Планета моего отца
Продолжение
Война застала меня в Зеленодольске, который фактически был моей второй родиной. Там жили Домрачевы моя бабушка Надежда Михайловна, ее дочь и мамина сестра Августа Николаевна и мой двоюродный брат Рэм. Мы всей семьей часто приезжали к ним на выходной, в праздники. Туда иногда приезжали еще две мамины сестры с мужьями.
Компания собиралась шумная и веселая, особенно за столом. Летом ходили на Волгу, катались на ялике.
Однажды рано утром мы приехали к ним в Паратск (так тогда чаще называли этот город), чтобы пойти в лес за грибами. Все уже собрались выходить из дома, как вдруг по радио сообщение: началась война. Остались дома. Все были потрясены, расстроены.
Я же, ребенок, удивился: что же такого особенно плохого случилось? Ведь война это так интересно!..
* * *
Война принесла много новых понятий: мобилизация, эвакуация, беженцы, продовольственные карточки, лимитная книжка
Мобилизация. В первые же дни войны были мобилизованы на фронт трое молодых аспирантов: Шаукат Таипович Хабибуллин, Константин Владимирович Костылев и Алексей Гайнуллин. Не вернулся с войны Гайнуллин. Погиб и друг отца, наш сосед по дому Герман Борисович Агафонов, добровольно ушедший на фронт. Дважды по повестке вызывали в военкомат отца, но у него была язва, поэтому его не взяли в армию.
Беженцы. Из Москвы к нам приехали две семьи родственников. Одна семья поселилась у бабушки в Зеленодольске, другая у нас. Приехал из Мариуполя и отец Дмитрия Яковлевича Мартынова Яков Григорьевич. Из Пулковской обсерватории эвакуировалась к нам в обсерваторию семья Перепелкиных, мать, сын и бабушка. Глава семьи, талантливый астроном, был расстрелян в 1937 году как «враг народа».
Из Москвы в Казань была эвакуирована Академия наук. В обсерватории было закончено строительство жилого двухэтажного деревянного дома, который не успели заселить до начала войны. В этот дом и заселили несколько семей академиков.
Помню только одного старика с бородой, которого часто видел осенью 1941 года. В теплые солнечные дни он выносил на наблюдательную поляну под молодые елочки раскладной стул и что-то писал. Как-то отец, приехав из Казани (он преподавал на кафедре астрономии в университете), достал из портфеля книгу: «Смотри, Олег, какую я книжку купил. Помнишь старика, который писал, сидя у нас на поляне? Вот его книга».
Эта была работа академика А. Н. Крылова «Мои воспоминания» одна из любимых моих книг; сейчас она занимает почетное место в моей домашней библиотеке.
Продовольственные карточки. Уже с лета 1941 года возникла проблема питания. На каждого члена семьи выдавались карточки, которые подразделялись на разные категории: отец получал рабочие, я детские, а мама самые бедные, иждивенческие, так как она не работала. Ее суточная норма составляла всего 400 граммов, и она рассказывала мне, уже взрослому, как стеснялась взять лишний кусок хлеба во время еды.
Однако даже в тяжелейших условиях войны правительство находило средства, чтобы поддержать науку и ученых. В обсерватории шла нормальная научная работа, все регулярно получали зарплату, а научные сотрудники имели еще так называемые лимитные книжки, то есть дополнительные талоны на питание и одежду.
И, конечно же, выручали нас огороды.
* * *
Еще во времена коллективизации жители обсерватории, как и все в стране, «охваченные всеобщим энтузиазмом», вырубили фруктовые деревья в своих садах и организовали коллективные огороды, на которых выращивались картофель и капуста. Остальные овощи мы выращивали на небольших личных участках.
В первое же лето войны под огороды были вскопаны все свободные от деревьев земли, за исключением той поляны, где располагались телескопы. (Когда-то, в далекие времена, пробовали и ее распахивать, да замучились чистить от пыли оптику и механические части телескопов.)
Да, коллективные огороды были в то время большой поддержкой для обсерваторцев. Принцип их организации был следующим. Участки земли, выделенные под коллективные огороды, вспахивались лошадью, запряженной плугом. (Правда, вскоре после начала войны лошадь «мобилизовали», и вместо нее обсерватория приобрела быка ) Затем вся земля делилась на паи, количество которых соответствовало общему числу сотрудников и членов их семей. Каждая семья получала участок земли, место которого определялось по жребию.
Организовывались две или три бригады, каждая выбирала своего бригадира. Когда урожай поспевал, все выходили на уборку. Все складывалось в общую кучу, при этом урожай с каждого участка взвешивался. Часть картофеля откладывалась на семена, остальное делили по паям. При этом действовал принцип соревнования: семья, вырастившая самый большой урожай, награждалась из призового фонда в размере одного пая. Получала вознаграждение и бригада, вырастившая больший урожай; по дополнительному паю получали бригадиры. Все помогали друг другу, и особенно семьям фронтовиков.
Продолжение следует
