Провести конкурс исполнителей можно и через интернет, среди современных скрипачей меньше индивидуальностей, чем полвека назад, а первым учеником великого Исаака Стерна мог стать советский музыкант. Об этом «Известиям» рассказал народный артист СССР, заведующий кафедрой скрипки Московской консерватории Эдуард Грач, отмечающий 19 декабря 90-летие.
— Эдуард Давидович, 19 декабря в Большом зале консерватории состоится гала-концерт — кульминация фестиваля в честь вашего юбилея. Выступать будут ваши ученики. Вы участвовали в составлении программы или это был целиком их выбор?
— Я говорил им, что хотел бы услышать. Важно отметить, что гала-концерт 19 декабря — не единственное событие. Фестиваль стартовал 12 октября с празднования 130-летия со дня рождения моего величайшего педагога Абрама Ильича Ямпольского — это был концерт моего класса в Малом зале. 6 декабря в Рахманиновском зале прошел концерт моей кафедры. А еще к моему 90-летию приурочен скрипичный конкурс Эдуарда Грача. Слава Богу, пока не «имени Эдуарда Грача» (улыбается).
— Конкурс проводите очно или дистанционно?
— Первый тур этого конкурса уже состоялся. Я даже не ожидал — заявок было очень много, около 40 со всего мира, несмотря на то что сейчас такое труднейшее время. Мы даже думали, что, может быть, сможем вживую провести второй, основной, тур, но нет, к сожалению, пришлось делать дистанционно. Зато география участников — впечатляющая. Там и Соединенные Штаты, и Бразилия, и Испания, и восточные страны (Китай, Корея), и даже Люксембург.
В жюри вошли мои звездные ученики, которые сейчас не работают на моей кафедре, — Алена Баева, Никита Борисоглебский, Гайк Казазян, Айлен Притчин, а также Хироко Нинагава, японская скрипачка, она у меня несколько лет стажировалась и получила в 2019 году на VII конкурсе Ямпольского первую премию. Эти пять человек прослушали все записи, в результате к участию во втором туре было допущено 18 человек. Они представили программы от 50 до 60 минут.
— Получается, вашим ученикам пришлось суммарно слушать более 15 часов!
— Да, долго слушать пришлось (улыбается). И 19 декабря на концерте в Большом зале будут объявлены результаты.
— Вы сами слышали эти записи?
— Я слушал фрагментарно, не целиком. Я ведь не член жюри и никакого влияния на результат конкурса не хочу иметь.
— Каково ваше общее впечатление от уровня конкурсантов?
— Уровень очень хороший, достаточно высокий и ровный.
— А если говорить не только про участников конкурса, но вообще про современных скрипачей и сравнить их с теми, что были 50–60 лет назад?
— (Задумывается.) Если обобщить мои впечатления, могу сказать, что сейчас, может быть, средний уровень выше, многие играют великолепно, но нет такого торжества индивидуальности, как в XX веке. Возьмем Давида Ойстраха — разве сегодня кто-нибудь подобный есть? И Леонида Когана нет. Я не говорю уже о западных скрипачах — о Хейфеце, Стерне, Менухине.
Даже в нашем классе у Ямпольского все были разные. И Коган, и Ситковецкий — великие скрипачи, но они не похожи друг на друга. Безродный и я учились в одно время. Но мы тоже были совершенно разные.
— Вы задумывались, почему сейчас индивидуальности меньше?
— Наверное, потому что педагоги пытаются добиться очень высокого уровня игры своих учеников, но делают это не совсем правильно. Как работал Абрам Ильич Ямпольский? Он в первую очередь развивал сильные стороны каждого скрипача, а не просто подтягивал недостатки. И вот тут рождались индивидуальности. Я стараюсь его школу продолжать. Надеюсь, что это удается.
— Каковы ваши впечатления в целом о поколении двадцатилетних?
— Оно сильно отличается от предыдущих поколений. Мне трудно сказать, к лучшему эти изменения или нет, но эти ребята другие, я чувствую это. Очень хваткие. Есть среди них прекрасные скрипачи. Хотя сказать, что это индивидуальности, как, например, Исаак Стерн, невозможно.
Я вспоминаю первое выступление Стерна в Москве в 1956 году. Это была революция. Даже Абрам Ильич говорил: «Мы сейчас все будем играть по-другому, потому что он нам показал какой-то совершенно иной путь развития, отношения к музыке». У Стерна был, как говорят, бесконечно длинный смычок. Он умел пропевать мелодию.
Кстати, к тому моменту я уже был с ним знаком. В 1955-м я участвовал в международном конкурсе в Париже. И оказался фаворитом публики — после выступления меня вынесли на руках из зала. Но когда объявили, что мне присуждена вторая премия, а не первая, зрители были возмущены и скандировали мне: «Первая премия!» Об этой истории узнал Исаак Стерн, который как раз был проездом в Париже, он выразил желание со мной познакомиться. Мы провели с ним час в кафе.
А продолжилось общение уже в СССР. После его концерта в Москве он сказал, что хочет послушать мою игру. Времени у него не было, и я спросил, куда он поедет дальше. Оказалось, что в Тбилиси, где и у меня было запланировано выступление. Даты совпадали. Там я и смог ему сыграть.
— Что он сказал, услышав вашу игру?
— Он предложил мне стать его первым учеником и заниматься с ним в Париже. «У вас прекрасный педагог, я ничего не буду менять в вашей игре, но наведу европейский лоск. А после этого все импресарио мира ваши». Но в те годы это было, конечно, невозможно. В последний раз я увидел его уже в 1990-е годы в Гонконге. Подошел к нему, спросил: «Вы помните наши встречи?» А он сказал: «Я всё помню, Эдуард».
Но я ни о чем не жалею. Я прошел свой путь.
(Звонит телефон, Эдуард Грач отвечает и просит собеседника перезвонить.)
— Что за звонок у вас на телефоне?
— Это я вместе со своей супругой Валентиной Василенко играю в Большом зале консерватории «В подражание Альбенису» Щедрина. Могу с гордостью сказать, что Щедрин очень ценит эту запись, говорит мне о ней в каждом телефонном разговоре, поэтому я с большим удовольствием поставил ее на звонок.
— К вопросу о концертах в БЗК. Ваш традиционный новогодний концерт 3 января состоится?
— Да, и он приурочен не только к моему юбилею, но и к 30-летию созданного мной оркестра «Московия». Он, к сожалению, уже не существует два года — мы в 2018 году сыграли последний концерт, но сейчас соберем исполнителей, которые были в «Московии» в разное время, и они выйдут на сцену с дирижером Максимом Федотовым. Будут даже те, кто играл при основании этого коллектива в 1990 году. Например, концертмейстер «Московии» Андрей Чистяков.
Сыграют солисты-скрипачи, которые работают сейчас на моей кафедре: Юлия Игонина, Лев Солодовников, Сергей Поспелов, Елена Таросян. Также выступят пианистка Екатерина Мечетина, органистка Евгения Кривицкая и арфистка Александра Тихонова. Традиционно будет хор Московской консерватории под управлением Александра Соловьева — он регулярно участвовал в новогоднем гала-концерте еще в то время, когда коллективом руководил великий Борис Тевлин. Заявлен и ансамбль «Виртуозы Якутии», но, к сожалению, время такое, что они могут и не приехать.
— Вас не смущает, что на ваших юбилейных концертах в зале будет только 25% зрителей из-за нынешних ограничений?
— Меня смущает другое: смогу ли я там быть. Мне же все-таки «65 плюс», причем не один плюс, а много. Вот что меня беспокоит, я-то рвусь туда.
— Вы сейчас вообще не ходите на концерты?
— Вообще. Как раз перед тем, как началась эта кошмарная пандемия, мы с супругой приехали из Дубая, сели дома, и с тех пор я никуда не выезжаю. Гуляю рядом с домом. Конечно, хочется сходить на концерты, но надо беречься.
— С учениками занимаетесь дистанционно?
— По скайпу. Сказать, что очень люблю так заниматься, я не могу, потому что работа над какими-то исполнительскими тонкостями через интернет невозможна, в принципе. Но я попытался извлечь пользу из этого и пошел по другому пути. Задаю ученикам много произведений, чтобы они за этот период сформировали себе хороший репертуар. За время пандемии многие мои студенты прошли гораздо больше музыки, чем за такой же срок в нормальное время.
— Как вы относитесь к современному скрипичному репертуару и к экспериментальным техникам игры на скрипке? Много говорят о том, что в консерватории недостаточно оснащают музыкантов теми приемами, которые требуются для исполнения авангардной музыки.
— Скрипач прежде всего должен овладеть азами, а азы — это классика. Без этого скрипач не сможет быть интересен в современной музыке. На классиках мы воспитываем свой вкус. Современное искусство — безусловно, но сказать, что я это считаю основой… Нет, мы должны начинать с классики. Всё должно быть постепенно и профессионально. Что касается сочинений конца XX века и XXI века — среди них есть интересные, хотя есть и те, которые я не принимаю.
— Можете привести пример произведения, которое вам кажется интересным в новейшем репертуаре?
— Недавно мой ученик Айлен Притчин играл на фестивале «Другое пространство» Anthemes 2 Пьера Булеза. Я послушал с удовольствием этот концерт.
— В этом произведении самое интересное — пространственное решение. Игра скрипача обрабатывалась электроникой, звук передавался в динамики, расставленные позади публики, и буквально летал по залу.
— Вы были там? Я вам завидую. Вот вы рассказываете, как это звучало, а у меня буквально слюнки потекли, так хотелось бы послушать вживую. Но я должен быть оптимистом и надеяться, что это время когда-то закончится и снова можно будет ходить на концерты.
— Можете ли вспомнить о вашем первом сольном концерте, который играли, когда вам было 13 лет?
— Каждую ноту помню! Это было в Новосибирске, в 1944-м. Там прозвучали достаточно серьезные произведения: Второй концерт Венявского, многие виртуозные пьесы. И после выступления я увидел за кулисами Курта Зандерлинга, Абрама Стасевича, квартет имени Глазунова в полном составе. Ленинградская филармония была в эвакуации как раз в Новосибирске, поэтому они были на концерте и пришли меня поздравить.
— Что сказали?
— Что мне надо ехать учиться в Москву.
— Поехали?
— Да. Но этого бы не получилось без поддержки первого секретаря обкома в Новосибирске — Михаила Васильевича Кулагина. С ним я познакомился еще до этого, когда сыграл на торжественном заседании к 1 мая. Он вызвал меня и долго беседовал, распорядился дать комнату нам с мамой и моему педагогу Иосифу Ароновичу Гутману. Нас кормили, одевали, лелеяли невероятно. А это ведь военное время!
И вот когда мне посоветовали поступать в Москву, я решил снова поговорить с Михаилом Васильевичем, попросился на прием к нему. Кстати, обратите внимание: уже когда я стал народным артистом СССР, далеко не к каждому министру я мог попасть. А тут, еще будучи мальчишкой, я позвонил по телефону в приемную Кулагина, и секретарь сказал: «Сейчас я спрошу у Михаила Васильевича. Ты где, далеко?» — «В десяти минутах ходьбы от обкома партии». — «Он тебя ждет».
— О чем вы говорили с ним?
— Я ему рассказал о своем желании учиться в Москве, он сказал: «Мне очень жалко с тобой расставаться, но понимаю, что ты должен ехать в Москву». А тогда пускали в столицу только по пропускам, война шла. И Кулагин говорит: «Я тебе дам командировку с мамой, поедешь в Москву, сдашь экзамен. Скажи мне, у тебя есть еще костюм кроме этого?» Я застеснялся, а он мне: «Как так — приедешь из Сибири, а выглядеть будешь неподобающе. Нет, всё должно быть в порядке! Пошьем новый костюм». Сделали костюм, дали еды в дорогу. И уже когда я поступил в ЦМШ, из новосибирской школы присылали мне стипендию, чтобы как-то обеспечить нашу жизнь в Москве. Ведь мы жили тяжело. Снимали углы — не комнаты, а именно углы. И часто нас выгоняли — кому нужен в квартире мальчик, всё время пиликающий на скрипке?
А в 1949 году я поехал на свой первый конкурс и получил золотую медаль, первую премию. Вернувшись домой, услышал телефонный звонок — Михаил Васильевич Кулагин. Поздравил меня и сказал: «Я в тебя всегда верил». Оказалось, он был в Москве. Я говорю: «Михаил Васильевич, я так хотел бы увидеть вас!» — «Я сейчас нездоров». Так я с ним уже и не встретился, только был на его похоронах.
— Мы вспомнили начало вашего пути на сцену. А когда вы решили, что заканчиваете скрипичную карьеру?
— Всегда хорошо вспоминать начало. А говорить о конце карьеры — менее радостно. Прямо скажем, грустно. Меня спасло то, что я переходил из одной профессии в другую, смежную. Стал больше дирижировать, активнее преподавать. Я и так пришел к преподаванию довольно поздно — в 58 лет. Часто начинают эту деятельность сразу после окончания консерватории. Считаю это неправильным. Ведь будучи молодым, ты сам концертируешь и неизбежно ревнуешь своих учеников к славе. А настоящий педагог должен хотеть, чтобы ученики играли лучше него.
— Сегодня на вас такая большая нагрузка — и как на педагога, и как на заведующего кафедрой. Хватает ли сил на всё?
— Я человек преклонного возраста, но энергии у меня много. Не знаю, как долго будет здоровье — дай бог, чтобы оно было долго... Я очень люблю жизнь.
— Что вам дает энергию, подпитывает вас?
— Прежде всего, это моя любимая супруга Валечка. Сейчас я никого, кроме нее, и не вижу. Ну разве что иногда во дворе встречаюсь со своими учениками, они приходят меня проведать.
А с Валечкой мы уже 30 лет вместе. Это треть жизни. Конечно, когда тебе много лет, это немного угнетает. Но это самые счастливые мои 30 лет.
Сергей Уваров
