«Школа, подумал Румата. Гнездо мудрости. Опора культуры…». А ещё школа — фабрика преступников, гнездо умственного и физиологического разврата, катализатор хронических болезней, рассадник инфекций и разносчик заразы. Школа калечит детей нравственно и физически, растаптывает в ребёнке личность, пичкает детский мозг никому не нужными знаниями, которые напрочь забываются сразу после сдачи последнего школьного экзамена.
Кадр со съёмок фильма «Здравствуй и прощай» (реж. Виталий Мельников, 1972)
Школа — это узилище, в котором дети лишены свободы без приговора суда на целых 11 лет только за то, что осмелились родиться на этом свете и дожить до шести лет. Школа учит врать, честно глядя в глаза, причём школьник делает это лучше, чем все самые великие шпионы этого мира. Школа унижает всех, кто имеет к ней хотя бы малейшее отношение.
Мне нравилось вести уроки в сельской школе. У деревенских мальчишек и девчонок десятилетней давности не было дешёвых, но, при этом дорого оплаченных родителями, городских понтов, в классах было не более 15-20 человек, и отсутствовала проблема дисциплины. К тому же, присутствовало традиционное для деревни уважение к старшим вообще и к учителям в особенности.
Проработал я в сельской школе ровно месяц. На третий день образовательная административная машина (ОАМ) проехалась по моим мозгам паровым катком, и я вдруг узнал, что вести уроки, взращивая разумное, доброе и вечное – не самая главная обязанность учителя. Основная задача – поддерживать на высшем уровне рейтинг школы, а для этого надо наполнять реальным содержанием 83 (Восемьдесят три) отчётных формы. Каждый отчёт должен быть письменным с приложением фотографий и видеокадров.
А ещё кружок по предмету, элективный курс, воспитательное мероприятие и т.д. и т.п. На моё возражение о том, что я работаю всего ничего, третий день, ОАМ сообщила, что это её мало интересует. Когда я сказал, что ещё не знаю, останусь ли я работать в школе, ОАМ выдала тираду, смысл которой сводился к тому, что «куда ты, нафиг, денешься».
Здесь надо понимать, что характеристика школы, данная благородным доном Руматой и мной, более относится к городской школе.
Сельская школа имеет свою особенность: в отличие от города, школа в селе – это стартовая площадка для выхода из маленького деревенского мирка в большой свет.
Вокруг школы в деревне крутится всё: 1 сентября, 9 мая, другие светские и религиозные праздники, собрания населения, редкие визиты высоких гостей, спортивные состязания – центром всего этого является школа. Здание школы в деревне видно издалека, оно самое большое. Закрыли школу – значит, скоро умрёт деревня, уедут те, кому надо «поднимать» детей, останутся те, кому некуда уезжать.
Кроме того, школа на селе порой единственное место, в котором относительно вовремя платят неплохую по местным меркам зарплату. Плюс бытовые условия на селе ничуть не хуже городских. Поэтому сельскому учителю есть за что держаться. А с учётом того, что очереди в учителя сельских школ не наблюдаются, то учителя со временем превращаются в винтики ОАМ, причём винтики осознанные, которые всё знают, всё понимают, всё осознают, но продолжают крутиться, удерживая ОАМ в рабочем состоянии.
Я спросил себя, надо ли мне всё это? И пошёл к директору писать заявление об увольнении по собственному желанию.
ОАМ – штука жестокая и вольнодумства со свободолюбием не терпит. Ей нужна рабская покорность всех участников процесса: ученик – раб учителей и родителей, учителя – рабы чиновников от образования и родительских капризов, родители – рабы страхов перед чиновниками, чиновники – рабы начальников, начальники – рабы своих привычек руководить, ибо делать более ничего не умеют.
А ведь прошло каких-то восемьдесят лет — всего ничего по меркам вечности – с того времени, когда перед моим дедом, простым сельским учителем, мужики снимали шапки!
Георгий Епанчин-Мурзин
