Читать Часть 1. Рюрик или Рёрик?
Читать Часть 2. Неудачное сватовство. Даже два
Читать Часть 3. Земледельцы, учёные, зодчие…
Некоторых датчан как специалистов своего дела в Россию приглашали. Другие, видя возможности для приложения своих способностей в большой стране с малоосвоенной территорией, тем или иным путем приезжали сами.
Многие оставались тут на годы. Немало и тех, кто навсегда связал свою судьбу с нашей страной, став «русскими датчанами». А их дети и внуки, окончательно обрусев, освоив язык и приняв культуру, становились «русскими датского происхождения». Они жили жизнью страны – вместе со всеми преодолевая трудности и ощущая на себе все превратности истории новой родины.
Начиная со второй половины XIX века, стали всё активнее налаживать отношения с Россией датские компании.
С возникновением телеграфной связи в России открылись представительства солидной датской фирмы «Большое северное телеграфное общество». С её помощью был проложен подводный кабель от Копенгагена до Петербурга. Она поставляла новое оборудование и аппаратуру для протянувшейся почти через всю страну, вплоть до Забайкалья, линии телеграфной связи. Солидная репутация фирмы и надежное оборудование позволили ей получить концессию на продление канала связи в Китай и Японию.
Линию на юго-восток предстояло тянуть от города Кяхта, расположенного южнее Байкала, подле границы с Монголией. Сюда в 1914 году был командирован из Дании сотрудник «Большого северного» Кнуд Радинг. О его судьбе рассказала датская исследовательница А. Серенсен.
К счастью для историков, этот человек увлекался не частым для того времени делом – фотографией. Природные любознательность и наблюдательность позволили ему запечатлеть многие картины быта того времени.
Основной местный транспорт – верблюды
Ещё в недавнем прошлом Кяхта лежала на важных торговых путях и весьма процветала. Проведённая же железная дорога обошла её стороной, что перевело Кяхту в разряд заштатных городков.
Используя отгулы за ночные смены на телеграфе, Радинг бродил с фотоаппаратом, подмечая детали «былой славы» города на фоне теперешнего прозябания.
Старый сторож в Усолье
Интересны ему были и местные типажи – представители многочисленных сибирских народностей.
Острый взгляд позволил ему высмотреть и прелестную девушку – Лидию Коковину, дочь владельца нескольких пароходов, ходивших по реке Селенге.
На заднем плане – Кяхтинский собор
Свадьба состоялась в историческом 1917-м, родилась дочь. Однако революционные вихри докатились и до Кяхты, разметали большую семью Коковиных. Кто-то был арестован, кому-то удалось бежать заграницу.
Возглавивший местную большевистскую власть машинист с одного из пароходов Коковина тут же распорядился конфисковать имущество «эксплуататора».
Однако работа на телеграфном узле не должна была останавливаться. А без опытных датских специалистов было не обойтись. Более того, Радинг не отказывается и от своего увлечения, запечатлевая и красных, и белых, порой при этом рискуя жизнью.
Снимать он продолжит и в Иркутске, куда его переведут по работе.
Крёстный ход в Иркутске. 1919 год
В 1919-м обстановка так накаляется, что Радинги решают уехать в Данию. Добравшись туда через Китай и Америку, Кнуд снова работает в своей телеграфной компании, а затем основывает собственное дело – «Рекламное бюро Радинга». Оно существует и теперь, возглавляет его Радинг-внук.
А фотографии, сделанные дедом в Сибири, сохранились и, приобретя историческую значимость, иногда экспонируются. Видели их и в России.
Телеграфистом, и тоже в Сибири, в конце XIX века служил соотечественник Радинга Пётр Готфридович Ганзен.
Долгими вечерами он начинает заниматься переводами русской классики на датский язык. Сначала Гончаров, потом Лев Толстой. Спустя десять лет переезжает в Петербург. Здесь его назначают руководителем школы телеграфистов.
Параллельно даёт уроки английского и продолжает заниматься переводами, теперь уже с датского и других скандинавских языков на русский. Времени не хватает, и он решает пригласить помощницу-секретаря.
Так состоялось его знакомство с будущей женой – Анной Васильевой. Она хорошо владела несколькими языками. Союз оказался не только супружеским, но и творческим: Ганзены стали главными и до сих пор непревзойденными переводчиками сказок Андерсена.
«Воображение у него – совсем детское. Потому его картины так легки и доступны. Это волшебный фонарь поэзии. Всё, чего бы он ни коснулся, оживает перед его глазами, – писал Пётр Ганзен о своем великом соотечественнике. – Картины Андерсена так обаятельны, что часто производят впечатление волшебных сновидений».
Пётр Ганзен
Между тем «лёгкость и доступность» текстов великого сказочника требовала немалых трудов двух переводчиков. Зато и теперь Андерсен чаще всего выходит в переводах, подписанных фамилией «Ганзен».
Добавим, что та же подпись стоит под многими переводами Ибсена, Гамсуна, Бьернсона. Особая заслуга переводчиков – возможность знакомства российской аудитории с трудами датского философа и оппонента Гегеля – Сёрена Кьеркегора.
Перу Петра Ганзена принадлежат и собственные исследования: «Общественная самопомощь в Дании, Норвегии и Швеции», «Трудовая помощь в скандинавских государствах», «Опыт оздоровления деревни».
Его заслуги были отмечены в России дворянским титулом и чином действительного статского советника.
Анна Ганзен уже, естественно, в советское время, стала основательницей ленинградской писательской организации.
Насыщенную, но драматичную жизнь судьба и советская история уготовили Георгию Нестеровичу Гамон-Гаману.
Обрусевший датчанин, он родился в 1880 году в Риге. Рано обнаружил склонность к рисованию и после окончания реального училища поступил в художественную школу. В 1904-м перебрался в Санкт-Петербург, чтобы продолжить свое профессиональное образование.
Георгий избрал гравюру, и здесь ему повезло. Его учителем в Академии художеств стал выдающийся русский гравёр Василий Матэ. А среди соучеников оказался прославленный живописец Валентин Серов, в последние годы жизни увлекшийся офортом и гравюрой.
И вот Гамон-Гаман уже почти свой среди ведущих мастеров. Он знаком со многими из них. Несколько раз навещает в больнице Врубеля…
Думал ли молодой, подающий надежды бывший рижанин, что на закате жизни он будет вспоминать уроки Матэ, чтобы как-то заработать на жизнь?..
А тогда, казалось, перед ним открывается дорога в большое искусство.
Учёба в Мюнхене, диплом с отличием Академии изящных искусств. Затем учёба в Париже. Дружба с Роденом и Матиссом, английским графиком и живописцем Фрэнком Брэнгвином.
Огюст Роден
Поездка за новыми впечатлениями в восточные страны. Публикация серий путевых рисунков.
Памятью о тех временах станет чудом сохранившийся офорт – сделанный с натуры портрет великого Родена.
В 1909 году – возвращение в Россию. Первая премия по итогам выставки «Белое и черное» в Петербурге. По словам искусствоведа Бенуа, посетившего эту выставку, художник многое заимствовал у импрессионистов.
Рассказывая о его дальнейшем пути, сотрудник Московского архитектурного института Александр Иванов пишет: еще через год Георгий Нестерович переезжает в Москву, открывает студию офорта и гравюры, которая просуществовала до революции.
В 1911 году он помогает Клейну в оформлении будущего Музея изящных искусств. Этот музей (ныне – Государственный музей изобразительных искусств имени Пушкина) приобрел у него 14 офортов, сохранившихся в фондах до сих пор.
В революционные годы он в Петрограде: его талант нужен для оформления рабочих клубов. Однако сомнительное происхождение вкупе с парижскими знакомствами вызывают привычные для того времени подозрения.
В 1927 году Гамон-Гаман объявлен шпионом. Но времена пока ещё относительно вегетарианские, и его всего лишь высылают из Ленинграда на три года в Сибирь.
Гамон-Гаман. Тюремное фото
Выражение «дальше Сибири не сошлют» – не для него. Начинавшийся «большой террор» не обошёл стороной ссыльного.
Уже в 1935-м его вновь арестовывают (видимо, шпионские задания он получал непосредственно от Родена… Или всё же от Матисса?) и теперь отправляют на Крайний Север – на один из «островков» Архипелага ГУЛАГ на Кольском полуострове.
Изнурительный труд на морозе, значительную часть года ещё и в условиях полярной ночи, голод и издевательства, возможно, могли бы и сломить узника – если бы он каким-то чудом не обзавелся красками, кистями и холстом.
Из серии «Северное сияние»
В редкие свободные минуты писал самое прекрасное, что там было, – северное сияние. Иногда удавалось даже сбывать картины лагерному начальству, а те покупали их за символическую плату ещё и для своих приятелей.
Говорят, в домах жителей Мурманска и по сей день можно встретить картины художника-зека.
Более того, Гамон-Гаману, сидевшему здесь, в Туломе, приписывается авторство сохранившегося выразительного барельефного панно на доме культуры Нижнетуломской ГЭС.
Панно «Строители ГЭС» на доме культуры
Приехавший из Москвы для открытия Мурманского отделения Института земного магнетизма крупный ученый Николай Пушков приобрёл целую серию работ Гамон-Гамана и передал их затем новому институту. Говорили, что сделано это было в немалой степени с целью поддержать попавшего в беду художника.
Лишь во времена хрущевской оттепели Георгию Нестеровичу, обретя свободу, удалось перебраться в Москву. Пушков не забыл о нём и предложил его кандидатуру в качестве иллюстратора и даже автора одной из глав книги «Полярные сияния».
Обложка книги «Полярные сияния»
Не делая акцента на причинах его появления в местах этого атмосферного явления, Гамон-Гаман пишет:
«В 1930 годах мне пришлось работать вблизи Мурманска, на строительстве города Туломы и самой северной гидроэлектростанции в мире. Это было удачное место и удачное время. Тулома находится вблизи зоны наибольшей частоты видимости полярных сияний, а годы, которые мне пришлось провести там, совпали с периодом максимальной активности и интенсивности этого грандиозного явления природы. Мне посчастливилось наблюдать здесь несколько самых замечательных полярных сияний и пережить много незабываемых минут... Много раз долгими полярными ночами я наблюдал полярные сияния, стараясь вникнуть в тайну последовательности и чередований всех бесчисленных форм этого исключительного явления природы. Изобразительные средства, которые доступны человеку, – слова, кисть художника и в особенности фото, – слишком слабы, чтобы полностью передать впечатление от этого явления. Однако, тщательно изучая его из ночи в ночь и фиксируя постепенно отдельные детали конфигураций и переливов красок, мне удалось зарисовать большое количество форм полярного сияния...»
Работа из серии «Северное сияние»
Последние годы жизни Георгия Нестеровича оказались связаны с Московским архитектурным институтом. Живущего впроголодь в своей коммуналке художника, в 1961 году по протекции друга юности взяли учебным мастером в офортную мастерскую.
Вот когда пришлось вспомнить то, что довелось слышать почти шесть десятилетий назад от Матэ.
Гамон-Гаман. «Город будущего». 1960-е
«Милым полупрозрачным старичком», «иногда путающим падежи», запомнил Гамон-Гамана один из его слушателей – впоследствии почетный архитектор России Лев Нецветаев.
Лишь спустя год Георгию Нестеровичу доверят преподавать рисунок. А ещё спустя два года художника не станет. Архитектурный институт, где осело изобразительное наследие обрусевшего датчанина, стремится вернуть общественности имя талантливого и не слишком счастливого мастера. Хотя работы его время от времени появляются на выставках.
В середине 90-х представительная экспозиция «Москва-Берлин» включала его мрачноватое полотно «Город 2001 года». По нашему телевидению прошла передача о его драматичной жизни.
«Город 2001 года» (Архитектурная фантазия)
А вот судьба датчанина Михаила Михайловича Брэнстэда, жившего в России и СССР примерно в то же время, сложилась весьма удачно. По окончании петербургского университета он занялся общественной деятельностью и публицистикой. После Октябрьской революции уехал, но спустя три года добровольно вернулся и прожил в СССР восемь лет.
Вопросов у компетентных органов не вызвал и его последующий отъезд в Париж вместе с семьей. А состоявшееся там близкое знакомство с одним из самых ненавидимых советской властью её критиков – Николаем Бердяевым, высланном в 1922 году на «философском пароходе», выступления на страницах его журнала «Путь», именовавшего себя «органом русской религиозной мысли», не повредили отношениям Брэнстэда с зарубежными представителями Страны Советов. Его активно привлекали для сотрудничества советские средства информации и пропаганды.
Так что судьбы «русских датчан» складывались по-разному.
Датские имена и фамилии можно встретить и в других сферах российской жизни. Например, скончавшийся в 1746 году иеромонах Никодим учил латыни слушателей Александровской семинарии. Изначально лютеранин, он перешёл в православие.
Занявшись русской историей, в первую очередь, церковной, написал несколько весьма солидных сочинений справочно-библиографического характера.
В одном из них, «De Rossorum hierarchia», он собрал сведения обо всех российских митрополитах и патриархах, епархиальных епископах, о соборах русских и состоявшихся в других странах, но касавшихся русской церкви, о главнейших монастырях и их настоятелях, об училищах, о святых и мучениках. Все сведения он аккуратнейшим образом документировал ссылками на источники.
Остается добавить, что до принятия сана имя датчанина было Адам Бурхард Селлий и что родился он в городе Тённер, на юге Ютландии.
Владимир Житомирский
