All you need is love

Суть всех достойных внимания произведений — в приключениях героя на пути к Истине, в обретении её (счастливый финал, хеппи-энд) или в увязании в ложных истинах, что и означает подлинную смерть.

Описывать такое увязание и наказание проще, ибо описывать счастливый исход трудно, не указав на саму Истину, — а тут любой писатель оказывается в том же положении, что и обычный человек.

Произведения, где в качестве такой Истины вбрасывается та или иная политическая или религиозная идея («сельский учитель прилежно ищет истину и находит её в коммунизме», иронически писал Набоков про сюжеты советской литературы), имеют короткий век — человечество ищет что-то всё-таки «за пределами этой ночи», а не в кострах, люстрах, светильниках, кое-как рассеивающих тьму.

В произведениях Пелевина герой прорывается к истине или, по крайней мере, явно находится на пути к этому прорыву, — что, конечно, вовсе не значит, что сможет этот путь пройти до конца, не затормозиться.

Всё это можно описать в терминах буддизма — колесо сансары и нирвана. Но это лишь термины. Стоит ли зацикливаться на них?

«Насколько мне известно, он презирает все символы, к чему бы они ни относились» («Чапаев и Пустота».)

Всё-таки — что же это за нирвана, предел стремлений, Рим, где сходятся все пути?

Может быть, на ответ намекает один диалог из «Затворника и Шестипалого».

«- Слушай, Затворник, ты все знаешь — что такое любовь?

— Интересно, где ты услыхал это слово? — спросил Затворник.

— Да когда меня выгоняли из социума, кто-то спросил, люблю ли я что положено. Я сказал, что не знаю. И потом, Одноглазка сказала, что очень тебя любит, а ты — что любишь ее.

— Понятно. Знаешь, я тебе вряд ли объясню. Это можно только на примере. Вот представь себе, что ты упал в бочку с водой и тонешь.

Представил?

— Угу.

— А теперь представь, что ты на секунду высунул голову, увидел свет, глотнул воздуха и что-то коснулось твоих рук. И ты за это схватился и держишься. Так вот, если считать, что всю жизнь тонешь (а так это и есть), то любовь — это то, что помогает тебе удерживать голову над водой.

— Это ты про любовь к тому, что положено?

— Не важно. Хотя, в общем, то, что положено, можно любить и под водой. Что угодно. Какая разница, за что хвататься, — лишь бы это выдержало. Хуже всего, если это кто-то другой, — он, видишь ли, всегда может отдернуть руку. А если сказать коротко, любовь — это то, из-за чего каждый находится там, где он находится. Исключая, пожалуй, мертвых… Хотя…

— По-моему, я никогда ничего не любил, — перебил Шестипалый.

— Нет, с тобой это тоже случалось. Помнишь, как ты проревел полдня, думая о том, кто помахал тебе в ответ, когда нас сбрасывали со стены? Вот это и была любовь. Ты ведь не знаешь, почему он это сделал. Может, он считал, что издевается над тобой куда тоньше других. Мне лично кажется, что так оно и было. Так что ты вел себя очень глупо, но совершенно правильно. Любовь придает смысл тому, что мы делаем, хотя на самом деле его нет.

— Так что, любовь нас обманывает? Это что-то вроде сна?

— Нет. Любовь — это что-то вроде любви, а сон — это сон. Все, что ты делаешь, ты делаешь только из-за любви. Иначе ты просто сидел бы на земле и выл от ужаса. Или отвращения.

— Но ведь многие делают то, что делают, совсем не из-за любви.

— Брось. Они ничего не делают.

— А ты что-нибудь любишь, Затворник?

— Люблю.

— А что?

— Не знаю. Что-то такое, что иногда приходит ко мне. Иногда это какая-нибудь мысль, иногда гайки, иногда ветер. Главное, что я всегда узнаю это, как бы оно ни наряжалось, и встречаю его тем лучшим, что во мне есть.

— Чем?

— Тем, что становлюсь спокоен.

— А все остальное время ты беспокоишься?

— Нет. Я всегда спокоен. Просто это лучшее, что во мне есть, и когда то, что я люблю, приходит ко мне, я встречаю его своим спокойствием.

— А как ты думаешь, что лучшее во мне?

— В тебе? Пожалуй, это когда ты молчишь где-нибудь в углу и тебя не видно.

— Правда?

— Не знаю. Если серьезно, ты можешь узнать, что лучшее в тебе, по тому, чем ты встречаешь то, что полюбил. Что ты чувствовал, думая о том, кто помахал тебе рукой?

— Печаль.

— Ну вот, значит, лучшее в тебе — твоя печаль, и ты всегда будешь встречать ею то, что любишь«.

Ваш Роман Олегович Иванов