- Продолжаем читать вместе книгу Симона Львовича Соловейчика. "Последняя книга". Все в книге интересно, важно, ново, талантливо, но название... Пророческим оказалось. В книге немало фраз, которые так точно сформулированы, что могут пополнить небезызвестные сборники "В мире мудрых мыслей". А ведь и верно, "Последняя книга" - мудрая книга. Читая книгу, как я уже писал, делал пометки. Почему я именно эти места отметил, может быть, не самые главные в книге, я и объясняю в своих комментариях. Это мое прочтение. У Вас будет свое. Каждый человек читает талантливую книгу по-своему.
Жизнь человека во многом определяется тем, что говорят ему люди. Кто-то скажет мимоходом слово, а у тебя жизнь повернулась на новое, ты сам переменился. Можно написать историю человека как историю мимолетно сказанных кем-то фраз.
"Стихи мои, бегом, бегом..." Я перечитал уже опубликованные главы "Последней книги" и огорчился: на всем печать поспешности, да и стиль точнее всего описать пастернаковским "Бегом, бегом". Как будто автору надоела его жизнь и он хочет побыстрее пробежаться по ней. Простите, читатель. Но не делайте и вы поспешных выводов. Эта книжка не написана, я сочиняю каждый кусок в сегодняшний номер - книга делается на ваших глазах и с вашим участием. От такого странного способа писания книги она, конечно, проиграет;
но есть и выигрыш - читатель может быть уверен, что его не обманывают, что тут все открыто, все конструкции видны и надежность их может проверить каждый. Я зову вас, читатель, в невидимые соавторы. Перед вами человек, который однажды задумался о своей собственной жизни. Может быть, это явится для вас поводом подумать и о своей? Может быть, с каждым газетным номером еще кто-то присоединяется к этим размышлениям? Я хотел бы, чтобы, читая эту книгу, вы думали не о моей жизни, а о своей - ведь вам она интереснее, чем чужая. Если же кто-нибудь захочет написать - пишите; вполне вероятно, что ваше письмо будет включено в "Последнюю книгу". Я так писал "Учение с увлечением" - главы публиковались в "Пионере", дети со всей страны откликались, пришло семь тысяч писем, и книга примерно на четверть составлена из них. Жизнь человека во многом определяется тем, что говорят ему люди. Кто-то скажет мимоходом слово, а у тебя жизнь повернулась на новое, ты сам переменился.
В.Ш. "Я хотел бы, чтобы, читая эту книгу, вы думали не о моей жизни, а о своей - ведь вам она интереснее, чем чужая". Вчитаемся в эту фразу. Запомним её. Сначала нужно полюбить и понять себя. Тогда, возможно, тебя поймут и другие. Я помню, какое впечатление на всех произвела книга "Учение с увлечением". Делать уроки - скука, ходить в школу - жуткая обязанность. А если все делать с увлечением, все пойдет иначе. Школа в радость, домашние задания (лучше бы, конечно, чтобы их не было, когда-нибудь это все учителя поймут) в удовольствие. Как такого добиться? Соловейчик С.Л. добился. Читали его книгу ребята и верили в свои силы. Он дал толчок. Он поддержал слабых. Он помогал подростку поверить в свои силы. Это же неравная борьба - школа и ученик. Ученик не хочет учиться, ученик хочет радовать жизни, а школа заставляет, принуждает, приказывает, сгибает ученика.
Можно написать историю человека как историю мимолетно сказанных кем-то фраз.
Вот одна из них.
Получилось так, что я почти всю жизнь снимаю жилье и оттого довольно часто переезжаю. Просыпаешься в летнее воскресное утро, предвкушаешь бездельный день, и вдруг приходит телеграмма с сообщением, что хозяин квартиры, который должен был приехать через три года, возвращается сегодня к вечеру и просит немедленно освободить помещение.
Перебираешься куда придется, радуясь, что нет своей мебели. Однажды, когда я вот так поспешно переезжал и таскал в чужой дом книги и вещи на пятый этаж (разумеется, без лифта), у подъезда сидела на табуретке местная бабушка - потом мы с ней подружились. Вот она-то и сказала мне слово. Она смотрела-смотрела, как я бегаю вверх-вниз, и пожалела меня:
- Не обижайся, милый. Свое ведь.
Я отправился наверх с очередной пачкой книг, и лишь позже, к вечеру, дошел до меня смысл этих слов - я их услышал не сразу. Но услышал. С тех пор (слишком часто придется писать "с тех пор", да что поделать - так жизнь и катится. Произойдет нечто значительное, и с тех пор... Все в жизни "с тех пор", с какой-то точки. Как родился, так с тех пор и живу) - с тех пор я при всякой обиде слышу голос чужой бабушки (она уже умерла):
- Не обижайся, свое ведь.
Все мое-свое в моей-своей жизни, что ж обижаться? Вздохнул - и беги-тащи дальше. "Ино еще побредем, Марковна", -как сказано в книге протопопа Аввакума. "А долго ли еще, Петрович?" - "А до самыя смерти". Не знаю, точно ли процитировал, нет книги под рукой, опять не в своем доме живу, снимаю. Но не обижаюсь, нет.
В.Ш. Опять точное попадание. Опять полное согласие. На врагов обижаться бесполезно, а на друзей нельзя. Так и здесь. Да и не врагами они были. Те, кто запрещал С.Л.Соловейчика. Серые личности. Чиновники. Напуганные и перепуганные. Что ж на них обижаться. Хотя видел я расстроенным Симона Львовича, когда после очередного звонка в издательства он понимал - опять затяжка, перенесли из выпуска этого года на будущий, и это уже пятый год. Сколько же можно? Но человек должен уметь терпеть, должен. И не обижаться. Это не поможет. Если обижаться, только помешает делу. Не позволит обида работать, создавать новое.
И так же не обижался, когда книги мои годами не издавались. "Учение с увлечением" семь лет лежало. Издательство детской литературы воевало за книгу с ЦК, который с чьей-то наводки (я, конечно, знаю, с чьей) потребовал рукопись, снял с нее ксерокопии, разослал их по научным деятелям, давшим, разумеется, самые отрицательные отзывы - мне показывали их, но подписи рецензентов были отрезаны. Дело приняло скандальный оборот, и тогда президент Академии педагогических наук Всеволод Николаевич Столетов собрал в портфель все мои книги (а я ничего и не знал) и пошел с ними куда-то очень высоко, в какие-то немыслимые верхи, сказав там, почти на самом верху, что он уйдет из президентов, если "Учение с увлечением" не издадут, - мне рассказывала об этом покойная Любовь Михайловна Иванова, редактор "Семьи и школы", рассказывала с возбуждением, повторяя:
"Бывает, бывает!" Все так трудно давалось тогда, что каждая маленькая и совершенно незначительная победа казалась предвестием новой эры и полной свободы. Власти время от времени давали повод для восторгов. Скажу уж заодно, что позже Столетову припомнили этот случай и то, как он поддерживал новаторов в педагогике, и сняли его в одночасье, в обеденный перерыв: пошел человек обедать президентом, а вернулся никем.
Любовь Михайловна ценила Симона Львовича. Он работала редактором отдела школ, науки и вузов, когда С.Л. Соловейчик пришел в "Комсомольскую правду".
Из "КП" ушла в "Известия". Из "Известий" попросили А.И. Аджубея и выгнали Л.М.Иванову. Она перешла работать в журнал "Журналист", затем возглавила журнал "Семья и школа". Женщина была умная, деловая, энергичная... В.Ш. Любовь Михайловна Иванова! Я хорошо ее знал. Она отметила свое 60-летие. И на следующий день... умерла. Цветы... было много цветов... эти цветы образовали большой холмик на могиле.
Но "Учение с увлечением" издали (позвонили в издательство - "Ладно, выпускайте на вашу ответственность"), и сразу началась война за "Педагогику для всех", она продолжалась, страшно сказать, восемнадцать лет, с 1970 по 1988 год. Все это время я постоянно переписывал книгу. Сначала ухудшал и сокращал, уступая всевозможным требованиям, только чтоб издали, потом, когда надежды на издание не осталось, я взялся переделывать ее для себя, пытаясь разрешить некоторые очень трудные, не поддающиеся никакому решению вопросы. Эти восемнадцать лет (большое спасибо Центральному Комитету КПСС и лично товарищу... - да ладно, обойдется, еще имя его называть) - эти восемнадцать лет, пока семья жила впроголодь, а я куковал над отвергнутой рукописью, были самыми плодотворными в моей жизни. Я неотступно, с утра до ночи, думал над проблемами, над которыми никто не думает, считая их несущественными, и постепенно понял несколько самых важных истин, совершенно необходимых для того, чтобы понять сущность человека. И среди них - нечто очень трудное, невозможно трудное: что в человеке от наследственности и что от воспитания?
Многое из трагического в нашей жизни с течением времени начинает восприниматься совсем по-другому. Если у тебя нет трудностей, купи их. Помните такую поговорку.
И еще... Соловейчик не называет фамилии чиновника. Он мог бы ему отомстить. Цитата: "Эти восемнадцать лет (большое спасибо Центральному Комитету КПСС и лично товарищу... - да ладно, обойдется, еще имя его называть)". Сколько людей мечтают кому-то отомстить. И мстят, и сводят счеты. Не такой С.Л. Соловейчик! И это нам пример.
В.Ш. Куковал!
Большинство, огромное большинство людей, я в этом убедился, втайне считают, что человек таков, каким он родился, что все зависит от наследственности, от генов. Умная и развитая женщина, искусствовед, расклеила объявления о размене своей однокомнатной квартиры - она разъезжалась с собственной двенадцатилетней дочерью, она не могла жить с девочкой и объясняла это следующим невероятным образом: "Я не могу ее видеть, у нее плохие гены, у нее гены отца".
И действительно, похоже, что все от генов, и каждый вспомнит о преступниках-рецидивистах, у которых обнаружены генные поломки - то ли не хватает чего-то, то ли что-то лишнее, забыл. Выходит, и спорить нечего. Все очень удобно:
есть ген добра, есть ген злодеяния, есть ген верности, есть - вероломства и так далее. Мы имеем дело не с людьми, а с невидимыми спиралями генов; все вокруг - ходячие гены, наборы хромосом, зачем-то обрядившиеся в платье и устраивающие к тому же показы мод. Это не красавицы выходят к нам в изящных нарядах, это все гены, гены, декольтированные хромосомы.
Но объяснение всего на свете наследственностью не устраивает по двум причинам. Во-первых, слишком много примеров, показывающих, как меняются люди со всеми их генами в зависимости от окружения. Попадает человек в другие обстоятельства - и как будто подменили его, как будто все его гены вытряхнули, а новые впаяли. Я это видел много раз. Во-вторых, если все от генов, от наследственности, то, значит, нам нечего делать с собой и с нашими детьми, мы бессильны и безвольны. Однако любое объяснение, оправдывающее бездействие или неразумность нашу, слишком удобно, и значит, ложно.
Удобно - следовательно, ложно.
Поскольку у меня было свободное время - я нигде не работал, жил в долгах и случайными заработками, а рукопись хоть сдавай, хоть не сдавай, никто ее не требовал, - то я много лет ломал голову над этой проблемой и в конце концов понял, в чем тут дело. Объяснение, которое я нашел, публиковалось позже не один раз и ни с чьей стороны не встретило возражения или опровержения. Впрочем, может, потому, что ученые люди читают только ученые книжки, зачем им домыслы дилетанта?
Где-то я читал об исследовании, которое провели два американских университета, каждый из которых придерживался противоположных взглядов на эту проблему. Один университет считал, что все от наследственности, другой - что все от воспитания. Чтобы раз и навсегда решить спор, были опрошены по одной согласованной программе тысячи и тысячи людей, в том числе огромное количество близнецов - на близнецах легче всего доказать, что человек почти полностью зависит от наследственности; известны случаи, когда разлученные в детстве близнецы встретились через десятки лет, и оказалось, что у них все одинаково, даже собаки одной и той же породы, и даже чуть ли не клички собачьи похожи.
Все от генов.
Но тысячи фактов доказывают и обратное - все от воспитания. Два университета, получив гору фактов, истолковали их прямо противоположным образом. Каждый остался при своем мнении.
Так где же ответ?
Между тем объяснение одной из самых серьезных проблем человечества так же просто, как и сложно.
Ответ, понял я, состоит в том, что в выборе между наследственностью и воспитанием нет того, что постоянно ищут, нет никакого "или - или" и, что еще важнее, нет решения "фифти-фифти", пятьдесят на пятьдесят, половина на половину, нет золотой середины. Если половина на половину, то можно было бы определить, какая именно половина - от генов и какая - от воспитания, и заниматься лишь этой, второй половиной человека.
Но все не так.
Ответ очевиден - когда догадаешься, - но он может и разочаровать. Однако я уверен, что другого ответа нет
В человеке все от наследственности, решительно все, человек на сто процентов определяется генами, родителями, происхождением, предками.
И вместе с тем в человеке все от воспитания, решительно все, он на сто процентов определяется прямым воспитанием и обстоятельствами жизни.
Не половина на половину, а сто процентов на сто процентов. Это трудно представить себе, но человек и не может быть устроен понятно и просто. Где дух - там отступает обычная логика, там другие правила сложения. Где дух - там бесконечность, а что дают в сумме две бесконечности?
Бесконечность же. Одну. Яблоко плюс яблоко - два яблока; бесконечность плюс бесконечность - одна бесконечность.
Наследственность бесконечна, воспитание бесконечно, и в сумме - бесконечный человеческий дух.
Такое утверждение показывает и возможности воспитания, и пределы этих возможностей. Все от воспитания? Вот и воспитывай, старайся расширить и возвысить дух ребенка и свой собственный дух. Все от наследственности? Не ломай ребенка, не переделывай и себя, принимай себя, своих ближних и своих детей такими, какие они есть. Дети не глина в твоих руках, разум ребенка не чистая доска, на которой что хочешь, то и напишешь.
Ребенок, человек - генетически заданное существо, на все сто процентов, целиком. Все от наследственности.
В этом труднейшем из вопросов человеческого бытия мы приходим к тому же, что получается в размышлениях о судьбе и свободе воли. Есть судьба, предначертание? Несомненно. Но есть ли свобода воли? Тоже несомненно. Все в руке Божией, ни один волос не упадет с головы без Его воли? И в то же время у человека есть возможность выбора, и от него, а не от высшей воли зависит, совершать ему грех или воздержаться от греховного помысла и действия, попадет ли он в ад или в рай - по собственным поступкам человека будет решаться его судьба, если будет когда-нибудь Страшный суд. По собственным его грехам и заслугам.
Но как же так, спросят: и судьба - и собственная воля. И предначертание - и свой выбор. Целиком определяется наследственностью и целиком зависит от воспитания. Одно противоречит другому. Как же так?
Ответ может быть лишь один: "А так".
А так.
И ничего не прибавить.
Это я с большим трудом понял в сороковые, пятидесятые годы своей жизни: оказывается, на свете есть вещи, о которых знать нельзя. Не тайны, не мистика, не "еще не знаем", а вообще - никогда нельзя. Ты не спрашивай, Левконоя. Знать нельзя. И нечего тебе обижаться - ведь свое.
