На Netflix вышел один из самых ожидаемых фильмов года — 3,5-часовая гангстерская сага «Ирландец» Мартина Скорсезе. «Ирландец», скорее всего, станет одним из главных претендентов на премию Американской киноакадемии, а Скорсезе подтверждает негласный титул одного из главных, если не главного режиссера в мире
Среди великих мифов гангстерского кино есть особенный, цепляющий за душу, вызывающий сочувствие к герою, даже если герой этот — распоследний негодяй. Это миф о последнем, совершенном, как шедевр Микеланджело — как-никак, соотечественника всех великих гангстеров,— налете, на который старый бандит идет не столько ради немыслимого куша, сколько «искусства ради». На «Ирландца» 77-летний Мартин Скорсезе с давними сообщниками, 79-летним Аль Пачино и 76-летними Робертом Де Ниро и Джо Пеши, пошел именно как на «налет века». Но — вопреки законам жанра — этот налет увенчался безоговорочным триумфом его «постановщиков».
Речь, боже упаси, не о том, что Скорсезе задумал «Ирландца» как свой 25-й и последний фильм, а о виртуозном совершенстве гангстерской саги, решенной как монолог заглавного героя — Фрэнка «Ирландца» Ширана (1920–2003). Порой Скорсезе тратит на иллюстрацию одной фразы этого монолога по дюжине сложнейших планов, прихотливо тасует временные пласты, играет ассоциативными рифмами и переходами от ужасного к комическому (реклама «Нескафе», скажем, вторгается на секунду в радиосообщение об убийстве президента Кеннеди). Хладнокровная жестокость расправ оттеняется невозмутимым комизмом, с каким Ирландец (Де Ниро) раскладывает пасьянс из стволов, выбирая оптимальный для конкретного дела. Но, использовав оружие, от него надо поскорее избавиться. Следует уморительный план дна реки — самая надежная могила для «запачканного» оружия,— загроможденного использованными стволами.
Но назвать «Ирландца» гангстерской сагой, как «Славных парней» (1990) или «Казино» (1995), означает ничего не сказать о фильме. Ну да, конечно, на первый взгляд, это просто экранизация книги Чарльза Брандта «Я слышал, ты красишь дома», основанной на беседах автора с престарелым Ирландцем. В списке 26 самых опасных бандитов Америки, составленном в 1980-х, Ширан был одним из двух неитальянцев — есть чем гордиться.
Молодой ветеран мировой войны, переменивший множество ничтожных профессий, прежде чем устроиться водителем грузовика, вошел в криминальную элиту страны благодаря случайной встрече (1955) с «крестным отцом» Пенсильвании Расселлом Буфалино (Джо Пеши). Старого волка подкупили наглость, с которой водила сбывал налево целые фуры мясных туш, знание итальянского языка, который Ширан освоил во время военных самоволок, и участие в бессудных расправах с военнопленными, научивших Ирландца подлинной цене человеческой жизни.
Старик не ошибся: «красил стены» — вышибал «клиентам» мозги на свежепобеленные стены их уютных домиков — Ширан безупречно. Вскоре он вошел в ближайший круг самого Джимми Хоффы (Пачино), по словам Ширана (он еще сравнивал его со своим командармом Паттоном, кумиром Америки), знаменитого, как Пресли и «Битлз», вместе взятые, руководителя международного братства дальнобойщиков, самого преступного изо всех преступных профсоюзов Америки. Душка Хоффа непрерывно матерился и столь же непрерывно поедал мороженое, вел здоровый образ жизни, презирал «итальяшек» и заводил, скандируя слово «солидарность», митинги шоферюг, что твой Гитлер. Он не слишком удачно «делал» президентов: так, социально близкий мафии Кеннеди натравил на Хоффу своего брата — генпрокурора. Но убрать президента вполне был способен. Скорсезе солидарен с версией, гласящей, что Кеннеди казнила мафия, которой он обещал, да не сумел вернуть кубинские угодья, экспроприированные Кастро. Тут гангстерская сага превращается — и это еще не последний ее жанровый аватар — в историческую эпопею.
Отделить историю США от истории организованной преступности невозможно: ни в одной стране мира криминальная надстройка так не срослась с экономическим базисом. В литературе этот симбиоз осмыслили Джеймс Эллрой в трилогии «Американское подполье» (1995–2009) и Деннис Лихейн в «Трилогии о Коглинах» (2008–2015). Сам Скорсезе посвятил «Банды Нью-Йорка» (2002) первым стадиям этого процесса. Но вершиной историко-криминального жанра остается «Однажды в Америке» Серджо Леоне, с которым Скорсезе ведет подспудный диалог. Один из уровней этого диалога — игра со временем жизни главного героя, и там и там исполненного Де Ниро. Только у Леоне герой Де Ниро почти не старел за полвека с лишним. А у Скорсезе, несмотря на столь обсуждаемые компьютерные технологии, почти не молодеет во флешбэках. Пренебрежение правдоподобием ощущается как правда и кинематографа, и американской истории: Ирландец смертен как человек, но бессмертен как национальный антигерой.
Еще один нежданный собеседник Скорсезе — Тарантино, которого старший коллега дружелюбно подначивает. Дескать, в твоих фильмах, Квентин, нелепейшие разговоры о бургерах доводят экранный гротеск до абсурда. А я вот, не поступаясь реалистичностью, вложу в уста бандитов еще более дикие, испещренные повторами, что у твоей Киры Муратовой, диалоги, как, скажем, следует покупать рыбу.
История гангстера — это железный закон кинематографа — может быть только историей краха. Крах заключается не только и не столько в потере неправедных миллионов, предательстве подельников и беспощадности судебного приговора — в конце концов, все это издержки профессии. Страшнее крах моральный, распад личности, осознание жестокой бессмысленности прожитой жизни. На первый взгляд, Скорсезе жанровые формальности отрабатывает. Фрэнк, убив своего лучшего друга Хоффу, который превратился для мафии в бомбу замедленного действия, попадает за решетку, где хоронит второго товарища — Расселла, и, немощный, завершает дни в доме престарелых, с трудом восстанавливая контакты с дочерьми. И вроде бы расплатившись с правосудием, судит сам себя, подводя жизненные итоги.
Но — нежданно-негаданно для такого человека с такой биографией — печалится не о собственной судьбе, которая как сложилась, так уж и сложилась, а об уделе человеческом. О старости, которая на всех одна, праведником или грешником ты был, об одиночестве перед лицом смерти. Фрэнк в эти минуты — уже не Ирландец, а человек как таковой и альтер эго режиссера. Скорсезе, который в юности мог бы пойти по такой же кривой дорожке, тоже вступил в пору подведения итогов. В этом смысле «Ирландец» — его авторская исповедь, только целомудренно отстраненная, вложенная в чужие уста.
В конце концов, решающую роль в судьбе и Фрэнка, и Мартина сыграл фильм «В порту» (1954), только Ширан захотел стать таким же гангстером, как герои фильма, а Скорсезе — таким же режиссером, как Элиа Казан. И по чистому совпадению снял 25 фильмов — столько же, сколько трупов на счету Фрэнка.
Михаил Трофименков
