Эксгумация, как выразился кто-то из судмедэкспертов, это возможность услышать «последний голос» жертвы. Но прибегать к этой процедуре в России в последнее время стали крайне редко. С одной стороны, вроде бы тревожить останки чисто по-христиански плохо, и для этого должны быть весьма веские поводы. С другой — даже когда такие поводы есть, родственникам часто отказывают.
В Сочи на днях состоялась эксгумация тела мужчины, смерть которого вызвала массу вопросов у близких. Почему этого было сложно добиться и как быть тем, кто так и не смог услышать «последний голос» жертвы — в материале обозревателя «МК».
Житель Сочи, специалист по установке пластиковых окон 38-летний Семен Ганьшин ушел из дома 27 июля 2021 года. Мать стала волноваться на следующий день, когда сын не вернулся и перестал отвечать на телефон. На третьи сутки она пришла в отдел полиции. А там ей ответили, что Семен совершил правонарушение (какое — не уточнили) и что завтра суд изберет ему меру пресечения, а пока же можно ему передать продукты. Женщина сбегала в магазин напротив, купила еды, сигареты, принесла, и... все это у нее приняли.
Но после ничего не произошло — ни суда не было, ни сын не вернулся. 4 августа Ирина Ганьшина снова пришла в полицию: «Где же сын?» - «А у нас его и не было!» - неожиданно ответили ей. «Как не было? Вы же сами говорили, что задержан за административное правонарушение». - «Ошиблись, значит. Но у нас есть неопознанный труп. По приметам подходит».
Выяснилось, что труп обнаружили сотрудники угрозыска около жилого дома 1 августа. Личность установили по отпечаткам двух пальцев: Ганьшин ранее был судим (в 15 лет совершил кражу), и его отпечатки имелись в базе.
Ирина Константиновна почти уверена, что дело было так: сына задержали, в отделе полиции он умер, а тело попросту выбросили на улицу.
Но тут есть нестыковки. Эксперты в своем заключении написали, что труп имеет серьезные гнилостные изменения и установить причины невозможно. Если Семен умер вечером 27-го числа (когда пропал), то до момента обнаружения тела он пролежал четверо суток при температуре около +30 градусов. Тогда столь серьезные гнилостные изменения объясняются. Но в этом случае его не могло быть в отделе полиции 30 июля, а значит, полицейские действительно перепутали его с кем-то другим и по ошибке взяли у матери передачку (или же просто пошутили).
Именно так считает следствие, которое отказалось возбуждать уголовное дело по факту смерти Ганьшина. «Признаков насильственной смерти не обнаружено», - написали в отказе. Прокуратура Центрального района города Сочи признала это постановление об отказе законным.
Но ведь и вообще причина гибели неясна. И отчего тогда скончался ее сын? И он ли это?
— Мне с самого начала отказались показать тело сына, — рассказывает Ирина Ганьшина. - Категорически отказывались. Я уже и знакомых просила, и готова была заплатить... Объясняли отказ тем, что якобы он так испорчен, что смотреть там не на что. Но позвольте, разве я не могу сама решить — смотреть или не смотреть? К тому же у него были наколки на плече, на спине и на двух ногах. Вряд ли они исчезли. Из морга сына вернули в закрытом гробу. Открывать запретили. В местном отделе СК мне показали фото трупа на месте обнаружения, но там человек лежит спиной вверх. Понять, сын это или нет — нельзя.
Ирина Константиновна за помощью пришла к правозащитникам. Те обратили внимание, что судмедэксперт установил длину тела 189 см. А рост Ганьшина 172 см. В общем, появились сомнения в том, что это на самом деле Сергей. Ответить на это однозначно могла только эксгумация. И тут выяснилось, что добиться ее практически нереально.
— Только после личного приема у главного следователя Сочи нам разрешили эксгумацию, — говорит юрист "Команды против пыток" Роман Веретенников. — Мы убедили его, что проверка была неполной (даже анализы на отравления не взяли). Он согласился, что мать должна знать правду: сын это или нет.
Сама процедура проходила в конце января. Оказалось, что это была первая эксгумация в Сочи за долгое время.
— В 14 часов я приехал с мамой и ее сестрой на Сочинское кладбище на Барановке (оно расположено на большой горе), - рассказывает брат Ганьшина. - Подождали, пока прибудут следователь и эксперт. Копатели отрыли могилу до гроба, остальное сами. Убрали крышку. Там лежали церковные принадлежности и костюм. А под ними пакет, в котором тело. Мы его надрезали, эксперт опустил туда руку (там жижа сплошная) и вытащил ребро, взял образцы тканей внутренних органов. На удивление не испытывал никаких эмоций, хотя впервые принимал участие в подобном. Переживали все за мать. Но она держалась молодцом.
— Я подготовилась к этой процедуре, — рассказывает мать. — Вообще, с момента исчезновения сына выплакала все слезы, все время принимаю успокоительные. А тут я еще с собой взяла специальные маски (чтобы запах тела не слышать), нашатырный спирт, корвалол. Понимаете, вот мне говорят, что пережить такое матери невозможно. Но я отвечаю — лучше точно знать, твой ли это ребенок, и если твой, то от чего он умер.
С момента обнаружения тела до эксгумации прошло почти полтора года. Все это время, повторюсь, мать обивала пороги. И если ей все-таки разрешили, то большинству людей отказывают.
— Нам привезли тело, которое представили как труп моего убитого брата, - рассказывает Наталья Н. — На маму надавило следствие, она согласилась, что это он. Но я не верю. Понимаете, у брата были особенности. А у этого тела я их не удивила (хотя труп был в плохом состоянии). Меня никто слушать не стал. Тело захоронили.
Наталья хочет добиться эксгумации. Но ей говорят, что сделать это можно только по решению следствия или суда. Следствие ей отказало. И таких историй в последнее время становится все больше.
— Эксгумация проводится на основании постановления следователя, — разъясняет бывший следователь по особо важным делам СКР Андрей Гривцов. — Судебное решение необходимо только, если родственники возражают против эксгумации. В этом случае следователь обращается в суд с ходатайством о разрешении эксгумации.
— Есть две основных проблемы, — говорит бывший прокурор, ныне юрист Алексей Федяров. — Первая: СК не любит проводить проверку в таких случаях. Вот люди приходят и говорят: это не наш сын/брат/отец. В таких ситуациях нужно возбудить дело, всех опросить, а потом уже принять решение об эксгумации. Но следователи стараются отмахнуться. Сдвигает дело с мертвой точки только личный прием. Когда следователь понимает, что поднимется шум, что будут на него жаловаться, он соглашается: «Ну, черт с ним, давайте эксгумируем». Вторая проблема — родственники. Одни опознают тело, говорят, что это он, а другие утверждают, что не он. И следствие тут однозначно предпочитает верить тем, кто опознал.
Но почему? Неужели сам процесс столь трудоемкий?
— В эксгумации и осмотре трупа участвует судебно-медицинский эксперт, - рассказывает Гривцов. — Сам следователь, естественно, ничего не выкапывает, этим занимаются работники кладбища. Задача следователя – с помощью медицинского эксперта произвести осмотр трупа, зафиксировать возможные телесные повреждения, трупные явления, после чего назначить медицинскую судебную экспертизу. Все это не такие сложные следственные действия. Действительно, организация эксгумации может отнять определенные силы на стадии договоренности с кладбищем, экспертом, но это не то, ради чего добросовестный следователь будет отказывать в проведении следственного действия. Наоборот, следователю это должно быть интересно. Другой вопрос, что должны быть основания для эксгумации, например, сомнения в том, что человек не умер своей смертью, а был убит. Следователь, если он добросовестный, не может быть заинтересован в том, чтобы не работать. К тому же работа-то у него интересная.
Ох, и как же хотелось бы сказать что-то вроде: «Такие слова да Богу в уши». Увы, статистики отказов в эксгумации никто не ведет. Нет данных и по тому, сколько было проведено таких процедур в России за последние годы. Потерявшая сына Ганьшина ждет сейчас результатов экспертиз. Какими бы они ни были, они внесут ясность и хоть как-то успокоят несчастную женщину.
Ева Меркачёва
