4 апреля на 89-м году жизни скончался Георгий Данелия — режиссер фильмов «Я шагаю по Москве», «Мимино», «Не горюй!», «Осенний марафон», «Афоня». Он написал несколько мудрых и ироничных книг, в которых не раз описывал чужие похороны. К примеру, один из его знакомых во время церемонии прощания поскользнулся и полетел в могилу, взмахнув руками, после чего грянул гимн Советского Союза. Все засмеялись. Данелия тоже. После этого он написал: «Когда придет время и мне уходить, я очень хочу уйти так же. Не болея и внезапно, никого не мучая. И чтобы на моих похоронах тоже плакали и смеялись».
Прощание с мастером пройдет 9 апреля, а похоронят Георгия Данелия на Новодевичьем кладбище. Вот бы они с Марленом Хуциевым пошутили на этот счет: почему одного грузина московского разлива, как шутил Хуциев, отправили на Троекуровское, а другого на Новодевичье, кто и как замерял талант и вклад в мировую культуру.
О необыкновенном человеке и режиссере, отрицавшем свою причастность к разряду комедиографов, но знавшем толк в юморе, вспоминают его коллеги-кинематографисты. Получаются какие-то «веселые похороны». Видимо, о таких проводах в вечную жизнь и мечтал Георгий Николаевич.
Классик советского кино, кинорежиссер Али ХАМРАЕВ, живущий теперь в Сан-Ремо, где они когда-то вместе с Георгием Данелия бывали в составе киноделегации, а в эти дни находящийся на своей родине в Ташкенте, вспоминает:
— Эх, Гия... Дорогой ты мой человек... Давно ты тяжело болел, а ушел так неожиданно... Помнишь нашу поездку в Японию в марте 1971года? Мы до этого знали друг друга, но подружились именно в те дни. Мой друг Кусака-сан сделал мне открытый счет в отеле, и на третий день наших бурных гуляний совместно с Сергеем Герасимовым, Евгением Сурковым, Глебом Панфиловым ты дружески посоветовал: «Алик, подписывай на счете номер комнаты Юлии Ипполитовны Солнцевой». Я так и делал оставшиеся десять дней. При отлете Кусака-сан шепнул мне на ушко: «Все прошло хорошо, но госпожа Солнцева, вдова великого Довженко, — алко-го-личка». А помнишь, как в Токио Панфилов при тебе сделал мне замечание: «Хамраев, а чего ты носишь чемодан Герасимова? Ты все-таки уже известный режиссер!» Я смутился, не хотел говорить, что у Герасимова в Ленинграде в 30-х годах учился актерскому мастерству мой отец Эргаш Хамраев, что у нас в Ташкенте уважают старших по возрасту. Утром мы переезжали в Киото, и в вестибюле отеля ты вдруг опередил меня, схватил чемодан Герасимова и быстро понес к автомобилю. В Италии в 1980 году ты был руководителем нашей делегации на кинофестивале в Сан-Ремо. Тебя обожали все бармены, потому что ты за дабл-виски кидал на стойку крупную купюру и говорил: «Пальто не надо!» А когда мы с Тонино Гуэрра и послом СССР отмечали Гран-при за мой фильм «Триптих», ты сказал поздравлявшему нас корреспонденту «Правды»: «Ты действительно из «Правды»? Тогда неси бутылку виски и звони в редакцию, чтобы завтра была информация о победе Алика Хамраева!» И «Правда» напечатала, и в Узбекистане был шок, потому что фильм этот считался пессимистичным и вредным. Я помню, как тебе вручали «Золотого Орла» за твои прекрасные фильмы, за огромный вклад в искусство кинематографа. Ты с трудом поднялся на сцену в родном «Мосфильме», зал замер, и ты очень четко произнес свою скромную речь и спустился медленно, без всякой помощи, с гордо поднятой головой. Таким я тебя и запомню, мой любимый Георгий Данелия. Я знаю, что ты просто перелетел на другую планету и учишь там всех говорить волшебное «ку!..».
Кинорежиссер и один из самых самобытных кинопедагогов Марина РАЗБЕЖКИНА вспоминает о своей единственной встрече с Данелия в те годы, когда она сама еще только мечтала о кино.
— Я всего лишь раз встречалась с Георгием Данелия. Мне было 25, и я хотела стать режиссером, снимать документальное кино. В тот год принимал Данелия, на игровое. И я решила пойти.
Меня завораживают люди с легким дыханием. Уже вышло «Не горюй», я смотрела его раз двадцать — там было столько свободы! Я пыталась научиться дышать этим воздухом. В те юные годы я была куда умнее себя сегодняшней. Уже были прочитаны Кракауэр, Арнхайм и даже Бела Балаш. Эйзенштейн был изучен полностью: избранные произведения в шести томах. Ну и, естественно, все фильмы, которые можно было тогда увидеть, были увидены.
На втором туре была встреча с мастером. Он был хмур. Сразу попросил сделать актерский этюд. Видимо, про знание ему было все понятно: моя физиономия была перекошена излишним интеллектом.
Данелия попросил позвать корову.
Про корову было неожиданно, и я переспросила. «Корова потерялась, — сказал Данелия, — в оврагах запуталась, а вам ее надо найти». Никогда до этого мне не приходилось искать пропавшую корову. У меня вообще был очень небольшой опыт общения с животными. Я жила в домашней библиотеке. В этот монастырь не доносилось мычание застрявшей в овраге коровы. «Машка...» — тихо позвала я.
«Перед вами река, — сказал Данелия. — Корова перебралась вброд на тот берег. Она вас не слышит».
«Машка!» — закричала я отчаянно.
«У вас единственная корова. Если ее задерут волки, вам не прокормить детей», — теперь в этой задаче было еще больше неизвестных: шастающая по оврагам корова, голодные волки, умирающие дети.
«Машка-а-а!!!» — заорала я.
В этом вопле было много несчастья и правды.
«Спасибо, — сухо сказал Данелия. — Вы свободны». Меня не приняли. Он догадался: я страдала не по пропавшей корове, просто очень хотела стать режиссером.
Спасибо вам, Георгий Николаевич! Я поняла тогда что-то важное про жизнь...
Светлана Хохрякова
