Каждое Рождество Арнольд Пош отправляется в лес рубить елку. Но наряжать он ее не планирует — дерево нужно, чтобы изготовить скрипку по старинной технологии, и оказывается, лучшее время года для заготовки скрипичной древесины — как раз между Рождеством и Новым годом.
Есть еще несколько обязательных правил: елка должна расти в защищенном от ветра месте на высоте 1400–1600 метров над уровнем моря и быть около 250 лет от роду.
— Правильный выбор дерева — высшее искусство скрипичного мастера,— любит повторять герр Пош.— Такие деревья в наши дни проще всего найти в частных лесах. Приходится договариваться с владельцами.
Арнольд Пош — невысокий, кудрявый и в очках — делает скрипки уже 22 года. Он живет в старинном городке Халль ин Тироль в Австрийских Альпах. И все горожане знают его мастерскую в Замковом переулке, в самом центре старого города. Если для туристов, путешествующих по Тиролю, это просто одна из многих местных достопримечательностей, то горожанам без Арнольда Поша не обойтись. Ведь он не только скрипки делает, но еще и чинит инструменты.
В мастерскую заходит пожилая музыкальная пара — забрать из ремонта скрипку и виолончель. Чтобы показать, что инструменты готовы, Арнольд сам берет смычок и проводит по струнам.
Работы у мастера хватает. В углу комнаты, как связка колбас в средневековом трактире, висят шесть скрипок, два альта и четыре виолончели. Одни — потемневшие от времени, другие только-только сделанные и даже не покрытые лаком, третьи почти готовые. Все ждут своего часа.
— А вот один из главных предметов моей коллекции,— Арнольд Пош бережно достает с полки необычную скрипку с головой льва над колками.
Это работа человека, которого герр Пош считает своим учителем,— знаменитого скрипичного мастера Якоба Штайнера, что в конце XVII века работал в паре километров отсюда, в горной деревне Абзам.
Алгебра гармонии
В конце XIX века, когда в моду вошел национализм, Якоба Штайнера провозгласили отцом немецкой скрипки. Но в XVII и первой половине XVIII века на национальный характер никто не упирал. Зато его инструменты ценились по всей Европе не ниже, чем скрипки знаменитого современника — Антонио Страдивари. На них играли в оркестрах Баха и Моцарта. На них впервые исполняли Бранденбургские концерты. С приходом больших концертных залов предпочтения изменились. Скрипки Штайнера больше подходили для камерных помещений. Поэтому сейчас ха ними охотятся в основном любители барочной музыки.
От самого же мастера не осталось ни одного портрета. И известно про него до крайности мало. По легенде незадолго до смерти Якоб Штайнер сошел с ума, но доподлинно даже этого никто не знает.
— Неизвестно, когда точно он родился и умер, был ли он богатым или бедным, где он учился,— говорит Маттиас Брайт, смотритель деревенского музея Абзама.
Церковные книги были утрачены. И первое упоминание, подтверждающее, что мастер действительно существовал,— счет на 40 гульденов за ремонт скрипки и виола-бастарда, который Якоб Штайнер выставил своему клиенту из Зальцбурга в 1644 году. Там мастер представлен как изготовитель лютней. Скрипка еще не считалась главным струнным инструментом.
Последнюю известную скрипку Штайнер сделал в 1682 году. А в 1684-м зятья уже продали его дом, значит, где-то в этом промежутке мастер и умер. Дом, кстати, стоит в Абзаме до сих пор. Проходят века, а ничего здесь принципиально не меняется.
Никакой школы Якоб Штайнер после себя не оставил. Он так и остался первым и последним в деревне скрипичным мастером.
— В то время считалось, что умение делать инструменты — индивидуальный дар, который никому не передашь,— объясняет Маттиас Брайт.
И только в наши дни секреты мастера пытаются раскрыть методами современной науки. На стене музейного зала висит схема скрипки. Она вся испещрена циферками и похожа на морскую карту глубин. К скрипичному мастерству сейчас подходят не только с исторической, но и с научной позиции. Так, американские ученые прогнали скрипки знаменитых мастеров через компьютерный томограф и точно знают, где и какая толщина и чем работы Страдивари отличаются от произведений Штайнера.
— Вот смотрите, в середине у скрипок Якоба Штайнера глубина 4,5–4,6 мм, по краям 1,2–1,3, она более выпуклая, округлая,— рассказывает Маттиас Брайт.— А вот Страдивари: 2,4–2,9 мм у края и 4,7–5,3 мм в центре. Совсем другой перепад высот.
Практика
— Более выпуклая форма звучит мягче. Скрипки Штайнера давали серебряный звук барочной музыки. А у плоской скрипки Страдивари звуки агрессивнее,— комментирует Арнольд Пош.
Досконально изучив карту скрипичных глубин, нынешний тирольский мастер может повторить работы своих гениальных предшественников. Спинки для будущих скрипок он выскабливает изнутри стамеской, как деревянные ложки. И все время проверяет качество работы. То миниатюрным прибором для измерения глубины, то на слух — постукивая по заготовке пальцем.
Деку вырезает по готовым лекалам. И может повторить форму что Страдивари, что Штайнера. Отдельный набор фанерных форм — чтобы делать прорези-эфы. У мастера в запасе шесть пар лекал для прорезей, повторяющих скрипки старых мастеров.
Но несмотря на все эти мелкие технологические усовершенствования, работает Пош примерно по той же технологии, которую использовал три с половиной века назад Якоб Штайнер. И на каждый инструмент уходит по 160–200 часов работы.
Стволы елей мастер разделывает по старинке — топором, а не пилой. У него для этого есть специальный инструмент с длинным лезвием старинной работы. Ствол делится на узкие клинья, которые отправляют на 7–10 лет сохнуть. Потом два клина склеивают широкими концами друг к другу, а узкими в стороны. И вот уже готова заготовка для будущей верхней деки.
Елка — дерево музыкальное. В музее Абзама вам объяснят, что это связано с большими пустотами в клетках этого растения. Потому же, кстати, ель так быстро растет. А вот для нижней деки (основания инструмента) и шейки нужно более плотное дерево. Некоторые мастера используют для этого иву или тополь, но Арнольд Пош вслед за Якобом Штайнером предпочитает клен. Для колков и накладок на гриф берут черное дерево.
Наконец, готовое изделие надо покрыть лаком, который делают из местной пинии. В Тироле этого дерева полно — на ней даже настаивают шнапс. И, кстати, пахнут лак и шнапс очень похоже. Но, может быть, есть какой-то секретный ингредиент, о котором мастер недоговаривает?
— Никакого секретного ингредиента тут нет и быть не может,— серьезно отвечает Арнольд Пош.— Секрет не в том, как смешать лак, а как работать с ним. Предположим, есть рецепт нянюшкиного пирога. Его будет готовить мама и бабушка, но у каждой получится по-своему. Рецепт тот же, а результат разный.
Выходит, люди в XVII веке в чем-то были очень правы. Томографы томографами, измерители измерителями, а скрипки у каждого мастера все равно получаются свои, индивидуальные.
Никита Аронов
