«Что? Как образованный, возвышенный человек может любить этот шум?! Такое может понравиться только аморальному персонажу, склонному к насилию! Надеюсь, мои дети не попадут под влияние этих сбивающихся в кучки наркоманов-отщепенцев».
Мне всегда хотелось задать один вопрос тем, кто спешит осуждать то, что не понимает. Достаточно ли у вас смелости, чтобы высунуться из своего уютного уголка и поинтересоваться, как в действительности устроена культура? И я даже не говорю о том, чтобы почувствовать на самом себе ее настоящее, не опосредованное здравым смыслом влияние. В большинстве своем люди пассивно относятся к подобным испытаниям. Конечно, у них не всегда хватает времени следить даже за собой. Поэтому я предпринимаю исследование одного из самых сложных феноменов современности, чтобы вам самим не приходилось субботними вечерами спешить в потрепанные клубы, покупать билет на мероприятия, вызывающие только панику и неконтролируемое желание уйти. Ведь я получаю удовольствие от оглушающего шума и взаимодействия с якобы наркоманами-отщепенцами, склонными к насилию.
Children of Bodom (Москва, 2017) — мелодичный дэт-метал
Почему метал — это настоящая музыка, а не набор злых звуков и слов
Когда мне было восемь-десять лет, отец постоянно заставлял меня слушать хард-рок и хеви-метал. Он вырос на рок-музыке семидесятых, откуда и берет свое начало современный экстремальный метал, объединяющий такие стили, как трэш-метал, дэт-метал, дум-метал, блэк-метал и другие. Отцу хотелось, чтобы я понял, как красив может быть рок. С другой стороны, мы с матерью вместе слушали современную эстрадную музыку и поп-музыку разных жанров. Эта негласная борьба между музыкой в машине отца и у матери на кухне в итоге закончилась безоговорочной победой первой. Одним летним вечером 2011 года мне пришлось признать, что «Poison» Элиса Купера меня радует больше, чем «Знаешь ли ты» певицы Максим.
Не буду теперь тратить ваше бесценное время на описание каждого жанра, подробно объясняя, например, почему тексты трэш-метал групп традиционно обращаются к социальным проблемам (типа коррупции, разрушительности войн и осуждения дискриминации), в отличие от текстов дэт-метала, которые могут воспевать как бессмертную любовь, так и извращенное насилие серийных убийц, потому что последние построены на экспрессии и искренности, а не на попытке выразить моральное отношение. Есть очень много нюансов такого рода, прямо указывающих на то, что экстремальность метала не отрицает его принадлежности к искусству.
Я напоминаю, что привычные произведения искусства тоже весьма часто обращаются к социальным феноменам и личной экспрессии, чтобы продемонстрировать ужас жизни. Чего стоят монументальные сцены кровавых войн в живописи Васнецова или полные отчаяния и боли работы Фриды Кало. Мы же не спешим отрекаться от высоты прекрасного, когда своим творчеством обличаем уродство мира и его кошмарные стороны? Искусство (я не раз называл его бессознательным культуры) не может показывать только одну, положительную сторону человеческого существования. Более того, пытаться контролировать выход на свет отрицательных черт — бессмысленно, даже опасно. Культура все равно найдет способ темной стороне вырваться. Если не с помощью запрещенного искусства, то с помощью идеологии или повышения уровня преступности.
Вернемся непосредственно к агрессивному звучанию метала и скорости, с которой исполняются треки. Здесь важным фактором будет адреналин. Кому-то нравится ощущение скорости автомобиля и опасность, которую она влечет, кому-то нравятся вызывающие испуг или томный ужас фильмы. Что от того, что от другого человек, не привыкший к психологическому давлению и риску, будет испытывать по меньшей мере дискомфорт. Но никто не обязывает нас к потреблению, никто не заставляет нас тратить свои физические и психологические ресурсы на неприятные вещи. Не хочешь смотреть ужастик — не покупай билет на фильм. Не хочешь кататься на американских горках — не катайся.
Testament (Москва, 2018) — трэш-метал
Любой взрыв эстетической или интеллектуальной энергии, который мы можем контролировать, мы уже приручили. Чего стоят соревнования по борьбе и увеселительные прыжки с высоты со страховкой. Экстремальный метал — это прирученная агрессия, прирученные ужас и страх. Разумеется, любой специалист вам скажет, что справляться со стрессом лучше без рукоприкладства. Помимо этого, для многих людей выражение негативных эмоций — сложно дающийся навык, поэтому они прибегают к помощи искусства, особенно социального.
Чтобы почувствовать себя живым среди живых, сейчас недостаточно выйти на улицу и понаблюдать за течением информационного тока в городской урбанистической сети. Когда на душе тоскливо и одиночество начинает захватывать внутреннее пространство сознания, я случайно вижу афишу в интернете, а потом через толпы незнакомцев в метро, по заводским проулкам пробираюсь до подвального концертного зала. Открывая дверь, я погружаюсь в атмосферу чего-то громкого и энергичного. Эта энергия пронизывает меня и десятки, сотни других людей в этом зале. Да, она напориста и подчас отдает жестокостью, но наша жестокость, рождающаяся в темных местах человеческих душ, не направлена на разрушение, не направлена на окружающих. Она очень даже созидательна, более того, вырываясь с помощью музыки, она преображается в веселье. Поэтому, кроме удовольствия, она создает коллективную эйфорию, рождает новые формы пения и танца. В конце концов, рождает социальное доверие и коллективность, в некоторых условиях являющиеся синонимом полноценной жизни.
«Те, кто это придумал, точно могут кого-нибудь убить»
Чтобы окончательно сразить вас, замечу, что артисты, практикующие экстремальный метал, обычно представляют из себя виртуозов, хорошо знакомых с разными жанрами и стилями, при этом они никаким образом не связаны с Сатаной, а их дети ходят в такие же школы, как дети тех, кто считает экстремальную музыку угрозой для морали. Оглянитесь вокруг! Человека, ревущего страшные слова со сцены и одетого в костюм жнеца, вы даже не опознаете, если он придет на родительское собрание в рубашке и джинсах. Мир стал гораздо свободнее. А способов выражать себя стало гораздо больше. Я думаю, каждому стоит, просто для расширения кругозора, посмотреть хотя бы одно интервью по-настоящему тяжелой группы, чтобы убедиться в том, что эти музыканты — такие же люди, как мы с вами.
Где-то в восьмидесятых еще можно было себе представить, как молодежь собирается в гараже, репетирует перед выступлением и размышляет о том, что нужно добавить в звучание, чтобы их коллектив стал считаться еще агрессивнее, быстрее и провокационнее. Это продолжающееся соревнование, в котором принимают участие все желающие создать нечто новое и поразительное. Если и можно сравнить эту борьбу за искусство с настоящим насилием, то, наверное, только с помощью сопоставления количества убитых металлистов и военных за последние десять лет. Вы не будете поражены. А поножовщина и опасные для жизни драки скорее характерны для фанатов футбола, чем для самых преданных ценителей экстремальной музыки. Более того, многие даже не признают живые выступления, предпочитая прослушивание тяжелой музыки с качественной аппаратурой дома.
Marduk (Москва, 2019) — блэк-метал
«Они хотя бы кричат для меня, а не на меня»
Образ жестокого убийцы или жаждущего крови младенцев оккультиста (частые приемы эпатажных музыкантов) без сомнения должен отталкивать зрителя или слушателя. Поэтому так неприятно бывает наблюдать событие концерта или просто слушать треки человеку, не знакомому с культурным феноменом метала. Отвращение. Ужас. Иногда даже паника. А еще большее недоумение вызывает восторг толпы, которую обливают искусственной кровью, или музыкальные клипы, в которых за три минуты совершается больше театрального насилия, чем многие люди могли наблюдать в жизни.
Отсюда возникает вопрос, более пятидесяти лет будоражащий умы родителей, учителей, психологов и прочих. Не приводят ли такие провокации к тому, что насилие и жестокость поощряются среди молодежи? Да, эта проблема поднимает те же противоречия, что и вопрос о жестокости в компьютерных играх. На такие замечания мне обычно приходится приводить аргументы о более жестоких и травмоопасных видах спорта и о компетенции родителей, обязанных контролировать увлечения своих детей. Последние исследования в этой области достаточно точно характеризуют и ситуацию с экстремальной музыкой. Например, атмосфера средневековой пыточной, создаваемая песней, гораздо безопаснее, чем давление и буллинг в наших школах. А агрессивная подача метала предлагает человеку разделить с вокалистом эмоции, а не ответить на них такой же агрессией, как бывает при травмирующих семейных ссорах.
На пике скорости и брутальности трека, словно в состоянии катарсиса, человек пропускает через себя ярость или печаль ее исполнителей, и, если он внутренне разделяет эти чувства, прослушивание такой музыки снижает уровень стресса и позволяет почувствовать призрачную поддержку со стороны музыкантов. В конечном счете для меня и многих других людей тяжелая музыка — это терапия, прибавляющая сил как в удручающие моменты, так и в счастливые.
Роман Ливаров
