Воображение — не как способность, а как процесс — лежит (или парит, наверное) в основе художественности. Но между секулярным подходом, который превращает таинство воображения в унылый креатив, и сакральными практиками традиционного творчества простирается пропасть размером в Новое время.
Мастер озарения Шихабуддин Сухраварди
Анри Корбен в докладе Mundus Imaginalis («Мир Воображения») говорит об «агностическом рефлексе» западного человека, имея в виду привычку к разделению человеческого мышления и бытия. С выработки этого рефлекса и начинается, строго говоря, десакрализация действительности. То есть воображение перестаёт рассматриваться как животворящая сила и либо просто сводится к личной шизофрении (более или менее безобидной), либо вульгаризируется в вариациях солипсизма. Корбен говорит об этом не абстрактно, а применительно к «Малиновому Ангелу» Сухраварди, чтобы объяснить, как работает мышление суфия (которого западное восприятие всё стремится зачислить в разряд мистиков, что бы это ни значило). А если говорим суфий, то подразумеваем — поэт.
С точки зрения исламской ортодоксии, всё это следует как минимум делить на два, потому как Корбен опирается, естественно, на ирфан, который одним глазком всё поглядывает на чисто персидский гнозис, но основа его всё-таки в общей суфийской традиции и связана с ранее упоминавшимся миром образов.
Сухраварди в описаниях странствия духа употребляет (судя по всему) собственное выражение Nâ-Kojâ-Abâd, которое контекстуально переводится как «место ни-где», то есть этимологически почти «утопия», но для суфия это не абстрактное понятие. Не место, «которого не может быть», а место, которого нет в предметном смысле (zahir) и которое «открывается в сокрытом» (batin). Путь к раскрытию лежит через обращение внутрь себя — обнаружение себя — не рациональностью, а путём духовного очищения и восхождения. Дервиш возвращается домой. В принципе, речь про кашф, хотя Корбен не использует это слово. Неутомимой энергией кашфа создано огромное количество памятников персидской/исламской/мировой литературы.
Но самое важное (что не учитывают) вот что:
«...происходит странная вещь: как только переход осуществлён, та реальность, которая ранее была внутренней и скрытой, открывается как охватывающая, окружающая, содержащая то, что ранее было внешним и видимым <...> Вот почему духовная реальность не находится "в где". Это "где" находится в ней. Иными словами, она сама есть "где" всех вещей».
Это объясняет природу визионерских поэтических опытов, обращённых в сакральное. Воображение суфия — это не пассивное фантазирование, а сила, организующая реальность, покрывающая реальность. «Агностический рефлекс» западного человека как бы препятствует экзистенциальному переживанию реальности, он вечно зудит и просит рациональной концептуализации там, где она по определению невозможна. А потому уже даже на понятийном уровне все словари определяют воображение как способность, а не как делание.
Дальше Корбен говорит о структурировании мультивёрса в ирфане на три части: мир феноменов (molk), мир души (Malakût) и мир ангельских интеллигенций (здесь странный перевод, но речь, строго говоря, про мир идей — почти платонический по сути). И мир души выступает как пограничный между чувственным и интеллектуальным. Мир души в суннитской традиции — это как раз алям аль-мисаль, то есть мир образов (Корбен называет его mundus imaginalis).
«Этот мир требует своей собственной способности восприятия, а именно — особой имажинативной силы, когнитивная ценность которой столь же реальна, как и ценность чувственного восприятия или интеллектуальной интуиции. Мы должны избегать смешивать её с воображением, которое современный мир отождествляет с "фантазией" и которое, в соответствии с этим, производит "всего лишь воображаемое"».
Дальше Корбен пускается в анализ теософии Муллы Садры и насмерть отклоняется от темы, ну вы понимаете.
Мавзолей на кладбище аль-Баки, разрушенный в 1925 году
Два важных следствия для новейшего времени:
1) Ученик Корбена — антрополог Жильбер Дюран, взяв на вооружение суфийскую модель восприятия реальности и понимание воображения как активного организующего начала, разработал свою теорию имажинера, в которой ввёл разделение воображающих режимов на диурн, драматический ноктюрн и мистический ноктюрн. Диурн — дневной модус — это ясность, бинарные оппозиции, этика, мораль, религия, мужское начало, свет, вертикаль, героика и так далее. Драматический ноктюрн — вечерний модус — туманность, размытость, нечёткость оппозиции, искусство, драма, напряжение, межполовое взаимодействие, рекурсия, цикличность, юмор и так далее. Мистический ноктюрн — сумерки — тьма, снятие оппозиций, неразличение, материализм, слияние субъекта с объектом, телесность, женское начало, антифразы и так далее.
В целом, эти три режима воображения соотносятся с суфийским разделением. Диурн как бы соответствует миру идей — архетипической стройности. Драматический ноктюрн соотносится с миром образов — как пространство художественности. А мистический ноктюрн связан с миром феноменов — материи.
В русскоязычном пространстве главным распространителем идей Дюрана стал философ Александр Дугин, который в своей интерпретации превратил его режима имажинера в формы Логоса: Апполона, Диониса и Кибелы, соответственно. Как ни странно, это дюрановское разделение, берущее начало в суфизме, заботит интеллектуалов по всему миру — начиная с юнгианской школы и всего параллельного психоанализа (параллельного Фрейду, имею в виду) и до современных культурологов и антропологов, многие из которых совсем потеряли нить, которую Корбен изначально вытянул из ирфана.
Нужно учитывать, что попытки описать явление или концепт каким-то одним режимом или логосом — это уже современные излишества негибких умов из последователей Дюрана или Дугина. Изначально какой-либо мир — это лишь сторона, в которую человек воображающий обращается в той или иной ситуации. Скажем, тот же Сухраварди говорил, что истина постигается лишь в опыте чистого свидетельствования, буквального переживания, а не средствами рациональности, но вместе с тем оговаривался, что опыт познания не будет полным, если человек не может его впоследствии объяснить, концептуализировать, с помощью разума — философски или поэтически.
2) «Цивилизация образа», стоящая на трёх слонах — «научной» рациональности, секулярности и релятивизме, не имеет ничего общего с миром образов. И одна из главных причин разрыва — неверное понимание воображения. Человеческий рассудок воспринимается сегодня исключительно как пассивный объект. Максимум его активности — это креатив в компиляции, чем собственно занимаюсь и я.
Через отрицание этих самых слонов — в первую очередь за счёт последовательной диверсии в культурном пространстве — мы можем обрести шанс и восстановить то настоящее художественное восприятие, которое неотделимо от сакрального и воспринимается не как блажь, а как необходимое средство достижения истины.
Талгат Иркагалиев
