Марк Шагал сам готовил борщ, стремился придать глубину изображению на бумаге и хотел, чтобы потомки поняли, что такое любовь. Об этом в интервью «Известиям» рассказали Белла и Мерет Мейер, внучки великого живописца. Его ретроспектива в музее «Новый Иерусалим» побила рекорды посещаемости и стала самой популярной выставкой Московской области.
— Каким вы запомнили Марка Шагала? Он был для вас великим художником или просто дедушкой? Как вы к нему обращались?
Белла Мейер: Мы звали его grandpapa (дедушка). Он был неотъемлемой частью нашей жизни. Старался нас понять. Дед хотел, чтобы мы были хорошими ученицами, упорно работали и научились понимать жизнь.
Мерет Мейер: Я к своему дедушке никогда не относилась как-то по-особенному. Для нас общение с ним было обычным делом.
— Grandpapa мог пойти с детьми гулять в парк, поехать на море, сходить в магазин? Или это было не про него?
Б.М.: Когда мы были маленькими, чаще не он приезжал к нам, а мы наведывались к нему в гости. У него была квартира в Париже. Иногда дед водил нас в музеи. Но больше всего нам нравилось проводить время в его студии. Это были особые, замечательные времена. Мы сидели рядом, пока дедушка рисовал. Он интересно рассказывал о своих картинах. Нам нравились его последние работы, которые были сделаны для нашей мамы.
М.М.: Он очень много говорил с нами о Белле, нашей бабушке, хотел, чтобы мы поняли, что такое любовь. Потому что его Белла об этом знала всё. Дед мечтал, чтобы в этом мы были похожи на бабушку.
Как-то спросил у нас: «Какой у вас идеал?» Будучи детьми, мы не очень понимали, о чем это он говорит. А сейчас я осознаю, что до сих пор пребываю в поисках идеала. Каждый раз я слышу голос деда, когда пытаюсь разгадать эту загадку.
Б.М.: Ну и, конечно, семейные обеды — тоже часть наших воспоминаний (улыбается). После них мы с дедушкой гуляли по саду.
— А дедушка готовил?
М.М.: Готовил. Помню, как он варил нам борщ. Теперь я делаю тот самый суп. Но художники вообще-то не готовят себе. Это не их занятие.
— Вы возглавляете Комитет Шагала. В чем суть его работы?
М.М.: Эта структура существует более 30 лет. Комитет был учрежден после смерти Марка Шагала в 1988 году. Его главная миссия — устанавливать подлинность работ, которые подаются на экспертизу.
Благодаря архивам Марка и Иды Шагал комитет может проводить исследования настолько глубоко и тщательно, насколько возможно. Не всегда просто определить признаки, по которым будет установлена подлинность работы, поэтому затрачивается много времени. Разумеется, сначала необходимо провести исследование, потом физически осмотреть ее. Иногда мы просим собственника или представителя собственника, который отправил работу на экспертизу, передать ее на более подробное исследование. Часто это выполняется посредством сравнительного анализа, который может занимать годы.
После оценки мы выдаем или не выдаем свидетельство об аутентичности картины. Указываем, является ли работа, поступившая к нам на оценку, оригиналом. Мы должны быть объективны. Аргументы должны быть весомыми. Не всегда решение просто принять. Иногда наше решение оказывается в суде.
— Как-то в Париже в антикварном салоне я обнаружила работу за €60, приписываемую Шагалу. Мог ли это быть подлинник?
Б.М.: За €60? Может, это очень хорошая репродукция, но точно не оригинал.
М.М.: Цена — не всегда мерило подлинности. Как вы можете видеть на выставке в Новом Иерусалиме, существуют прекрасно выполненные литографии, которые настолько хороши, что даже специалисты иногда удивлены тем, насколько Шагал расширил границы техники тиражной графики. В работе для него не было препятствий. Он всегда использовал не один способ для реализации замысла.
Б.М.: Дед каждый день пытался понять что-то новое. Взаимопроникновение техник позволяло иначе воспринимать объект творчества и пространство в целом. Он так и работал — от гравюры к живописи, от гобелена к витражам. Шагал не пытался коллекционировать техники, каталогизировать их. Но он постоянно развивался и делал что-то инновационное.
М.М.: Даже несмотря на то что материал, с которым он работал, плоский, двухмерный, в нем такая теплота, глубина, такая материальность. И это производит сильное впечатление. Раскрывается Вселенная. Пространство Шагала способствовало рождению нового языка в искусстве. Его он придумал и обновлял каждый день.
— Судя по всему, Беллу назвали в честь бабушки. А в честь кого назвали вас, Мерет?
Б.М.: Мы можем поделиться лишь той историей, которую рассказали нам родители. Когда наша мама была беременна, никто не знал, что будет двойня. Медицина тогда не была столь продвинута.
М.М.: Для наших родителей появление на свет двух девочек было шоком! Мы родились семимесячными. Как вы видите, мы очень нетерпеливые (смеются).
Б.М: Сестра меня вытолкнула!
М.М.: Я боялась, что иначе она опоздает! Здоровье Беллы было много лучше, а вот на мой счет врачи не были уверены. Родители очень переживали, выживу ли я. А вечером к ним пришла подруга нашего отца, швейцарская художница Мерет Оппенгейм. Она предложила Иде дать дочери свое имя. Если новорожденную назвать Мерет, то у девочки появятся силы и она выкарабкается. Так и случилось.
А наши вторые имена родители дали в честь сестер дедушки. И по паспорту сестра — Белла Лиза, а я — Мерет Лия. Свои вторые имена мы дали дочерям. У Беллы девочка родилась первой, ее зовут Лия, а мою — Лиза.
— Ида — единственная дочь Шагала. Но, судя по всему, она была в хороших отношениях со второй женой Марка Захаровича Валентиной Бродской. Как им удалось сохранить высокие отношения на долгие годы?
М.М.: Это были обычные отношения дочери и мачехи. Они вместе работали, делились информацией. Наша мама Ида Шагал заведовала обширным архивом Марка. К ней все обращались по вопросам творчества деда. Ида всю жизнь посвятила его продвижению. Она слишком его любила. Буквально жила им. Дед считал, что Ида была тем человеком, который лучше всех его понимал.
— Может, оттого, что Марк Шагал был окружен заботой и любовью, он и прожил такую длинную жизнь — 97 лет?
Б.М.: Наш дедушка всегда был центром внимания. Ида и Вава (так в семье называли Валентину) хотели, чтобы он был счастлив и спокойно мог творить. Всё в семье было посвящено ему, все думы — только о нем.
Дед женился на Ваве в 1952-м. Они вместе прожили 33 года! За это время Шагал реализовался с разных сторон, несмотря на серьезные препятствия. Вава помогла их ему преодолеть. О том, что с ней он был счастлив, можно прочитать в его работах. Вава буквально не расставалась с ним. Сопровождала его везде, взяла на себя всё администрирование.
С Идой дед обсуждал выставки. Она общалась с аукционными домами по запросам подлинности, так как знала работы Шагала наизусть. Мама занималась публикациями, вносила редакторские правки в них. В работе ей помогал и наш отец, который написал большую книгу о Марке.
— Ваш дом в Париже славился своим гостеприимством. Бывали в нем и гости из нашей страны. Кого вы помните?
Б.М.: Даже в советские времена в нашем доме всегда были гости из России. Илья Эренбург, Евгений Евтушенко, Андрей Вознесенский... Еще — Владимир Высоцкий. Когда он приходил, всегда пел. Это забыть невозможно. Как тогда говорили, они приезжали из-за железного занавеса.
Но даже тогда бывали смелые люди, кто решался совершить обратный вояж. Ближайшая подруга мамы Наташа Столярова, выросшая в Париже, вдруг в 1930-е уехала жить в СССР. Такое решение не многие поняли. Ида потеряла Наташу на десятилетия. И спустя много лет, когда мама решила собрать работы Шагала в Советском Союзе, она снова нашла ее.
М.М.: Мама с Ильей Эренбургом (писатель, военкор «Известий») поехала в Россию. Они договорились о встрече с министром культуры Екатериной Фурцевой. И там у нее в приемной она и повстречала Наташу Столярову, которая была личным секретарем Эренбурга. Вновь обретя друг друга, они уже не расставались. Каждый год Наташа приезжала из России во Францию и останавливалась у нас.
— Я читала в воспоминаниях русского художника, бывавшего в доме Иды, что она хранила картины Шагала под замком в подвале. Досаждали парижские воры?
Б.М.: Нет, нет. Мы росли с картинами Марка Шагала, они окружали нас. Ида была человеком искусства. Всё в ее жизни подчинялось служению своему отцу. Его работы дома, на выставках, которые она организовывала. Так что в нашем доме ничего не пряталось, даже наоборот. Ида была очень щедрым человеком. Ей хотелось поделиться эмоциями, которые вкладывал Шагал в свои произведения. Его искусство было доступно для понимания любому. Поэтому ничего не пряталось и не убиралось, наоборот.
Кстати, я вижу, что с годами люди стали больше интересоваться Марком Шагалом. И нас это радует. В 2005 году я прилетала на большую выставку, организованную Третьяковской галереей. Потом она отправилась в Русский музей в Санкт-Петербурге. Эти институции обладают обширной коллекцией Шагала. Сейчас работы деда выставлены в музее «Новый Иерусалим». Для нас это было новое выставочное пространство. Но экспозиция получилась очень удачной. И, судя по отзывам, побила рекорды посещаемости
Зоя Игумнова
