Записки мелкого предпринимателя, или Деньги

Но скука, скука… Пропадает азарт, исчезает привкус нового, остается рутинная каждодневная работа — а покупают уже не так… Пусть на выручке это почти не сказывается, но нет той ошалелости в глазах, нет столпотворения и очереди. Чинно и мирно идет торговля, а то и приходится еще таскаться по комнатам из отдела в отдел… Ходить за покупателем — это как-то уже не вдохновляет.

Сожалея все-таки о приостановлении накатанного предприятия, я еще отправил в Тольятти пацанов одних, учитывая их уже достаточный опыт и знакомство с особенностями города. Но у них ничего толкового не получилось. Они прибились как раз к рутинной торговле, к знакомой проходной завода «Трансформатор», где могли удобно продавать по несколько десятков метров в день, выкраивая себе на сантиметрах барыш. Искать новые места они не стали, и без меня, без подгонялы, хорошей работы не сладилось. Хорошо хоть не обокрали их, хорошо хоть сами вернулись и остатки привезли.

И на этом сезон мы завершили.

Денег у меня было, пусть не столько, сколько предполагалось, исходя из 5000% в месяц, но все же примерно на однокомнатную квартиру. Но квартиру я почему-то не купил, не купил вообще ничего существенного, даже на доллары деньги не поменял — не очень это тогда было заведено — и, конечно, сделал ошибку.

Мы с ребятами уехали в Новосибирск, я присоединился к семье. Потратил какую-то малую часть денег на пустяки, продолжая все так же «свято» хранить «капитал». Но ни о какой коммерции не мог даже и подумать до самой поздней осени.

Я сходил на Алтай, посмотрел на Аргут, как он, как всегда, чистой бирюзовой струей впадает в тело белесоватой Катуни. Посидел напротив устья, полежал на солнце, переночевал на камнях у воды. Поднялся к Кучерлинским озерам. На обратном пути в Усть-Коксе, в маленьком районном центре, крохотной провинциальной столице с полным набором «цивилизованных» услуг, с парикмахерской, рестораном и маленьким аэропортиком, на автобусной станции в полусуточном ожидании автобуса в Горно-Алтайск наблюдал за людьми, за которыми очень интересно и радостно наблюдать даже после всего недельного твоего отсутствия в мире. Когда спустишься с гор, когда душа твоя полна покоем, ароматами трав и ясным безоблачным небом, на людей ты смотришь со счастливым изумлением. Так любопытны и интересны тебе они. Так ты любишь их, как запахи полыни, цвет листвы и шум горных потоков. И любишь пьяниц и забулдыг, слоняющихся по кривой центральной улице, и представителей местной администрации, несущих важно свои портфели в местные административные учреждения, и туристов с ледорубами и загорелыми лицами, которым ничего не надо, кроме как сидеть на рюкзаках с гитарой у забора автостанции. И любишь девушку с церебральным параличом, облизывающую пыльные ранетки у крыльца общественной столовой, видимо, от недостатка денег на столовские блюда. Рвущую их с дерева не до конца разгибающимися, скрюченными пальцами и прямо тут же криво отправляющую в рот. И жалеешь ее не той щемящей слезной жалостью, когда, глядя на конвульсивные движения, посредством которых она продвигается вперед — десятка два на метр пройденной дороги, — тебе невыносимо хочется закрыть глаза или отвернуться как от стыда и ужаса, и убежать куда-нибудь далеко. А жалеешь трезвой и деятельной жалостью. И я там отдал ей все оставшиеся от поездки деньги. Не Бог весть какие большие, даже можно сказать, пустяковые, но достаточные, чтобы вызвать в ней приступ удивления. Я заранее приготовил их, подошел и отдал. Пересилил свою жмотскую натуру — и такое счастье испытал, когда решился! Подошел, положил деньги ей в руку, и в награду получил восхищенную фразу:

— О! Сколько!..

После чего она сразу забыла про меня и только пораженно глядела и глядела себе на ладонь…

О, если есть все-таки на свете счастье и если когда-то дано человеку ощущать себя счастливым в жизни, то когда еще, как не в такой момент непосредственной радости другого человека, причиной которого стал ты сам….

И этим-то незначительным на первый взгляд, но внутренне очень важным, видимо, для меня событием и закончил я бесконечный летний марафон, обрел во взбаламученной душе желанное равновесие и спокойно дожил до зимы…

Не могу сказать, что описанные выше коммерческие начинания — это был уж совсем первый мой коммерческий опыт в жизни. Отсутствие постоянной работы приучило зарабатывать деньги разного рода путями. Например, в начале восьмидесятых я жил тем, что время от времени перегонял подержанные автомобили из Москвы в Сибирь. Делалось это так: я занимал семь-десять тысяч рублей, покупал на автомобильном рынке в Москве по доверенности на продажу подержанную автомашину. Чаще всего это был «москвич-2140», который у нас в Сибири почему-то котировался выше, чем в европейской части СССР. В Новосибирске я его продавал и выручал от сделки где-то тысячу рублей. Это были хорошие деньги. Я мог позволить себе захватить из Москвы ящик отличного вина для друзей и каких-нибудь еще редкостей и в Новосибирске какое-то время ездил на машине. В общем, неплохой был промысел. Тогда, при социализме, подобная деятельность была не сказать, что запрещена, но почиталась безнравственно-спекулятивной, и охотников до нее было немного, только самые «пропащие», так что особой конкуренции не наблюдалось. Вообще, прекрасно жилось спекулянтам при социализме. И рэкета не было, и вымогательства, и мафии, и бандитов по пути. Спокойный, честный, социалистический спекулятивный труд. Правда, для самых отбросов общества. Но «отбросы» не обижались, такое общественное мнение им было даже на руку. Сейчас вот впору горевать, потому что «спекулировать» в стране стал чуть ли не каждый второй…

Не все шло, конечно, в моем деле гладко. Например, на Урале я однажды перевернулся, улетев под откос. Это стоило мне трех тысяч рублей: кузов автомобиля пришлось менять, он так сплющился, что уже не подлежал восстановлению. И собственной машины я так и не смог купить при всех тех больших заработках. В основном, я именно просто и зарабатывал себе на жизнь, занимаясь этим нерегулярно и спустя рукава. Я тогда вел жизнь творческую и созерцательную и, несмотря на полную невостребованность своих литературных опытов, деньгами самими по себе интересовался мало. И перспективы голодной смерти для меня не существовало. Я пребывал в уверенности, что всегда в крайнем случае смогу занять денег, что-тогде-то там купить, куда-то пригнать и продать.

Алексей Михеев