Об особенностях характера творческих людей известно всем. Они капризны, амбициозны, самоуверенны. Им трудно бывает смириться с тем, что продукт их творчества подлежит еще
У корректора, конечно, есть возможность почти всегда «отбиться» от разъяренного автора. Предъявить учебник, справочник, словарь, раскрытый на нужной странице. Обычно это помогает, и автор, «скрипя сердцем и зубами», соглашается.
Но бывают исключения, когда автор твердо уверен: «все врут календари». В таких случаях он обычно подвергает сомнению качество справочной литературы («А это не академическое издание»), доказывает свою образованность («Да я филфак МГУ закончил!»), упирает на свой неповторимый стиль («Я выше правил, вам, буквоедам, не понять»). Со странным чувством читаешь, например, хорошего писателя Михаила Веллера, который доказывает, в пику всем учебникам, что точку нужно ставить не после закрывающей кавычки, а перед ней, и советует всем авторам бороться за это с редакторами и корректорами. Эту бы энергию да в мирных целях.
Порой доходит до того, что оскорбленный в лучших чувствах автор бьет в колокола: долой корректоров!
Уже упомянутый мною Юрий Вронский, тот самый, который «в молодости был корректором», в своей антикорректорской филиппике в «Литературной газете» привел цитату из статьи Михаила Чулаки:
«Корректоров
когда-то придумали, чтобы отлавливать ошибки типографских наборщиков. Теперь же, когда писатель все чаще приносит дискету с собственноручным набором и наборщик выпадает из издательского цикла, вместе с наборщиком оказывается лишним в литературных издательствах и корректор… Ну а если автор… ошибся, пусть он явится читателю во всем своем неприкрытом невежестве. …Это гораздо справедливее, чем отвечать за доброхотное усердие услужливых корректоров…»
Именно так и происходило в начале
Юрий Вронский уличает корректоров в некомпетентности:
«Корректору наплевать на норму точно так же, как и на своеобразие. Разговоры, будто корректорская братия опирается на словари и другую справочную литературу, — всего лишь словесный жанр. Мои писания, например, лишены своеобразия, язык их строго нормативен. Тем не менее корректоры уродуют их в полную меру своего самодовольства и невежества.
Когда мои тексты попадают к ним в руки, они первым делом истребляют букву Ё, хотя она есть и в алфавите, и во всех словарях — орфографических, орфоэпических и толковых. Может быть, выходил указ партии и правительства или было решение Государственной думы, запрещающее употребление буквы Ё? Нет, ничего подобного не было. Школьников до сих пор учат употреблению этой буквы. А между тем, носитель скучной нормы, по милости корректоров постоянно оказываюсь безграмотным — в каждой моей статье набирается до десятка орфографических ошибок! Корректоры выбросили букву Ё даже из статьи, где доказывалось, что без нее никак нельзя! Слова не только калечатся, но и умирают! Оставили Ё лишь там, где без нее вообще непонятно, о чем речь«.
Что касается буквы «ё», то многие выступают в ее защиту. Даже создана общественная организация — Комитет в защиту буквы ё. «Вымирание» этой буквы в литературе и публицистике связано, впрочем, не со злонамеренностью корректоров. Просто при старом, традиционном методе печати, так называемом горячем наборе, верхние точки над «ё» часто не пропечатывались. Поэтому в инструкциях для полиграфистов решили тихой сапой букву «ё» отменить. Новшество было поддержано и машинистками: одна буква на все случаи жизни лучше, чем две. И осталась «ё» действительно только в тех случаях, когда без нее непонятно значение слова. Например, «все» или «всё». Разные слова и разные значения. И, естественно, в фамилиях.
А сейчас, когда проблема с качеством печати — в прошлом, наверное, можно букву «ё» и реабилитировать. Но печатать «е» вместо «ё» стало уже привычкой, традицией. Стоит ли ее — или её — ломать? Это вопрос для дискуссии.
«Думаете, корректоры попирают только нас, грешных? — пишет дальше Вронский. — Как бы не так! Они нахально заносят ногу и над титанами. Толстой, желая подчеркнуть духовную близость с собой одного из персонажей Анны Карениной, дал ему фамилию по своему домашнему имени «Лёвин». Но корректоры наплевали на замысел великого писателя, и в русской литературе появился помещик с фамилией „Левин“».
Известный казус. Юрию Вронскому, который так же является носителем «толстовской» и, более того, «каренинской» фамилии, наверное, он особенно неприятен.
Но бывают ошибки и пострашнее. Ведь Левин не утратил родства со Львом.
Есть примеры более серьезного искажения смысла, которое тем не менее осталось безнаказанным. Вот в знаменитом стихотворении Бориса Пастернака читаем:
Поэзия, я буду клясться
Тобой и кончу, прохрипев:
Ты не осанка сладкогласца,
Ты лето с местом в третьем классе,
Ты пригород, а не припев.
К стихотворению можно относиться
В книге Дмитрия Шериха, которую я много цитировал в предыдущей главе, приводится несколько подобных примеров. Во всех изданиях «Двенадцати стульев», в самом начале, Остап Бендер вручает приставучему мальчишке нагретое яблоко. А у авторов, в оригинале, оно налитое… У Валерия Брюсова допытывались, что означает слово «вопинсомания» — какой такой неологизм придумал поэт-символист. А это всего-навсего «воспоминания». Но нет сомнений, что если бы эта опечатка не была исправлена, то литературоведы и критики обнародовали бы множество версий и догадок, что это за мания такая.
Мне кажется, читателю интересно узнать, что фамилию Левин в «Анне Карениной» нужно, оказывается, произносить как Лёвин и почему. Такой вопрос, пожалуй, можно включить в билеты по литературе. А в одном из произведений Набокова русские интеллигенты-эмигранты, обсуждая «Анну Каренину», говорят именно: «Лёв Николаевич», «Лёвин». И это трогательно.
Во всяком случае, в «Левине», «нагретом яблоке» и «вопинсомании» можно, наверное, признать вину корректора. Пишу «наверное», потому что обстоятельства, при которых «вкрались в печать» эти ошибки, теперь уже навсегда неизвестны.
А вот дальше Юрий Вронский предъявляет уж слишком уязвимую претензию:
«У меня написано: „В статье Е. Евтушенка“. Корректор заменяет в конце фамилии „а“ на „о“, как будто Евтушенко — женщина, и его фамилия не склоняется. Но, позвольте, Евтушенко — мужчина и не делает из этого секрета, почему же мне приписывают незнание этого обстоятельства? Корректору не приходит в голову простейшее: может быть, он, корректор, знает не все, хоть и много? Что стоит позвонить автору и выяснить, в чем дело!»
Украинские фамилии, оканчивающиеся на -о, не склоняются вне зависимости от того, принадлежат они мужчине или женщине. Это указано абсолютно во всей учебной и справочной литературе. А вот если бы фамилия поэта была Евтушенок — подобные фамилии есть, — тогда Юрий Вронский мог с чистой совестью просклонять ее.
Что стоит автору заглянуть в нормативные издания? И тогда, наверное, не пришлось бы ему завершать свою статью патетическими возгласами:
«Как бороться с нарастающим валом безграмотности, если корректоры наделены фактическим правом насаждать ее? Каждый раз обращаться в суд с требованием о возмещении морального ущерба? Но не проще ли Министерству печати своею властью лишить корректоров этой странной привилегии, выпустив и разослав по редакциям распоряжение: «Безобразничать в чужих текстах запрещается. За нарушение штраф. В случае рецидива ставить вопрос о профессиональном соответствии».
Вот так. Исправишь «Евтушенка» — безобразник. Сколько таких безобразников и безобразниц правит и правит фамилию Евтушенко, лишая его (по мнению автора «Литературной газеты») должной мужественности…
На самом деле бывает, что фамилии на «-о» склоняются; как правило, авторы это делают для того, чтобы подчеркнуть свою иронию и сарказм по отношению к носителю такой фамилии. Солженицын просклонял сталинского прокурора Крыленку, чей «зад долго торчал
Вообще, конфликты на тему «вы не то и не так поправили», как правило, возникают тогда, когда автор не «снисходит» до общения с корректорами. Дескать, не царское это дело — говорить с «техперсоналом». А если и «снисходит», то говорит «половинкою рта» — надменно, презрительно, высокомерно. А зачастую и просто хамски. В результате корректорам потом меньше всего хочется иметь дело с подобным «гением», спрашивать его о чем бы то ни было. Пусть уж лучше невоспитанный автор «показывается читателю во всем своем неприкрытом невежестве».
И выходят потом «недоразумения», в которых, конечно же, проще всего обвинить корректоров. Замкнутый круг, «спираль гнева»…
Проблема, как мы видим, чисто психологическая. Русский язык здесь точно ни при чем.
