Одиноки ли вы?» А они скажут: «Нет! У меня есть жена!» А жена в данном случае — это фикция, потому что жена — это та, с которой человек живет в дружбе, согласии и любви. И когда любовь уже не первая, а такая человеческая, когда уже вступает общее понятие любви. Когда не сексуальная любовь, а просто двое живут в уважении. Я перед такими людьми на колени становлюсь и говорю: «С вас надо брать пример!» А остальное — это какая семья? Бедные дети! А сколько разводов! Вы никогда не интересовались? Вот и поинтересуйтесь!
