Народный артист России Борис Клюев считает, что примы имеют право на одиночество, и не жалеет, что отказался идти во МХАТ.
— Этот год для вас втройне юбилейный. Вам — 75 лет, из них 50 вы служите в Малом театре и столько же преподаете в Щепкинском училище. За эти полвека студенты изменились?
— Да. Они стали лучше. Разве можно сравнить нас и их? Они с рождения имеют всё: квартиры, машины, дорогие игрушки. У них больше возможностей проявить себя. Учись в какой хочешь школе — музыкальной, танцевальной, художественной. Нужен иностранный язык? Пожалуйста — один, другой. Однако актеры советской школы были более образованные, начитанные.
— У книг серьезные конкуренты — гаджеты. Поэтому в образовании прорехи.
— Абсолютно верно. Дети книжки уже не листают. Порой педагоги содрогаются, когда слушают их интерпретацию классики. Мы знаем многие произведения наизусть, и вдруг студент выдает вроде знакомый нам текст, но слова в нем другие. «Откуда это? Что за издание?» — интересуемся. «Из интернета» — признаются студенты.
В сентябре у меня появится еще один курс. Сделали целевой набор в Якутии. Хорошие дети. Надеюсь, по окончании училища они вернутся на родину, работать в местном театре. Мне кажется, это правильно. Кстати, так было и в СССР. После окончания вуза тебя отправляли на три года работать в провинцию.
— Среди ваших учеников много известных артистов?
— Кристина Асмус, которая сделала себе имя на ТВ и в кино, а теперь работает в Театре Ермоловой. Игорь Петренко — известность ему принесла картина «Водитель для Веры». В прошлом году он вернулся и снова работает в Малом театре. В спектакле «Перед заходом солнца» Игорь играет моего сына.
Среди учеников и Егор Бероев. Правда, у него с нашим театром не сложилось. Если молодой артист начинает немного себя проявлять, его нужно поддерживать, давать роли. Но Егору стали говорить: «Какие роли? Вы еще докажите, что не зря пришли в Малый театр». А однажды он попросил взять в театр Ксюшу Алферову, с которой начал встречаться. Ему отказали. Артист ушел. Сейчас Егор много снимается. Фактура у него замечательная.
— Есть в кого. Дед — Вадим Бероев, легендарный Майор Вихрь.
— Вот ведь судьба какая — когда Вадим Бероев умер, я поступал на его место в Театр Моссовета.
— Вас не взяли?
— Я в итоге сам не пошел, хотя в то время в Театре Моссовета была замечательная труппа. Главный режиссер Юрий Завадский собрал просто коллекцию актеров: Леонид Марков, Георгий Жженов, Ростислав Плятт, только пришли молодые Гена Бортников, Рита Терехова. Там на меня очень рассчитывали. Но в коридоре театра я встретил актера и режиссера Валентина Зубкова, с которым поделился своими раздумьями: «Вот не знаю, на чем остановиться, куда пойти. Меня пригласили к вам, в Малый и Театр Ленинского комсомола». А он говорит: «Ты с ума сошел? Малый театр — это Императорский театр! Что тут думать? Надо сразу туда идти».
— Императорский? И об этом спокойно говорили в советское время?
— Нет. Но все знали это. Малый театр очень выделялся в советское время. Если у всех ставка была 75 рублей, в Малом получали 85! Был очень сильный состав. Ильинский, Жаров, Гоголева.
— А в Моссовете была Раневская.
— Она и в Театре Пушкина была. Насчет Раневской вы поосторожнее. Фаина Георгиевна — легенда, но она была очень сложной женщиной. Конфликтовала с Завадским. Однажды в спектакле «Шторм» Раневская играла колоритную Маньку-спекулянтку. Юрий Александрович сказал ей: «Фаина, вы — как вставной номер. Так нельзя».
— Любила одеяло на себя тянуть?
— Постоянно. Это вообще свойственно многим актерам — немножко потянуть на себя, а иногда и множко. Так вот, люди приходили не на «Шторм», а на Раневскую. Посмотрят сцену с ее участием и уходят. Завадский с ней поругался. Фаина Георгиевна была остра на язык. Поводы находились сами собой. В очередной раз, повздорив с Завадским, ушла из Моссовета в Театр Пушкина. Но и там не прижилась. Кстати, когда Завадский узнал об этом, позвал ее обратно. И она до последних дней служила в Театре Моссовета.
— А вы же могли стать мхатовским артистом. Почему не сложилось?
— Иннокентий Смоктуновский от имени Ефремова приглашал меня во МХАТ. Олег Николаевич пришел туда из «Современника» и набирал новую труппу. В то время у меня в Малом театре работы практически не было. Приди я во МХАТ, наверняка бы и зарплату другую дали, и жилищные условия улучшили. Так всегда бывает, если актера приглашают. Мне надо было всё взвесить. Я попросил у Иннокентия Михайловича три дня на размышление. В итоге отказался. Интуиция подсказывала, что не стоит уходить из Малого театра. И я не прогадал.
— Елена Образцова говорила, что благодаря ролям она раньше времени стала мудрой. О своих ролях вы можете сказать так же?
— Нет, не могу. Скорее, я стал опытней. Роли бывают проходные. Очень редко попадаются те, которые могут сделать тебя мудрее. У меня таких немного. Например, Арбенин в «Маскараде», Маттиас Клаузен в спектакле «Перед заходом солнца». Это сложные, тяжелые роли. Арбенина сыграешь — и после этого просто лежишь.
— Когда я смотрела «Перед заходом солнца», меня от вашего героя очень отвлекал парик. Какой-то нелепый. Зачем он вам?
— К сожалению, я не могу играть без парика, потому что иначе эта роль будет перекликаться с Арбениным. Мы очень быстро выпускали спектакль «Перед заходом солнца», поэтому парик был из подбора. Но в новом сезоне у меня уже будет новый, специально сделанный для этой роли.
— А вы когда-нибудь комплексовали по поводу отсутствия шевелюры?
— По молодости у меня была шевелюра. А потом стал лысеть. Чем только не мазал голову, процедуры делал, но всё впустую. Гены. С ними не поспоришь. Помню, мы с Жорой Оболенским, актером из нашего театра, пошли в Институт красоты. Врач, не глядя на нас, стала выписывать счет к оплате. А Жора мне и говорит: «Ты видел ее мужа?». — «Нет». — «Там рядом с ней сидел лысый такой». И мы поняли, что с нас просто вытянут деньги. Пустое это всё. Так и получилось.
На съемках гримеры находили способы маскировать отсутствие волос. То пробкой жженой голову натирали, то порошок какой-то рассыпали. И только с возрастом привыкаешь и понимаешь, что надо искать что-то иное в своем образе. Для меня кумиром всегда был Борис Ливанов. А у него — такая же лысина, как у меня. И я успокоился.
— Как вы относитесь к эпитетам «выдающийся», «великий»?
— Однажды я спросил у Игоря Ильинского: «Вы прожили такую большую жизнь. Кто, на ваш взгляд, был самым выдающимся артистом?» Ильинский мудрый старик был. Он улыбнулся и ответил: «Тот, кто дольше всех живет». И рассмеялся. Он был прав. Я часто вспоминал эти слова — особенно когда смотрел на Владимира Зельдина.
Сейчас кого надо и не надо называют выдающимися. Я согласен, есть у нас замечательные артисты. Но не надо говорить, что они выдающиеся.
— А кого вы все-таки считаете выдающимся?
— Из тех, кого я видел, конечно, это Ильинский. Как он работал! Это было потрясение, когда я увидел его репетиции. Он предлагал режиссеру несколько вариантов решения сцены. А на следующий день приходил и говорил режиссеру: «Я всю ночь думал: это неверно. Здесь нужно всё по-другому».
Я очень любил Владислава Стржельчика. Считаю его одним из самых талантливых актеров. Еще, безусловно, Олег Борисов. В БДТ был спектакль «Три мешка сорной пшеницы», поставленный Товстоноговым. Главную роль играл народный артист СССР Кирилл Лавров. Со всех сторон положительный типаж, Ленина играл. Что-то случилось, он заболел, и срочно ввели Олега Борисова. Тот так сыграл, что стало страшно за него! На разрыв аорты, как говорится. Я в это время очень много снимался на «Ленфильме» и старался вечером ходить на все его спектакли.
Конечно же, Иннокентий Смоктуновский, человек тонкий, большой хитрец. Блистательный Евгений Евстигнеев. Жалко, что с ним Олег Ефремов некрасиво обошелся, уволил из МХАТа. А ведь Евгений Александрович во всем его поддерживал, ушел из «Современника» в Художественный театр. Евстигнеев многое не сыграл. Умер рано.
— Всё это звучит как-то печально. Были гении, и вот их нет. Неужели никто из молодых не может сравниться?
— Владимир Машков, но это скорее среднее поколение. На сегодняшний день он самый интересный актер. Я уважаю тех, кто серьезно относится к своей профессии. Машков — из таких. Он настоящий трудоголик.
Из заметных молодых артистов отмечу Данилу Козловского. Мне понравилась его работа в «Легенде № 17». А вот режиссерский опыт — картина «Тренер» — разочаровал. Всё очень схематично. А когда Данила неожиданно захотел запеть и Филипп Киркоров устроил ему сцену Большого театра, я очень удивился. Понимаю, хочется попробовать себя во всем. Но не стоит забывать, что актерская профессия столь сложная, ей нужно посвящать всего себя, а не разбрасываться. Иначе она обязательно отомстит за всеядность.
— За правдолюбие вам доставалось?
— Было первое время, но потом я научился держать язык за зубами. Нелли Корниенко научила. Как-то она мне сказала: «Боря, не нужно говорить режиссеру, что он дурак или тупой. Все-таки ты играешь в его спектакле». Она права. Но молодости свойственно не сдерживаться, хочется сказать правду. Даже гордишься этим. Такой борец за справедливость. Никому только она не нужна. Так что просто работай и держи язык за зубами.
— В апреле скончалась народная артистка СССР Элина Быстрицкая. Ее уход стал поводом для разговоров, что актриса умирала в одиночестве, никто к ней не мог прийти домой. Вы верите в это?
— Это полный бред. Театр ей помогал всё время. Элине приносили деньги каждый месяц. В Малом театре есть фонд, который поддерживает своих пожилых сотрудников. Наши артисты обеспечены, и это заслуга Юрия Мефодьевича Соломина (худрук Малого театра. — «Известия»).
— На похоронах некоторые говорили, что Элина Быстрицкая так изменилась, потому что, мол, голодом ее заморили. Может такое быть? Или актрису так «съела» болезнь?
— Да, думаю, это болезнь. Так и бывает. 91 год ей был. На 90 лет я приезжал поздравлять Элину Авраамовну. Она меня помнила, слава Богу. А студентов, которых мы вместе с ней выпускали, категорически не вспомнила. Мы привезли ей подарки из театра. Она уже тогда была очень плоха, ходить не могла. Ее держали с одной стороны сиделка, с другой стороны палка.
Сейчас подняли волну с наследством — мол, родные никого не допускали к Элине. Да нет, это Элина никого не допускала. И правильно делала. Потому что ни одна актриса не хочет, чтобы ее видели в немощном состоянии. Даже мировые звезды не старятся у всех на виду. Вспомните Марлен Дитрих. Она дожила до 90 лет и никого к себе не подпускала. Потому что должна была запомниться кинодивой. И Быстрицкая хотела остаться в памяти людей Аксиньей (главная героиня «Тихого Дона». — «Известия»), а не старушкой...
Зоя Игумнова
