Жизнь запоминается фрагментарно

Жизнь всегда запоминается нам фрагментарно. Пунктиром, а не прямой линией. Когда вспоминаю Конотоп, в памяти всплывают отрывки. Морозные папоротники на окнах большого магазина, куда мы пришли с бабушкой, покупать, вероятно, что-то вкусное, новогоднее. В городском парке — огромная заиндевелая туша самолета «Ту-104», превращенного в кинотеатр. По соседству — елка, которая пятилетнему человеку кажется высотой с Останкинскую телебашню…

Конотоп теперь в чужой стране — (на? в?) Украине. Бабушка Мария Семеновна умерла в 93-м. (Да, она не была мне бабушкой по крови, но по-другому я ее звать не хочу. Как называется сестра прабабушки? Пратетя?.. Какой вздор.)

Порой во снах я возвращаюсь в детство. Она жива. Мы почему-то всегда ходим вместе по каким-то давно забытым, а может, вообще не существовавшим родственникам. Удивляюсь: сколько же интересных людей, а я и не знал. Сколько упущено!..

И это правда.

Последний раз я был в Конотопе во время летних каникул между первым и вторым классом. Это 1980 год. В СССР — Олимпиада. Легендарное событие! Жалел, что я не дома, в Москве. Смотрел церемонию закрытия по телевизору и думал: а ведь этот самый «ласковый Миша», который, под Пахмутову и слезы миллионов, взлетел над Лужниками на воздушных шариках, превосходно должен быть виден из окон моей комнаты на Вторянке. Как здорово!

Да, моя «малая родина» — это Вторянка.

Что такое Вторянка? То же самое, что Москва-Вторая. Она же Сортировочная. Она же улица Братьев Фонченко. Она же — Поклонная гора.

Мы с Димой Быковым — ныне певцом, композитором, солистом ансамбля Александрова (никакого отношения к полному тезке — известному журналисту и литератору) — там выросли. Наш дом стоит там до сих пор. Это та самая белая хрущевка, что видна за церетелиевской церковью.

Наша дворовая компания жила так же, как все городские дети. На Вторянке было где разгуляться мальчишкам. От Кутузовского проспекта нашу улицу отделял тогда овраг, а в овраге была свалка (сейчас все засыпано).

На свалке мы находили старые аккумуляторы, доставали из них серые хрупкие, обсыпанные каким-то порошком, похожим на цемент, решеточки (как они называются, не знаю по сей день), крошили их, как печенье, в консервные банки и расплавляли над огнем в красивую серебристую жидкость: свинец. Вкапывали в землю задом вверх баллоны из-под дезодорантов и заливали его в их вогнутые донышки. Через несколько минут можно было вытряхнуть на ладонь аккуратный, тяжеленький, еще горячий кругляш. Так мы делали «биты» для игры в монетки. Надо бросить «биту» на край монеты таким образом, чтобы та перевернулась. Тогда можно забрать ее себе или опять поставить на кон. Эту игру изображают в каждом втором фильме про до- и послевоенное детство. Дошла она и до нас. Не помню, чтобы я выигрывал много монеток, но сами свинцовые кругляши мне нравились. Если провести краем «биты» по бумаге, то останется серый след. Жаль, что ни одной не сохранилось. Хотя теперь-то знаю: свинец вреден для здоровья.

Еще на кострах вторянские детишки пекли картошку, наворованную тут же, на огородах. (Пять минут от Кремля на машине, правительственная трасса, Кутузовский проспект, Поклонная гора — и огороды, вот так.) А какие вели при этом разговоры!

Как мы вообще любили огонь! Весною жгли по косогору над железной дорогой прошлогоднюю пожухшую траву, летом, по канавам вдоль дорог, — тополиный пух. Люблю с тех пор, когда «дымком тянет». Конечно, если этот дымок — не от сгоревшей автомобильной покрышки.

Приходишь домой — и, отходя ко сну, видишь языки пламени, как бы проецируемые на черный испод век…

А сама железная дорога! Мы подкладывали на рельсы пробки, расплющивая их в монетки; гвозди, превращая их в маленькие сабли и мечи. Милиция нас гоняла.

Когда в начале 80-х, ради строительства мемориала, стали выселять дома — вообще кайф наступил для той детворы, которая пока оставалась. Бегали по пустым подъездам и разоренным квартирам, лазали на чердаки, на крыши…

Зимой мы играли в хоккей, летом — в футбол. Это целая история — про наши дворовые команды, «ближние» дома против «дальних». В 82-м играли на «кубок Зодиака» (я сам его нарисовал на плотной бумаге, лицевую и оборотную стороны, потом вырезал и склеил, вышло кривовато, но ничего), в 83-м — на «кубок «Конькобежец» (у Димки нашлась такая фаянсовая статуэтка). Было здорово.

Теперь наши кострища, футбольные площадки, луга, косогоры, кусты, деревья сбриты в ходе возведения мемориала Победы. Странно видеть свою «малую родину» как бы под стеклом, выставленную на равнодушный взгляд миллионов посторонних посетителей — из разных стран, любого общественного статуса, вплоть до хозяев мира, президентов великих держав, — в тени новых бетонных громад, которым и уделяется все внимание.

Уделяется справедливо. Упрекнуть некого и не за что. Мемориальный комплекс посвящен Великой Отечественной. Да, никуда без войны, и мы в свое время лазали по полузатопленным землянкам парка Победы, где располагалась зенитная батарея, — не нашли ничего, все досталось предыдущим поколениям вторянских мальчиков.

Тем не менее то, что вышло теперь со Вторянкой, напоминает мне опыты одного германского — какого же еще! мы ведь упомянули войну… — авангардиста, делающего инсталляции из трупов. Он снимает кожу, обнажает мышцы и сухожилия, соединяет тела и органы в причудливых сочетаниях, заливает прозрачным пластиком, чтобы хранились вечно. Можно завещать ему и свое тело — так сказать, ради бессмертия в искусстве. Но только кто кого переживет…

Вторянка, конечно, не там. Вторянка теперь — внутри нас, вторянцев. (Вторянцы, как вы понимаете, — это не от «вечно вторые».)

А так доступ к телу моей «малой родины» открыт для всех желающих. Пол-Москвы катается там на роликах. Каждый день играется несколько свадеб, и для лимузинов, украшенных шариками, лентами и пупсами, есть даже особая дорога. Люди приезжают пройтись, посидеть, похрустеть попкорном, сфотографироваться на фоне фонтанов и наструганного порционными кусками церетелиевского змия. По праздникам посетителей особенно много, и бывают концерты.

Кто не приезжал на Поклонную гору — по крайней мере видел все это по телевизору.

Ваш Роман Олегович Иванов