Гордость и слава Франции театр «Комеди Франсез», он же Дом Мольера, продолжает ставить русские пьесы. После «Трех сестер», «Дачников», «Дяди Вани», «Обломова» в будущем сезоне на его сцене пойдет «Вишневый сад». Генеральный администратор театра и по совместительству выдающийся актер Эрик Рюф рассказал «Известиям» о работе с российскими режиссерами, а также объяснил, почему в репертуарном театре он видит одни плюсы, а склонность актеров к алкоголю считает простительной.
— В чем заключается миссия «Комеди Франсез» и ваша собственная?
— Во Франции многие театры ставят только современные пьесы. Другие, напротив, интересуются исключительно классикой. Среди них «Комеди Франсез» занимает особое место — объединяет прошлое и настоящее. Моя задача как генерального администратора — составлять программу, выбирать пьесы и режиссеров, приглашать новых авторов и артистов.
— Ваш театр, на сцене которого за 340 лет поставлено около 3 тыс. пьес, считают фабрикой спектаклей. Нет ли в этом негативного подтекста?
— «Фабрика» — звучит благородно, потому что у нас делают вручную очень красивый штучный товар. Я бы также назвал наш театр фабрикой зрителей. Приходят с детьми, которые начинают здесь свою зрительскую карьеру и порой остаются с нами на всю жизнь.
Мы имеем возможность на трех наших сценах давать ежегодно 900 спектаклей. В труппе 60 актеров — настоящих атлетов сцены. Среди них есть такие, которые играют до 14 спектаклей в неделю. Не атлет не сможет участвовать в этом чемпионате, некоторые всю жизнь выступают только в «Комеди Франсез».
— «Комеди Франсез» — единственный во Франции национальный театр, располагающий постоянной труппой. Какие в этом, на ваш взгляд, преимущества и недостатки?
— Я вижу одни плюсы. Это дает нам возможность иметь огромный репертуар, который постоянно пополняется. Наша сила именно в труппе. Другие директора театров чувствуют себя одиноко: им не на кого — кроме техперсонала и бухгалтерии — опереться. Их актеры живут, как в гостинице. Сохранение творческого наследия невозможно, если команда набирается только на один спектакль. Хотя, конечно, наш театр обходится государству дороже.
— Порой раздаются призывы встряхнуть ваш театр. Как вы к ним относитесь?
— Когда один журналист спросил Антуана Витеза (режиссер, возглавлявший «Комеди Франсез». — «Известия»), не хочет ли он стряхнуть пыль с театра, тот ответил: «О нет, только не всю пыль!». Потому что есть великолепная пыль, которая копится веками, она свидетель истории. Мы и сегодня трепетно относимся к Мольеру, к каждой его запятой и несем в какой-то мере ответственность за такой музейный подход. В то же время задача режиссера и актеров найти в классике не только традиционные ценности, но и то, что актуально.
Мы хорошо знаем: если выйдешь на сцену в майке и рваных джинсах, современности не прибавится. Такой поиск — Сизифов труд. Камень в гору надо катить постоянно, понимая, что никогда не достигнешь цели. Если бы мы точно знали, как делать театр, ставить пьесы, вызывать эмоции, это было бы давно зафиксировано раз и навсегда.
— Стоит ли переносить действие пьес Шекспира, Мольера или Чехова в наши дни?
— Я согласен с переносом, если он придает спектаклю красоту и изящество. И против, если он противоречит изначальному замыслу. Не уверен, что в таком случае получаются великие постановки, которые лучше понимает зритель, особенно молодежь. Важно передать смысл произведения, его идеи, а актеры (главное, чтобы они были хорошими) могут быть как в исторических, так и в современных одеждах.
— Вам удается найти в репертуаре баланс между классикой и современностью, французской и зарубежной драматургией?
— У меня нет квоты на современные или классические вещи. И у нас больше пьес иностранных авторов, чем Мольера, из которого мы пытаемся ставить одну-две пьесы в сезон. Будучи генеральным администратором я, бывший актер, стремлюсь выбирать, в первую очередь артистов, которые меня интересуют. Предпочитаю спросить: «В какой пьесе вы хотели бы поучаствовать?», а не говорить: «Хочу поставить Чехова и предлагаю вам роль».
Всё больше актеров хотят работать не с одной вещью, а с пэчворком, то есть комбинировать несколько текстов. Мы часто восхищаемся тем, как поступают немцы, англичане и иногда русские в отношении собственного репертуара. Они смело сокращают текст или меняют его. Нам это дается с трудом — мы боимся выглядеть «варварами» или «иконоборцами». И в то же время не смеем признаться в том, что чего-то не знаем, не читали или что нас это не интересует. Будто француз должен непременно быть человеком образованным...
— К сожалению, в вашем нынешнем репертуаре не так много русских пьес.
— Они всё время возвращаются. Не так давно мы ставили горьковских «Дачников», показывали «Обломова». Всегда много играли Чехова — «Три сестры», «Дядю Ваню», а в будущем сезоне поставим «Вишневый сад».
Французская публика и актеры обожают русский театр, знают вашу театральную школу, такие великие имена, как Станиславский и Мейерхольд. Чехова у нас изучают во всех театральных училищах, причем у каждого педагога может быть собственный Чехов. Ты не актер, если не умеешь играть его персонажей.
— «Комеди Франсез» находится в одном здании с министерством культуры Франции и субсидируется государством. Означает ли это, что власти могут вмешиваться в творческий процесс?
— Мы работаем в этом доме с 1799 года, а культурное ведомство находится здесь всего 60 лет. Среди наших театров «Комеди Франсез» получает самую значительную дотацию — но мы и самый большой театр, в котором трудится 400 человек. Генерального администратора назначает президент республики, однако мы абсолютно независимы, в частности, в выборе репертуара.
Никто из министров культуры, а их при мне сменилось пять, не осмелился прийти и попросить взять в труппу его племянницу или поставить пьесу любимого автора, посулив дополнительные дотации. Наш ежегодный бюджет — €35 млн, из которых субсидии — €24 млн.
У меня другая забота — театру нужен постоянный успех, а еще лучше — триумф. Если залы не заполнены более чем на 90%, сразу возникают финансовые проблемы.
— В ноябре 1996-го в память о Константине Станиславском у вас открылась студия-театр на 136 мест. И сейчас там проходит выставка, посвященная первым гастролям «Комеди Франсез» в Советском Союзе. Тогда, в 1954-м, театр побывал в Москве и Ленинграде.
— С тех пор мы часто выступали в России, прежде всего, на Чеховском фестивале. Нас всегда замечательно принимают. Привозили «Лес» Островского, который в «Комеди Франсез» ставил Петр Фоменко. Правда, русские недоумевали: зачем вы приезжаете с нашими пьесами
Что касается студии, там мы не обязательно показываем завершенные вещи — в основном экспериментируем, занимаемся опытами. Ставим, например, эссе на тему кабаре с участием актеров и музыкантов и посвящаем их Rolling Stones, Бобу Дилану, Сержу Генсбуру...
— Российский режиссер создатель «Школы драматического искусства» Анатолий Васильев хорошо знает «Комеди Франсез». Он ставил здесь лермонтовский «Бал-маскарад», «Амфитрион» Мольера и «Музыку. Вторую музыку» Маргерит Дюрас.
— Его метод и поиски идут вразрез с французским подходом, но нас обогащают. Важно и то, что мы напрямую соприкасаемся с русским театром. С Анатолием работать было непросто, но мы имели дело с гением. Он стремился к тому, чтобы мы избавились от груза нашего прошлого. Когда ставили «Амфитриона» (Эрик Рюф играл в пьесе заглавную роль. — «Известия»), то в течение двух месяцев начиная с девяти утра репетировали в кимоно, занимались тай чи, отрабатывали дикцию. Его методы были непривычными, но помогли нам обрести на сцене полную свободу.
Васильев также говорил о «внутренних рифмах». Мы возражали: «Дорогой мэтр, таких рифм нет во французском языке!», но он настаивал на своем. Решив положить конец дискуссии, Анатолий обвинил нас в том, что мы не умеем ставить своего главного драматурга: «Вы в Доме Мольера, где находится его бюст, рядом с улицей, которая носит его имя, но вы ничего не видите...». Чтобы подсластить пилюлю, он, тонкий стратег, добавил: «Зато вы умеете ставить Чехова, а мы — нет».
Мы забавлялись, беседуя с ним. Говорили: «Перестаньте всё время говорить нам «дураки». Мы понимаем, что это значит по-русски». Тогда он переходил на французский и мило желал нам «хорошего воскресенья».
— «Комеди Франсез» приглашала также Петра Фоменко для постановки «Леса» Островского.
— До сих пор мы вспоминаем Петра Фоменко — прежде всего то, как он поставил выход персонажей. Каждый появлялся со своей музыкой на манер итальянской комедии дель арте. До сих пор Дени Подалидес (один из ведущих актеров труппы. — «Известия») повторяет: «Мне нужны эти выходы а-ля Фоменко».
— «Мы артисты, наше место в буфете», — говорит один из героев Александра Островского. Это относится и к французским лицедеям?
— Да! Именно в буфете они лучше всего себя чувствуют. Меня иногда спрашивают, почему артисты выпивают. Дело в том, что на сцене они произносят чужие слова, имеют дело с гениальными авторами и порой чувствуют себя лишь «водоносами». Меланхолики, они страдают от застенчивости и, чтобы ее преодолеть, идут на сцену. Но после спектакля им приходится сходить с пьедестала. Чтобы обрести уверенность, они пропускают стаканчик-другой вина или водки.
— В последнее время «Комеди Франсез» иногда адаптирует для театра сценарии кинофильмов. Зачем это делается?
— Чтобы чувствовать себя свободнее, создавать новое. Киносценарии — более гибкая материя, ее можно монтировать. Поэтому у нас появились такие шедевры, как «Гибель богов» Висконти, «Правила игры» Ренуара и «Фанни и Александр» Бергмана. И это был успех. Режиссер Иво ван Хове, который ставил «Гибель богов», находит в кино темы, которых нет в театре. Когда этого хочет труппа, я даю согласие. Если я буду выбирать только спектакли в соответствии с моим вкусом, их не хватит на всех зрителей.
— Из «Комеди Франсез» уходили в кино такие будущие мегазвезды, как Анни Жирардо, Жанна Моро, Изабель Аджани, а из совсем молодого поколения одаренный Пьер Нине. Беспокоит ли вас утечка талантов?
— Я чаще, чем другие руководители, даю отпуска артистам, которые хотят сниматься. Сам был актером в этом доме и знаю, как важно себя везде пробовать. Но актеры не только уходят, но и возвращаются. Только что подписал контракт с Мариной Хэндс, которая, получив кинопремии, в том числе «Сезар», вернулась к нам из кино после 12-летнего отсутствия. Проблема скорее в том, что я не могу принять в «Комеди Франсез» все замечательные таланты, которые хотят к нам прийти. Это меня беспокоит больше, чем их утечка.
— Что нового происходит сегодня на французской сцене?
— Пришло поколение, которое хотело бы революционизировать театр, но пока не знает, как это сделать. Возникли многочисленные группы, которые называют себя коллективами. Они действуют как бы вокруг театра. Например, будут показывать не «Платонова», а историю молодых людей, которые хотят его поставить. Действо заканчивается, когда должна начаться сама пьеса. Они пока не знают, как взяться за репертуар.
Сегодня меня даже удивляет, когда в театре есть занавес. Часто приходишь в зал и видишь, что актеры уже на сцене. Сидят рядом, говорят вам: «Я такой же, как ты. Давай обменяемся. Вот мои очки». Но такой метод имеет свои границы.
— Какие из русских спектаклей произвели недавно на вас впечатление?
— Этой осенью мы все ходили в Театр Мариньи смотреть «Дядю Ваню» и «Онегина», которых привозил в Париж Вахтанговский театр. Потрясающе!
Юрий Коваленко
