Наверно, меня обвинят... в преувеличении, в предвзятости, в мании величия, в семи смертных грехах и нарушении десяти заповедей, в необъективности и общей вредности.
Мол, не все же и не всегда.
И не везде же так плохо.
А у вас и вообще.
Послушай, Зин, не трогай шурина!..
Но длинный нос ехидны и длинный язык ее хозяйки... словом, хоть один могут оторвать на базаре, а за второй никто не тянет... но... они такие, ничего не поделаешь. Итак...
В каждой стране есть нечто такое, что волнует почти всех, по поводу чего у каждого есть свое мнение и чем все, всегда и везде недовольны. А как вы думали: ведь раньше-то было что! — а сейчас где?! И куда все это движется... и если так пойдет и дальше, то... нет, надо, надо все менять, и чем скорее, тем лучше!
Да нет, при чем здесь ваш шурин — я об образовании!
В России оно, по мнению не только патриотов, но и злостных эмигрантов и иностранцев, и моей ехидны, прекрасное, отличное, хорошее... как минимум удовлетворительное... раньше было, конечно, лучше, а сейчас хуже... и молодежь пошла... и не читает совсем... и ЕГЭ какой-то... но с Америкой не сравнить... вот вам бы вечно все свое критиковать... а кто говорит, что плохое?!
Словом, какое есть, сами знаете.
В Турции считается (и, по-моему, вполне справедливо!), что в России все поголовно профессора и корифеи всех наук. А что им, спрашивается, еще думать, если в их московском офисе чай подает доктор философии — или по крайней мере просто доктор? Ими дорожат: во-первых, высшее образование и особенно ученая степень, как показывает практика, значительно улучшают вкус чая, а во-вторых, можно и профессионального совета спросить. Аспирина там или есть ли жизнь на Марсе.
Это плюс, даже два.
С другой стороны, маляр, которому по определению на роду написано красить и красить — отсюда и до обеда, использует любой перекур, чтобы достать из широких штанин...ну, не прям уж Шопенгауэра, но, к примеру, Пелевина или сборник кроссвордов. Повышенной сложности. Это, конечно, не каждый маляр, а тот, который еще не уволен из турецкой фирмы за то, что доставал из широких штанин странную такую плоскую фляжку, о предназначении которой не слишком образованные турецкие инженеры догадались не сразу. Но когда догадались — уволили. А за книгу вроде не уволишь... и это несомненный минус нашего образования, ибо стену-то красить надо.
Справедливости ради уточним, что маляры более высокого полета — кандидаты и доктора наук — сначала быстро все красили, применив научную организацию труда, а потом уже доставали из широких штанин... кто что... шахматы, например.
Турецкие инженеры, которым доводилось иметь дело и с русскими и с турецкими рабочими, в один голос утверждают, что любому российскому мастеру достаточно показать чертеж или даже объяснить на пальцах, что надо сделать, — и в большинстве случаев все будет... если не сделано, то понято и начато.
А вот турецкие рабочие...
И тут мы подходим к тому, о чем, собственно, разговор.
К образованию.
В Турции оно... да, я все знаю, меня обвинят... но я люблю эту страну, считаю ее своей второй родиной, и если что плохо, то лучше скажу сама — а вам не дам.
Итак, образование в Турции... есть.
Уже есть.
Появилось на свет оно совсем недавно, меньше ста лет назад, представляете? Так что требовать от такого юного существа мудрости и еще чего-либо совершенно бессмысленно. Маленькое еще.
Очень маленькое. Незрелое.
Плодов просвещения у нас еще нет — одни цветочки.
До двадцатых годов прошлого века, до создания Турецкой Республики в ее нынешних границах, на этой территории даже не было собственного письменного языка. Редкие грамотеи писали на арабском или пользовались греческим алфавитом, чтобы кое-как записать то, что они произносили по-турецки. Выполнивший многие исторические функции местного Петра Великого президент новоявленной республики Ататюрк ввел латиницу и объявил образование всеобщим и обязательным. Попутно он еще успел ввести употребление фамилий, ношение европейской одежды, написать вполне демократическую конституцию, отделить церковь от государства, заявить, что женщина тоже человек... однако правил он недолго, а образование в пять лет по тем временам казалось вполне приличной целью, вроде построения коммунизма в отдельно взятой стране. Последующие правители решали другие проблемы, у них были свои приоритеты, и пятилетнее обязательное образование просуществовало в стране почти до наших дней.
Восемь лет назад ввели восьмилетку.
Однако до сих пор пять лет детей учит один учитель, как в нашей начальной школе; предметы практически не дифференцированы: математика, турецкий и милейшая наука, дословно называемая «знание жизни», — вот и все, что имеют дети в государственных школах до четвертого класса, не считая пения и подобия физкультуры на заасфальтированном школьном дворе. В четвертом классе «знание жизни» распадается на «естествознание» и «обществоведение», прибавляется религия и английский, в шестом вступают в игру учителя предметники, мучаются три года — и все, последний звонок! Можно продолжать образование в лицее — если наберешь нужное количество баллов на ЕГЭ, или в ПТУ — если баллов поменьше, или... все, иди уже, работай, стенку крась.
Нет, можно еще учиться в частной школе, и тогда будет вам счастье: мои дочери свободно владеют английским (русский и турецкий — само собой!), учат немецкий, много читают, в том числе и то, что просто задают по литературе, а задают там и Шекспира, и Сервантеса, и Толстого. В школе есть студии для рисования и лепки, бассейн, всяческие спортзалы, свой театр, разные кружки... но это элитарное образование, узок круг этих счастливцев, страшно далеки они от народа... не говоря уж о том, что многие богатые дети, отданные родителями в эти школы, никакого Сервантеса читать, разумеется, не станут и в итоге к народу приблизятся.
И что мы имеем? Образование в Турции как мед у Винни-Пуха: вот оно, оно есть, но его почти и сразу нет.
Дальше — веселые истории, от которых хочется плакать.
Цветочки, так сказать, нашего здешнего просвещения. А чтобы меня не обвинили в филологическом шовинизме и недемократической нетерпимости к не читающей публике, о чтении книг (польза коего давно под сомнением) я не скажу ни слова.
Однажды, когда мы с семьей лениво сидели на пляже и болтали на нескольких языках, к нам подошел немолодой господин приятной наружности и вежливо спросил по-турецки: «Простите, вы откуда? Из Голландии?» — «Нет! — удивились мы тоже на турецком. — А с чего вы взяли, что?..» — «Просто я сам-то оттуда! — последовал логичный ответ. И не менее логичный вопрос: — А откуда же тогда?»
Мы с ехидной начали что-то подозревать, дочери захихикали, я, как самая привычная, произнесла сакраментальное «Из России».
«О! — удивился наш голландец. — И как там? Большая страна — Россия?»
Я предпочла выпасть из содержательной беседы, и отвечать пришлось мужу.
«Да как вам сказать... — тут он, видимо, вспомнил, что я всегда возмущаюсь его пристрастием к цифрам, поэтому сказал просто: — Большая».
«Что, больше Турции?» — поддержал светскую беседу голландец. Хихиканье перешло в нервные смешки, но муж невозмутимо ответил: «Да. Больше».
«Что, и больше... Голландии?» — с изумлением спросил наш собеседник, судя по всему, не веря в возможность такого географического нонсенса.
«Да! — хором сказали мы все. — Больше!»
Голландец задумчиво удалился в сторону моря.
«Пап, — подала голос средняя дочь, у которой тихо подрастает своя маленькая ехидна, — может, догнать и сказать ему, что Земля круглая?»
Но было жарко, и мы поленились.
Конечно, география не дворянская наука: «Люфтганза» довезет!
Зачем этому летучему голландцу знать, сколько на свете стран, которые куда больше Голландии? А главное — откуда ему это знать? Из урока «знание жизни» в сельской школе?
Моя приятельница, имеющая, кстати, не пятилетнее, а вовсе даже высшее образование, как-то наткнулась на присланную мне кем-то открытку... для тех, кто не застал: открытка была не виртуальная, а обычная, на бумаге, присланная тогда обычной, а в наше время уже странной такой почтой. Это была репродукция, кажется, Ренуара, да, его известная рыжеволосая актриса, но, я вас уверяю, что, будь это Джоконда или любая мадонна, ничего бы не изменилось.
«Кто это?» — спросила подруга.
Я хотела сказать «Ренуар», думая, что (знаете, как оно бывает?) она вдруг забыла фамилию автора, но не успела.
Нет, она не вспомнила сама, она спросила: «Это твоя родственница?»
Представляете, что бы она подумала, будь на месте портрета «Боярыня Морозова»? А если бы какая-нибудь «ню»? Она бы решила, что я вырезала ее из «Плейбоя»?
Мои соседи, милейшая пара, муж и жена моих лет, оба с высшим образованием, не знают, что такое «эсперанто», кто такие «нудисты» и «феминистки», не понимают слов «перспектива», «камикадзе», «эмбарго». Все эти слова существуют и употребляются в турецком языке, но узок круг тех, кто их понимает, страшно далеки они от народа... эх.
Милая девушка, студентка консерватории (!), услышав, что я вечером собираюсь на балет, спросила, чтобы разговор поддержать: «А в балете действительно совсем ничего не говорят?»
Совсем ничего.
Как жаль, что мы все не в балете! Танцевали бы себе... молча, да? Глядишь, и ехидна была бы толще и добрее.
Впрочем, что это я все о высоком: балет, Ренуар, эсперанто, понимаешь! Снобизм какой — выучила умные слова и от всех хочешь!
Есть ведь и более простые вещи, да?
Жизненные такие. Например, кошки.
Моя подруга (с высшим, с высшим, других не держим!) этим летом, будучи почти сорока лет от роду, впервые узнала, что, когда кошки лижут себя, то это они, оказывается, моются и становятся от этого реально чище. Узнала она это у нас на даче от моего мужа, который объяснял ей с поистине ангельским терпением про особое устройство кошачьего языка и свойства кошачьей слюны, в то время как большая и маленькая ехидны ехидно этак перемигивались между собой. «А интересно, зачем еще кошкам себя вылизывать, а?» — «А так, может, им в кайф?! Или типа время провести!» — «А она что думала, хотелось бы мне знать?» — «Да она об этом вообще не думала, зачем ей? Кошки, какие-то, думать еще о них!» — «А как же знание жизни? Кошки — они жизнь или не жизнь?»
Наверно, кошки — это все-таки жизнь, потому что подруга, узнав много нового и интересного, тотчас же принялась пересказывать услышанное подошедшим мужу и сыну, чтобы они были, так сказать, в курсе последних достижений науки и не отстали в своем знании жизни.
Но есть, есть и положительные примеры!
Одиннадцатилетний приятель моей дочери, придя в гости, посмотрел на картину в гостиной и спросил: «Кажется, это Тадж-Махал?»
Сразу видно: мальчик из хорошей семьи, моя ехидна подмигнула дочери — годится, берем в друзья. Конечно, будь мы в Москве или в Питере, совет ехидны был бы диаметрально противоположным: принять купол Исаакия за Тадж-Махал — это, знаете ли... но здесь! Да знающие слово «Тадж-Махал» уже страшно далеки от народа, а тех, кто знает, что не все то Тадж-Махал, что так блестит куполом, и вообще единицы.
Как выяснилось позже, ехидна была, как всегда, права: мальчик еще где-то слышал вопрос «Быть или не быть?» и знал, что Диккенс написал роман «Оливер Твист» про котенка. Про котенка, конечно, был не роман, а мультик от Диснея, но у нас же пока цветы просвещения, а не плоды, и мы, далекие от народа, должны быть снисходительны и хоть как-то объединяться.
Нет, разумеется, в России тоже есть разница между теми, кто получил образование, и теми, кому и так хорошо. Первым, кстати, хорошо никогда не бывает по определению: они все чего-то делают, суетятся, книги какие-то ищут, пишут чего-то, телевидение ругают, и все им не так, и смеются они редко, хоть Петросяна им покажи... и слова такие говорят... тьфу, не выговоришь. Однако пропасть не так велика, и пришедший к вам слесарь дядя Вася вполне может знать, что Нострадамус — это не президент Франции и не сорт винограда.
У нас же в Измире этой осенью везде развешены плакаты очередной кампании по борьбе... знаете, с чем? С обыкновенной, элементарной безграмотностью... да не с компьютерной, господи! У нас до сих пор в анкеты для переписи населения включен вопрос: «Умеете ли вы читать и писать?» — каково?!
Еще и цветы просвещения не везде расцвели, представляете?
Поэтому я не удивляюсь и не возмущаюсь, когда слышу от родных мне москвичей и петербуржцев пренебрежительные фыры по поводу не менее родных мне турецкоподданных. Ведь они встречали, в основном, строителей, или персонал отелей, или им подобных летучих голландцев, и когда прелестная студентка МГУ вдруг находит неотразимым фотографа из Антальи, то я подозреваю, что добром эта лав-стори не кончится — вот поговорят месяц-другой после медового, сами поймут. И дело не в разнице культур в национальном смысле этого слова — куда хуже разница образований, а когда в семье сразу две большие разницы... эх.
Однако мне бы очень хотелось, чтобы все знали: наше юное турецкое образование и просвещение пока — увы! — страшно далеко от народа, а пропасть между образованными людьми и остальной публикой не просто глубокая, а такой ширины, что и захочешь — не перепрыгнешь. Но те, кто на другой стороне пропасти, вполне адекватны, и слова длинные знают, и что Леонардо бывает не только ди Каприо, но и да Винчи, слыхали... и я даже встречала таких, кто узнал это не от Дэна Брауна.
Помните, что, по мнению англичанина из анекдота, нужно, чтобы стать джентльменом? Ну да, закончить Оксфорд... только не вам, а вашему дедушке. Турецкие дедушки за редким исключением Оксфордов не кончали, ибо любой здешний Оксфорд тогда ограничивался пятью классами с сомнительным «знанием жизни».
Да, сейчас все стремительно меняется, и практически любой врач (а здесь прекрасные врачи!) свободно владеет английским; любой учитель, независимо от специализации, свободно обращается с компьютером; любой продавец скажет вам цену на минимум пяти языках, и стали издаваться книги, и их стали покупать и читать, и появляются музеи и библиотеки... словом, все потихоньку зеленеет и расцветает.
Хотя до плодов, конечно, еще далеко.
