Записки мелкого предпринимателя, или Деньги

Но вот в 1992 году возможность занимать деньги резко исчезла. В течение нескольких месяцев, или даже дней, или даже в одночасье люди своих денежных сбережений лишились. Все стали нищими. Я хорошо помню этот момент. Впечатление было такое, что кто имел какую-то собственность: дом, квартиру, машину, дачу, — тот стал буржуа, тот же, кто не имел собственности, тот сразу превратился в люмпена, и стало очевидным, что он уже больше никогда не заработает ни на машину, ни на дачу, ни на дом. Собственность приобрела огромную ценность, деньги перестали что-либо значить, они превратились в пыль. Особенно это видно было по деревне — скажем, подмосковной. Такие великолепные двухэтажные, трехэтажные коттеджи отстраивали себе простые сельчане, что любо-дорого было смотреть. И тот, кто успел до Гайдара, до его «терапии», в «перестройку» взять ссуду, завезти материал, построить дом, а лучше всего вселиться в него, тот весной 1992 года вышел в богачи. Ему было, на что и где существовать; было, чем владеть; было, что оставить детям. Кто не успел, тому оставалось только с завистью смотреть на дворцы и кусать локти. Перспектива сравняться отпадала навсегда. В одно мгновение люди разделились на два лагеря. Даже те, кто начал строительство, понимали, что достроить уже не смогут. Разумеется, если на свои, получаемые в кассе на производстве, кровные.

Негде стало взять в долг, негде получить кредит, в отношении денег все превратились в голь перекатную. Может быть, именно это обстоятельство и определило все мои тревоги и внезапную и фанатичную идею о необходимости создать свой собственный «капитал».

Когда я вернулся к коммерции поздней осенью, делать можно было еще многое. Отнимать назад дарованные весной свободы в конце девяносто второго года у нас только начинали. Нельзя было, например, уже торговать где угодно и не платя за это деньги. Нельзя было уже не обращать внимания на инспекторов и милиционеров. Власти, сожалея о своих поспешных постановлениях и упускаемых возможностях, немного сдали назад и обложили свободу данью. Милиция и другие «силовые структуры» после нескольких месяцев неопределенности усвоили свою роль в «демократическом государстве» и снова возвращали свои права, свои привилегии, свое самоуважение, свои места обитания и кормушки. Снова стали куражиться, чваниться, вымогать взятки и безбоязненно бить людей в своих «околотках». Стала расправлять крылышки налоговая инспекция, из почти бесправной государственной организации превращающаяся в действующий орган.

И тем не менее всё еще практически нигде не требовалось отчитываться за происхождение товара, не требовалось разрешения на торговлю и на перевоз. Зачастую вполне достаточно было одного свидетельства о предпринимательской деятельности. Всё еще можно было покупать, что угодно и где угодно, и всё так же не платить налогов. И всё еще сохранялось доставшееся от социалистических времен огромное региональное расхождение в ассортименте. То есть в определенных регионах определенные виды товаров продолжали хронически оставаться дефицитом.

На этот раз я стал зарабатывать деньги на индийском чае. Индийском чае Московской чаеразвесочной фабрики, который в прошлой жизни считался лучшим нашим чаем и всегда был редким и желанным гостем в провинции. Я покупал его в Москве и отправлял в Новосибирск.

Чтобы обойти фирмы-паразиты, к тому времени густо сидящие на каждом престижном производящем предприятии, я выискивал базы, куда тот же чай поступал по отпускной цене фабрики. Выигрывал я на этом процентов пятнадцать. Не было на базах — искал посредника по прайс-листам Московской товарной биржи и где-нибудь в столовой, в окраинном магазине все равно находил свои полтонны-тонну. С моими средствами, тем более учитывая, во что они превратились за четыре месяца инфляции, мне трудно было иметь дело с большими конторами: денег у меня не хватало даже на контейнер. И я сшибал по мелочам и отправлял коммерческим грузом в почтово-багажном поезде. Что, кстати,. давало тоже большие преимущества, так как груз шел в несколько раз быстрее, чем контейнер.

Я был среди первых, кто начал использовать перевозку товаров багажом. Да и вообще это была пора открытий. Конечно, на багажном дворе со своим товаром я был не совсем одинок. Время от времени я видел такие же коробки с фирменными этикетками московской фабрики, и отправляли их тем же багажом, скажем, куда-нибудь в Усть-Каменогорск, на Урал. И хотя это были конкуренты, и, по преимуществу, ребята кавказских национальностей, видеть их мне было приятно как подтверждение того, что я на правильном пути.

Честно сказать, главным аргументом для меня была очередь. Хотя я не торговал теперь сам, а оптом сдавал товар в магазины, но мне по привычке честолюбиво хотелось, чтобы за моим товаром стояла очередь. А зимой девяносто второго — третьего года я еще успел ухватить момент славы отечественного индийского чая и с гордостью могу заявить, что если в то время новосибирцы и пили настоящий хороший напиток, то в определенной степени это была и моя заслуга.

Прибыль составляла сорок процентов с оборота. Работа шла неспешно. Моя обязанность была найти и купить чай. Я выискивал, где подешевле, и потом с Казанского вокзала отправлял в Новосибирск. А там встречал груз и сдавал в магазины уже брат моей жены, Сергей. Он же зачастую и привозил полученные деньги в Москву. Весь процесс занимал довольно много времени. Оборот здесь был значительно больше растянут, чем при торговле тюлем. Больше расстояние, дольше шел товар, да и реализация происходила не за один день. Выручало лишь то, что была задействована большая, чем первоначально с тюлем, сумма.

Спрос был опять гораздо выше, чем я мог предложить товара, и у меня снова не хватало денег. Но после лета я некоторое время находился в каком-то заторможенном состоянии, не особенно жадничал и не торопился. Видимо, имел запас инерции, и на сей раз алчности раскрутить меня было нелегко. Поэтому, отправив груз, я спокойно дожидался возвращения назад денег и успевал даже кое-что пописывать — что-нибудь очередное прозаическое. И непечатающееся. Теперь уже, правда, непечатающееся в новую эпоху. «Не нужное людям» — казалось, не нужное теперь уже действительно никому, поскольку складывалось впечатление, что люди перестали читать совсем. Издательства разваливались, тиражи сокращались в десятки и сотни раз, полки букинистов ломились от сданной населением классики. Но странное дело. Ко всем неудачам в издательствах, всем отрицательным ответам из журналов я относился теперь в гораздо большей степени равнодушно, терпимо, спокойно.

Алексей Михеев