Читать Часть 1. Рюрик или Рёрик?
Читать Часть 2. Неудачное сватовство. Даже два
Отнюдь не только дипломаты, мореходы, военные и кулинары приезжали из Дании в Россию. Здесь трудились специалисты в самых разных областях.
Так, в общей сложности полвека провел в России выпускник датской сельскохозяйственной академии Карл КофО́д. Он прибыл в Россию в 1878 году и, по традиции получив русское имя – Андрей Андреевич, стал трудиться управляющим, затем землеустроителем в различных имениях Прибалтики и Санкт-Петербургской губернии.
Свои наблюдения и соображения относительно постановки аграрного дела в России он изложил в книге «Крестьянские хутора на надельной земле», вышедшей в Петербурге в 1905 году. Исследование вызвало интерес у председателя совета министров Сергея Витте и у Петра Столыпина, который сменит его на этом посту в следующем году.
Датский аграрий был привлечён для работы по разделу общинных земель и выделению наделов в рамках столыпинской реформы.
По словам историка Валерия Лещикова, «целью его деятельности в России был передел принадлежавшей каждой деревне земли так, чтобы каждый двор получил весь свой надел в одном куске, имеющим более удобную, компактную форму. При этом нужно было стремиться к тому, чтобы как можно большее число дворов выселилось из деревни на свои новые участки».
Знание, энергия, видение перспективы, наконец, умение общаться с самыми разными людьми – от крестьян до членов кабинета министров – на прекрасном русском языке, который он освоил, вставая для занятий в четыре утра, – всё это снискало ему немалый авторитет.
Кофод: по приезде в Россию (1878 г.) и в ранге государственного советника (1908 г.)
Подтверждением тому – письмо министра земледелия А. Кривошеина на имя императора о назначении Кофода членом землеустроительного комитета:
Состоящий ревизором при Департаменте государственных земельных имуществ, чиновник особых поручений V класса ГУЗиЗ надворный советник Кофод по заслугам своим в деле землеустроительства занимает среди чинов Главного управления особое положение. Произведённые им исследования крестьянских хозяйств, собранные в изданной в 1905 году известной его книге «Крестьянские хутора на надельной земле», имели громадное и, в некоторых случаях, решающее значение при разработке вопроса о хуторском расселении и послужили исходною точкою при развитии дальнейших работ в землеустроительном деле. Признавая желательным и в полной мере справедливым отметить оказанные Кофодом выдающиеся заслуги по землеустройству, а также, признавая весьма полезным иметь его постоянным сотрудником Комитета по землеустроительным делам, всеподданнейшим долгом почитаю испрашивать Высочайшее Вашего Императорского Величества соизволение на назначение надворного советника Кофода членом означенного Комитета с оставлением в занимаемой должности и сохранением получаемого содержания.
Государь ходатайство удовлетворил.
Занимавший особое место в государственной иерархии Пётр Столыпин высоко ценил знания и умения датского специалиста. Это ощущал и сам Кофод:
Я довольно часто чувствовал его руку в делах, касающихся меня, и всегда при этом я замечал, что он питает доверие к моему мнению. Мне многие передавали не раз, что он, беседуя с общими знакомыми, любил имитировать мой голос и произношение. Делалось это, как мне рассказывали, в добродушном тоне, но, вне всякого сомнения, эта шутка была вызвана мыслью, что я ведь, к сожалению, не русский.
А ведь Андрей Андреевич давно обрусел. Помимо русского имени-отчества и прекрасного знания языка он давно женился на русской женщине, Елизавете Объедковой.
Кофод с супругой и дочерью Полиной
Неожиданную оценку важности земельной реформы, в которой он принимал деятельное участие, Кофоду довелось услышать гораздо позднее, когда он уже находился в СССР в качестве датского дипломата.
Один из знавших его старых большевиков сказал ему:
Вот если вам, Андрей Андреевич, удалось бы продолжить свою работу ещё лет на 8–10, то наше дело не вышло бы, никакой революции не было бы, я и не понимаю, как это вас обратно сюда пустили.
Действительно, в годы гражданской войны Кофод был вынужден уехать из России, однако при первой же возможности возвратился в страну, к которой привязался, добившись получения места атташе по сельскому хозяйству в датской миссии в Москве. В этой должности он работал с 1924 по 1930 год.
Свой богатейший опыт уже в 90-летнем возрасте он обобщил в книге «50 лет в России», изданной в 1945 году в Копенгагене.
Книгу со схожим названием, хотя и с чуть меньшей цифрой в заголовке – «Мои 38 лет в России», издал в Дании Енс Петер Андерсен. Датский крестьянин-бондарь, приехавший в Эстонию в 1885 году, и трудившийся на первых порах рядовым арендатором земли, впоследствии стал управлять огромным имением.
Двум представителям Дании – супругам Фридриху (ставшему Фёдором) и Иде (в России – Лидии) Буман россияне обязаны рождением знаменитого вологодского масла. Приглашенные в Вологодскую губернию в начале 70-х годов XIX века для постановки маслоделия, они трудились здесь свыше трех десятилетий.
В селе Марфино Ватлановской волости Буманы открыли первый в губернии завод по производству масла, создав при нём специализированное учебное хозяйство. В 1880 году в селе Фоминском пустили ещё один завод, на котором впервые в России был установлен сепаратор. Здесь, также впервые, стали изготавливать масло из заквашенных сливок, так называемое «голштинское».
Чета Буман
Чета датчан смотрела далеко вперёд: при маслобойне Буманы открыли первую в стране частную школу мастеров маслоделия. Почти каждый, получивший аттестат, затем сам обретал учеников, так что есть основания говорить о «бумановской школе» производства масла.
Не забыли супруги и о последней точке в производственном цикле: они познакомили местных маслоделов с передовой технологией изготовления бочонков для деликатной продукции, которые также стали зваться «голштинскими».
Всё это факты, как и то, что Буманы перешли в православие и получили российское подданство.
Но есть и апокрифичная часть, связанная с их продуктом.
Человек, вознамерившийся затеять производство лучшего сливочного масла и пригласивший для этого на вологодчину чету датчан, звался Николай Верещагин, помещик и предприниматель. В качестве «маркетингового хода» он окрестил замечательное масло «парижским». Хотя, попав в парижские бакалейные лавки, оно именовалось «петербургским».
Согласно довольно удивительной версии вологодского журналиста Павла Шабанова, масло обрело известное нам всем название в 1939 году. И связано это было с совместным парадом частей Красной армии и вермахта в городе Бресте 22 сентября того года.
После парада планировался обед, в напечатанном меню которого упоминалось и «парижское сливочное масло». Бумага попала на глаза политрука Смирнова, закончившего профильный молочный институт и знавшего об этом масле. Но взглянул он на это с политической точки зрения: Франция только что объявила войну Германии. А тут – «парижское масло»…
Информация стремительно ушла наверх и достигла главного кабинета. Якобы оттуда последовал звонок мясо-молочному наркому со словами, что сейчас политически неверно именовать так сливочное масло. И что самое вкусное масло звонивший пробовал в Вологде…
Уже на другой день местное сливочное стало называться «вологодским». А совместный обед на всякий случай был отменён…
Сообщение в вологодской газете «Красный Север»
Пионером в другой области, лесоустройстве, стал граф Альфонс Варгас де Бедемар. Выпускник академии в Саксонии, датчанин с испанской фамилией был приглашён в Россию в 1841 году. Все свои знания он отдавал становлению научной организации лесного хозяйства в России, где жил до конца своих дней, свыше 60 лет.
Он стал признанным авторитетом в сфере таксации – всеобъемлющей оценке и технической характеристике состояния лесных насаждений, определению возраста и запаса древесины, объёма прироста деревьев.
Своей классической работой «Исследования запаса и прироста лесонасаждений С.-Петербургской губернии», опубликованной в 1850 году, де Бедемар положил начало изучению закономерностей роста лесов в России.
Содержащиеся в ней таблицы вызвали огромный интерес у европейских специалистов, выгодно отличаясь от аналогичных немецких полнотой и основательностью. На протяжении многих десятилетий таксаторы и лесоустроители вычисляли по ним запасы и прирост древесины, ход роста лесных насаждений.
Альфонс Варгас
Альфонс Романович (как в России обойтись без отчества?) трудился и в Москве, при Петровской земледельческой и лесной академии (ныне Сельскохозяйственная академия имени Тимирязева), став основателем так называемой Петровской дачи – опытного лесного участка.
Здесь он сформулировал правила ведения лесного хозяйства, подчёркивая, что в первую очередь худосочный древостой следует заменять ценными и продуктивными породами деревьев.
Заслуги его перед Россией, страной, где проблема лесов была далеко не последней, отмечены множеством регалий. Одних орденов российских у него было семь. Титул тайного советника, пост главного распорядителя лесной части Департамента уделов, должность председателя Санкт-Петербургского лесного общества, членство в Императорском географическом обществе, Вольном экономическом обществе, во всех ведущих лесоводческих советах – всего не перечислить.
Его имя увековечено в названии Музея леса при Тимирязевской сельхозакадемии
В Музее леса имени А. Р. Варгаса де Бедемара
Не забыли обрусевшего земляка и в Дании: он был награждён почётнейшим орденом Даннеброг, вторым по значимости среди государственных регалий. Нередко к могиле земляка в Павловске под Петербургом приходят приезжающие сюда гости с его первой родины.
Начиная с 70-х годов XVIII века, привлекали в Россию и специалистов в области борьбы с заболеваниями крупного рогатого скота. До 1917 года в стране трудилось полтора десятка датских ветеринаров.
Имена датчан можно встретить в самых разных сферах, связанных с аграрным производством. Например, имевший торговый дом в Архангельске купец Классен в 1864 году построил в Романов-Борисоглебске (ныне Тутаев) льнопрядильную фабрику.
В 1903 году в Омске «Сибирскую торговую компанию», имевшую в своем распоряжении пять тысяч маслобоен, основал Х. Ерль Хансен. Сибирь стала экспортировать масло по всему миру.
Там же, неподалеку от Омска, запустил фабрику по изготовлению сельскохозяйственной техники датчанин Рандруп. В Сибири же построил свои предприятия по производству цемента крупный концерн «Ф. Л. Шмидт».
Занимались датчане и строительством иного рода. Выпускник Копенгагенской королевской академии искусств, а затем и Санкт-Петербургской академии художеств Франциск-Конрад Вильстер никак не мог предположить, что место, где ему предложено работать, спустя много лет на время станет символом новой Москвы.
В конце XVIII века Черёмушки были подмосковным имением. Его новый владелец, флигель-адъютант императрицы Сергей Меншиков, внук прославленного генералиссимуса, и пригласил молодого и талантливого архитектора выстроить здесь дворец.
Сохранился датированный 1786-1787 годами чертёж, выполненный и подписанный Вильстером. Он явно пришёлся по вкусу заказчику: дворец в деталях соответствует представленному проекту. Выполненный в традициях классицизма, монументальный, несмотря на относительно скромные габариты, с изысканным декором интерьеров, дворец стал центром усадебного ансамбля Черёмушки-Знаменское.
Черёмушки-Знаменское
Датский архитектор трудился здесь целых восемь лет и, по всей видимости, имел прямое отношение к превращению скромного имения в величественный парковый комплекс, площадь которого вскоре выросла почти втрое. Он включал новые флигели, выстроенный в китайском стиле «чайный домик», оранжерею, хозяйственный Конный двор, многочисленные другие постройки, тенистые рощицы и аккуратные лужайки, и даже «прешпект» – берёзовую аллею, представлявшую собой величественный парадный подъезд к Черёмушкам.
Зодческие заслуги Вильстера были увенчаны членством в Императорской академии художеств (ИАХ).
Также этого звания удостоился и его соотечественник – Давид Иванович Иенсен. Ученик самого Торвальдсена, он стал даже профессором ИАХ. Его талант скульптора сочетался с преподавательским. Не один год он обучал профессиональному мастерству молодежь в Императорском обществе поощрения художеств в Санкт-Петербурге.
Давид Иванович Иенсен
Это сочеталось с интенсивной практической работой. Барельефы для Мариинского театра, 18 моделей статуй в натуральную величину, изображающих художников прошлых времён, рельефы для храмов, памятники и множество других работ в различных городах – Москве, Киеве, Риге, – это далеко не весь перечень изваянного Иенсеном в России.
Д. Иенсен. Памятник хирургу Я. Виллие в Петербурге
Он прекрасно видел и перспективу в деле ваяния, создав в 1845 году первую в России фабрику «по изготовлению для зданий из особо прочной терракоты скульптур и декоративных украшений».
По стопам отца пошел Вильстер-младший (изначально Иоганн Франц-Конрад, затем – Иван Францевич). Закончив Санкт-Петербургскую академию художеств, он работал в России. В числе его проектов – здание в Пятигорске, предназначенное для лечебных ванн.
Архитектурное дело избрал и сын другого прославленного, уже упомянутого датчанина – кухмейстера Фельтена.
Проведя детство в России, Георг Фридрих (Юрий Матвеевич на русский манер) Фельтен получает архитектурное образование в Тюбингене, и в 1750 году возвращается в Петербург.
Юрий Матвеевич Фельтен
Спустя десять лет он становится первым помощником Растрелли при возведении Зимнего дворца. Потом – собственные проекты: Большой (Старый) Эрмитаж, галерея-переход над Зимней канавкой, облицовка гранитом левого берега Невы, решётка Летнего сада.
Затем – дворец И.Бецкого на Дворцовой набережной, Чесменский дворец с церковью подле Царского села, Чесменский зал в Петергофе, несколько изящных однокупольных церквей, сохранившихся и в наши дни.
Юрий Матвеевич не только проектировал и возводил величественные сооружения, но и создал фактически собственную школу учеников, ведя занятия как старший профессор Академии художеств.
Впоследствии, с 1789 по 1794 год он возглавлял это высшее художественное заведение.
Чесменский дворец
Признанный мастер, чьи творения в немалой степени формировали величественный облик Петербурга, Фельтен-младший не посрамил доброе имя отца. И тот, и другой не за страх, а за совесть трудились на благо своей второй родины. Как и многие другие их соотечественники.
И это требует продолжения рассказа о «датских строках» в нашей истории.
Владимир Житомирский
