Чего хочет мужчина

Надо сказать прямо: нестерпимо хочется знать, за что мужчины любят женщин. Нет ли какого-нибудь секрета? В последнее время на все лады превозносят худых длинноногих обольстительниц. А может, на самом деле мужчины предпочитают пухленьких коротышек? Интеллект не приветствуется? Или втайне они мечтают о круглых отличницах, но не смеют в этом признаться? Господи, у кого бы спросить?

Размышляя на эту животрепещущую тему, я пришла к выводу, что где-то на чердаке, в старом сундуке, лежит переплетенный в тисненую кожу трактат о любви. Должен лежать, а как же иначе? Сколько было дуэлей, сколько пролито слез, сколько написано стихов — и ни одного трактата? Никакого руководства к действию? Да быть не может. Признайтесь, вы ведь тоже в это не верите?

Лежит где-нибудь, затканный паутиной, на каждой странице — роза и сердце, пронзенное стрелой. А может, лилия, я теряюсь в догадках. Первую главу съели мыши, вторая рассыпалась от времени, а третья — вот она. Прошу вас, посветите, не видно…

Третья глава. О холодных зеленых глазах

Жил-был на свете один человек. В отрочестве он стал сиротой, жил у тетки, которая им тяготилась и не давала себе труда это скрывать. Как ни странно, это пошло нашему герою на пользу: он рано понял, что надеяться не на кого и все зависит от него и от фортуны. А с фортуной он надеялся договориться, потому что она — женщина, а он был упорным и талантливым молодым человеком недурной наружности. Окончив превосходное учебное заведение, он быстро пошел в гору. Имел успех у прекрасной половины человечества. Один роман следовал за другим, женщины, добиваясь его внимания, бывало, совершали безрассудства. Мужчины ему завидовали. Но ему все как будто чего-то недоставало.

Несколько лет у него была связь с прелестной женщиной, отличавшейся не только миловидной внешностью, но и прекрасным характером. Она готова была мириться со всеми его чудачествами, которых было немало, и простила ему то, что он дважды заставил ее избавиться от ребенка. В конце концов он ее бросил. Следующая пассия тоже отличалась завидным нравом, никогда ничего не требовала, всегда была в хорошем настроении. Ее он тоже вынудил избавиться от ребенка, а потом бросил.

Женился он на гадюке, которая с завидным постоянством закатывала ему скандалы, требовала денег и так и не научилась делать бутерброды с сыром. Когда она от него ушла, он был в полном отчаянии. Вторая жена была как две капли воды похожа на первую. Когда он заговорил о ребенке, она ушла, не потрудившись даже забрать вещи. Почему-то его особенно уязвило именно это невинное обстоятельство. А с другой стороны, когда женщина уходит, оставив на память о себе дорогую канадскую дубленку — и это в советской стране, где такую вещь можно было увидеть только в американском или французском кино, — это повод задуматься.

В третий и последний раз он снова женился на миловидной героине фильма ужасов, но о ребенке уже не помышлял: у третьей жены был сын, и она предложила ему считать его родным. Эта женщина, кроме того, на все лады превозносила свою модель брака как выгодного предприятия. Никаких сантиментов, чувствительных сцен, все должны действовать, руководствуясь взаимной выгодой. Она оказалась превосходной хозяйкой, в доме все сверкает, но ее пироги — да, она время от времени печет пироги — не пахнут. На это давно обратил внимание счастливый муж. Он, видимо, в самом деле счастлив, потому что в обмен на богатство он получил великолепный уход, дом, где все находится на своих местах, красивую женщину и чужого ребенка, который изредка называет его папой. В последний раз это произошло, когда он подарил мальчику машину.

Женившись в третий раз, он наконец обратил внимание на то, что все его избранницы — то есть женщины, которым удавалось задеть его за живое, — были с зелеными глазами. С холодными зелеными глазами, от которых веяло стужей. Однажды на какой-то вечеринке он столкнулся с той первой женщиной, которая простила ему то, чего нельзя прощать. Ну конечно, у нее были жаркие глаза с медовым отливом, она была живой женщиной, и он даже спустя целую жизнь испугался этого кипящего меда. И он, и она остались бездетными, и оба знали почему. Но глаза у женщины должны быть зелеными. И абсолютно холодными. Абсолютно…

* * *

Вот ведь, однако, какое это непростое занятие — перебирать страницы трактата о любви. Некоторые главы залиты слезами, иные сожжены, и попадаются такие, где смешалось то и другое. Стоп, что это?

Глава семьдесят седьмая. О некрасивой красавице

Жил-был на свете один человек, который мечтал жениться на красавице. Ну не то чтобы мечтал, и не сказать, чтобы грезил, однако ему всегда было ясно, что женщина, с которой он соединит судьбу, должна быть очень хороша собой. Он — ну как бы выразиться точней? — был весьма чувствителен к этой тонкой материи. При этом стоит упомянуть о том, что судьба щедро одарила этого человека чрезвычайным мужским обаянием, и там, где любой сердцеед должен был добиваться внимания неделю, ему оно доставалось тотчас. Это я к тому, что выбор был богатый. И наконец он встретил женщину, красота которой была равна его сокрушительному обаянию.

И еще: она была восходящей звездой экрана. Появиться с ней в обществе значило стать центром всеобщего жаркого внимания. Задача была не из простых, но он решил ее. Он знал, что победит, и победил.

И началась жизнь, перед которой померкли самые смелые предположения. Когда рассеялся дым победы, оказалось, что красавица чувствительна только к звукам собственного голоса. Она жадно смотрела по сторонам, стараясь увидеть свое отражение в очередном зеркале. Вначале муж не придавал этому значения: жена молода, хороша собой, ее узнают на улицах — пусть потешится. Но дни шли, а болезнь не проходила. Мало того: жена умела быть остроумной, находчивой, могла стать центром любого, даже самого взыскательного общества, но и ум, и находчивость, и вся ее неотразимость были всего лишь видением, возникавшим в радужной оболочке восторженных глаз. Если же человек смотрел на нее как на любого другого смертного — куда девались весь блеск и вся истома? И даже дома, где она была всего лишь женой, женщиной в халате и тапочках, а вовсе не таинственной мерцающей звездой, она становилась невыносимо скучной, не очень умной женщиной, которой было не под силу выйти из образа царицы Тамары, даже когда она делала яичницу с колбасой.

Но влюбленный муж не собирался сдаваться. Он умудрялся находить в ней новые достоинства и думал, что просто не понимает ее. Он дарил ей удивительные знакомства, путешествия, потому что сам был человеком, для которого каждое утро всегда являлось началом нового захватывающего приключения. А для нее захватывающим приключением был разинутый рот продавца картошки, который не мог поверить своему счастью: увидеть собственными глазами такую знаменитость.

Так продолжалось несколько лет, пока муж не понял, что умирает. Умирает от тоски и скуки. Развод с красавицей превратился в античную трагедию, за которую она, сказать по правде, должна была его благодарить: такой роли — роли отвергнутой богини — у нее еще не было.

Прошло несколько лет. Однажды он зашел к приятелю, у которого гостила дальняя родственница. Зашел раз, другой и вдруг обратил внимание, что присутствие этой женщины приводит его в такое состояние, в котором, скорей всего, пребывает дерево незадолго до того, как должны появиться первые крошечные зеленые листочки.

У них и романа-то не было — получилось, что они, не сговариваясь, одновременно начали рыть канал для соединения двух потоков: его, бурного, и ее — плавного.

Их дочери недавно исполнилось двадцать лет, а он говорит, что все еще не успел насладиться талантом жены: даром благожелательности и благорасположенности ко всему живому.

* * *

Вот откуда берутся такие люди? Ничего не говорит, разливает чай, а такое чувство, будто тебе долгожданный подарок сделали, но ты не знаешь, кого благодарить. А посмотреть на них — мужчина в самом расцвете сил, а рядом крошечная птичка. Чудны дела твои, Господи.

Глава сто двадцать первая. О хождении по одной половице

Жил-был на свете один человек, у которого все было хорошо. Вот на этом бы и закончить рассказ, но нельзя — только начинается.

С будущей женой он учился в институте. Познакомились на первом курсе, а на последнем все знали: как только получат дипломы, так и свадьбу сыграют.

И сыграли. Сначала жили в коммунальной квартире, но все друзья ему завидовали. И в первую очередь те, у кого были свои квартиры, дачи, машины. А почему завидовали? Потому что им дачи да квартиры от родителей достались и они за все должны были всех благодарить, а у нашего героя вышло иначе. Всего добилась жена. И не было такой проблемы, которую она не могла разрешить. Пока жили в одной комнате, там был идеальный порядок, и соседи со всего дома ходили к ним занимать деньги, соль и спички. Потом она устроилась на работу в строительный трест, не успели оглянуться — начальник без нее шагу ступить не может. Получили двухкомнатную квартиру, а когда родилась вторая дочь, им дали трехкомнатную. Очередь за мебелью? Никогда не стояли. Участок под Москвой? Ей дали самый лучший. Машина? Вам без очереди. Без его жены не мог обойтись никто. А почему?

Это был совсем не простой вопрос.

В первые годы совместной жизни, наслаждаясь присутствием такого человека, которому никто не мог сказать «нет», он восхищался ее многочисленными талантами. Шить, варить солянку, выращивать клубнику и редкие сорта роз — это само собой. Но и все остальное она могла сделать легко и лучше всех. Например, отреставрировать старинный стол, быстро разобраться, почему остановилась машина, вылечить захворавшую собаку.

Однако со временем он стал ощущать беспокойство, казалось, беспричинное. Почему-то оно не проходило, а нарастало. И в конце концов он понял, в чем дело. В доме царила железная дисциплина. Делать можно было только то, что получило одобрение жены. Если кто-то из домочадцев поступал по-своему, начинался скандал, но не громкий, а тихий, с шипением и метанием молний из глаз. Не только он, дочери и близкие родственники, но и знакомые должны были действовать строго по уставу. Жена за долгие годы разработала сложную систему взаимоотношений, в которой у каждого было свое, строго определенное место и своя, десятки раз выверенная роль. Одному человеку можно было звонить, а другому — ни-ни, к нему можно было только ездить с подарком. Одних знакомых приглашали домой, а других — в ресторан. Были театры, о которых не стоило разговаривать в присутствии жены, были такие писатели, певцы, общественные деятели и даже святые.

Он ушел от нее к женщине, которая была намного старше и вечно что-то теряла, била и рвала. Эта женщина была растрепанной хохотушкой, к ней тоже часто приходили за спичками, но дело всегда заканчивалось незапланированным чаепитием. Стулья в ее кухне не подходили к столу, а занавески — к обоям в комнате, но в доме в любое время дня и ночи было хорошо. Кому хотели — тому и звонили, кому хотели — тому и улыбались.

Его жена сначала не придала этому поступку никакого значения. Ее это даже позабавило: надо же, этот мелкий зверек умеет пищать. Первое время она звонила ему и напоминала, что нужно позвонить такому-то, сходить к этакому, — как будто он был в командировке. И только когда он не позвонил и не сходил, она поняла, что случилось нечто незапланированное.

Спустя несколько лет после развода они случайно встретились. Она предложила зайти в кафе. Зашли, обменялись ничего не значащими фразами, а потом она спросила, почему он ушел. Сказала, что ее это мучает, ведь все вроде было хорошо.

Он не мог сказать правду. Отшутился, что развод пошел ей на пользу, она прекрасно выглядит. Потом сказал, что надо мчаться на работу, — и был таков. А правда состояла в том, что он перестал видеть в ней женщину. Да, вот именно так. Она была кем угодно: домоправительницей, полководцем, министром внутренних дел семьи, то есть великолепно работающим сложным механизмом, но не женщиной. Ушло ощущение другой стихии. Ощущение другой, таинственной реальности, с другими морями, землями и облаками другой формы. И уж точно он не смог бы объяснить, как это называется: та, к которой он ушел, была старше, нелепо одевалась, не могла зашить дырку на носке, но это была женщина, об нее можно было обжечься, в ней можно было утонуть, она была и болезнью, и лекарством. И от всех ее дурацких кофточек и шарфиков исходил волнующий аромат, кажется, цветущей липы. А если цветет липа — значит, начинается лето, каникулы, приключения. Значит, ты снова стал ребенком и все еще впереди. Разве это можно объяснить? Запах — его ведь не перескажешь…

* * *

Старинная итальянская пословица гласит: «Все от Бога, за исключением женщины». Можно понимать это просто: мол, женщины — дьявольское отродье. Но тут возможна ошибка. А что если женщина — это стихия, с которой не справился даже Бог? Такое толкование мне кажется более научным.

Так за что нас любят мужчины?

За то, что мы другие. За прикосновение руки, за выбившиеся из-под платка кудряшки, за приподнятую бровь, за походку, от которой может стать холодно, а может — жарко. Мужчины любят нас за то, что мы — женщины.

А ведь только женщина может, пусть и ненадолго, остановить время. Так говорят мужчины. А уж им-то можно верить, не правда ли?

Ольга Богуславская