«Эннио Морриконе. В мире кинематографа вряд ли можно найти композитора известней, чем он. Одно его имя сейчас звучит какой-то непреложной, непререкаемой и «неприкасаемой» мелодической догмой, кино-легендой. Гомеровской протяжной песней странствий».
...И вот ведь какой случился казус.
Жена, незнамо где, раздобыла редкостную вещь. Небольшой такой импортный разноцветный творожок типа маслица. Раньше не видал. Засунула от беды подальше в тёмный, малопосещаемый угол холодильника, дав понять, что вещь ценная, классная. Не каждому свиному рыльцу положена. И уехала в деревню. На пахоту.
Шёл я как-то мимо холодильника, шёл... Бац, да и решил лизнуть. Чуть-чуть. Нормально, вкусно. На завтра ещё раз лизнул. Уже с ложечки. Хорошее маслице. Мякоть. Даже и не видно, что кто-то шарил. Крышечку, поплотней... Утром опять полез.
И тут вдруг выскочил в памяти любимый момент из «Однажды в Америке», в котором малыш-Доменик собрался на свидание к легкодоступной Пегги, купив пирожное в подарок (недешёвое! – депрессия же). И так же – клац-клац – слизнул поначалу пенку. Потом ещё. Потом плюнул к чёртовой матери на никчемные эти шуры-муры и слопал всё целиком. В общем, сожрал я творожок. По ходу конец мне. От жены.
Но творожок творожком. А вот фильм, перевернувший умы целого поколения 80-х, вспомнился не зря.
В итоге малыш-Доменик, стрескав заветное лакомство, был вскорости застрелен. А «Безумный Макс», Беркович, обманувший и переигравший, «стрескавший» всех и вся, остаётся жить вопреки – с искалеченной совестью, потерянным прошлым и безотрадным будущим, взятыми у судьбы напрокат. Тем не менее, хитрый режиссёр и данный вывод ставит под сомнение, бросая зрителя с разорванным вдребезги мозгом: кто, кого, за что?
Но это предыстория. Не лишённая оптимизма, как изрекал герой нашего повествования о совместной с Владимиром Хотиненко ленте «72 метра», повествующей о русских моряках-подводниках.
Хотя сам по себе Морриконе довольно пессимистичен: «Я думаю, что мир уже ничего не спасёт, – говорит он. – Может быть любовь. И то вряд ли. Но музыка может утешить. Особенно людей с чувствительной душой, которые ещё не разучились чувствовать, сострадать, переживать. Не стали циниками».
Чем и почему так зацепила советских пацанов того поколения, тех далёких лет обычная, в принципе, гангстерская история?
Да. Де Ниро, Вудс, Макговерн, сыгравшая Дебору Гелли. Актёры великолепны.
Да, отсутствие полноценного ки́но-, точнее, видеопроката – тоже. Выбор был невелик. На советский, российский рынок прорывались только лишь неоспоримые и безоговорочные кинохиты. Блокбастеры. Бестселлеры. Но не это главное.
Как ни крути, наряду с извечной неизбывной русской мечтой разбогатеть за одну секунду, мощнейший толчок к раскрутке произведения дал собственно саундтрек блестящего итальянца Энни, – так его называют друзья.
Эннио Морриконе. В мире кинематографа вряд ли можно найти композитора известней, чем он. Одно его имя сейчас звучит какой-то непреложной, непререкаемой и «неприкасаемой» мелодической догмой, кино-легендой. Гомеровской протяжной песней странствий.
Помноженная на восхитительный актёрский состав, именно музыка, именно озвучка сделала картину нетленной. Поворотной. В каком-то смысле академической. Правда, «академической», к сожалению, для будущего постперестроечного бандитизма и преступности – она стала некой инструкцией по применению. Но то, увы, отголоски, излишки профессии, как водится.
Когда проблемы жизни и смерти решаются в шикарных интерьерах, в белоснежных смокингах, кадиллаках, под звон бокалов и под приглушённый фон звучащих где-то вдалеке битлов или Гершвина, оставляя за собой загадочный шлейф безответных вопросов и нагромождение тайных смыслов, в антураж трудно не втюриться. Тем более заканчивается действо китайским театром теней, – так обожаемым Гёте, – фортепиано Морриконе и улыбкой де Ниро в опиумном тумане.
Эннио Морриконе. Академизм. Классика. Симфонизм. Джаз. Итальянский, мексиканский фольклор. Авангард, арт-хаус и рок-н-ролл. Его аранжировки исполняли Джанни Моранди, Марио Ланца, Миранда Мартино и другие поп-идолы. В чём секрет этого великолепнейшего полифониста, мультиинструменталиста, всеядного экзорциста от музыки с консервато́рским образованием?..
В 2013-м отпраздновавший восьмидесятипятилетние, один из немногих европейцев, сварганивших карьеру в Голливуде. Автор саунда к таким шедеврам, как «Профессионал» с Бельмондо, «Неприкасаемые», «Спрут», «Декамерон», «Лучшее предложение», «Нечто», встаёт с постели обычно рано. Около шести. Совершает утреннюю пробежку. Завтракает. И сразу берётся за дело.
Днём неизменная сиеста. Отдых. Потом снова работа. До изнеможения. Уже до ночи.
Любит нашу симфоническую фею Софью Губайдулину, живущую ныне в Германии. Любит Джузеппе Верди и футбол. Его кумир – русский шахматист Владимир Крамник.
Чрезвычайно самокритичен и дисциплинирован. Крайне суеверен. (Даже дал от ворот поворот одному журналисту из-за «некошерного» цвета футболки.)
Очень силён физически. Выступать на сцене по три-четыре часа, дирижировать без износу для него скорее норма. Как вещал Флобер, мол, вся жизнь состоит из писания книг. Так же и Морриконе утверждает, что в жизни он более ничего не умеет, кроме сочинения музыки. Архигениальной, присовокуплю, музыки.
«Главная моя страсть – музыка, – делится со слушателями великий композитор. – Хотя ещё люблю играть в шахматы. Но всё это несерьёзно, конечно. Я же глава большого семейства. Я муж уже почти шестьдесят лет. (Посвятил жене серию квартетов, – авт.) У меня четверо взрослых детей. Трое из которых сейчас практически не работают! А значит, я должен зарабатывать деньги для своей семьи».
Однажды Анатолий Карпов и Гарри Каспаров, одновременно, пригласили Эннио на дружеский блиц. Он, знамо, проиграл. Причём, по его словам, просадил фигуры «с лёгкостью». Но матч запомнил навсегда. Теперь твердит, что ни в коем случае не умрёт, пока не отыграется. Обещание несомненно внушает зрительский оптимизм и... безграничное уважение.
С Серджио Леоне они одноклассники и старые друзья. Многие свои фильмы Леоне изначально основывал на морриконовской музыке, как бы накладывая на неё дальнейшее текстовое сопровождение, повествование.
Интересно, но из-за нехватки времени приходилось отказывать в партнёрстве самому Тарантино. Кстати, тот нисколько не обижался, а просто брал старые «запиленные» треки Морриконе из его обширнейшей видеотеки. Так был записан саунд к «Джанго освобождённому». Правда, Эннио говорит, что ничего из Квентина Тарантино не смотрел. Случается и такое...
К слову, скоро, в декабре 2015-го на экраны выходит свежая тарантиновская «Омерзительная восьмёрка». С музыкой Морриконе. Вот уж сейчас-то Эннио наверняка придётся взглянуть фильм доброго товарища. Причём от начала до конца.
Всего около 500 озвученных картин – немыслимое, необъяснимое число. Скорость – один фильм в месяц! (Сам, конечно, не помнит, сколько.) Бертолуччи, Пазолини, Поланский. Леоне отдельной строкой, графой. Творческий союз с последним сравнивали с такими тандемами, как Эйзенштейн-Прокофьев, Хичкок-Херманн, Феллини-Ротта. Тематически, институционально разворачиваясь порой на 180 градусов. От вестерна «За пригоршню долларов» 1964 года, с «дикозападным» музоном, известным каждому с пелёнок, до «Однажды в Америке» с симфонически-элегическим, вселенско-философским звучанием и осмыслением. Схожим не мене, чем с Космосом. Схожим решению грандиозной Идеи «навсегда» типа теоремы Ферма или гипотезы Пуанкаре. На все века. Сродни сошедшему с небес Аполлону и подарившему нам, благодарным зрителям и слушателям, Музыку с большой буквы. И никак иначе.
Пятикратный номинант Оскара за общемировой «вклад в искусство». Издетства будучи чрезвычайно скромным, владелец «Золотого глобуса» и «Грэмми», он никогда не предполагал, что треки из «Америки» или «Профессионала» станут настолько – катастрофически! – популярны.
«Финансовый кризис всегда влечёт за собой кризис творческий, застой в культуре. Необходимо помнить, что культура – основа существования нашей цивилизации. Нельзя лишать людей культуры, а культуру лишать финансовой поддержки. <...> я не провидец и не могу заглядывать в будущее. Поэтому стараюсь не думать о таких вещах типа «нового Возрождения». А просто делаю своё дело изо дня в день. Хотя... мне до сих пор кажется, что самую гениальную свою музыку я ещё не сочинил», – звучат слова Эннио Морриконе с голубых экранов и страниц бесчисленных глянцев.
И напоследок – стихотворение:
Пиши, Морриконе, пиши
Музы́ку для полного счастья.
Сегодня с утра – ни души.
Отлично. Куда уж пристрастней...
Пиши, Морриконе, пиши.
А что там ещё остаётся –
На фоне последних вершин,
Напротив заветного солнца?
Д. Колчин
Добавим, однако, в заключение, что группа Metallica каждый концерт открывает морриконовской композицией «The Ecstasy Of Gold» из классического спагетти-вестерна «Хороший, плохой, злой». И на просторах Интернета, к примеру, слово Ecstasy из названия песни, в зависимости от толкования, интерпретируется либо «золотым экстазом», либо «золотой экстази», «экстази из золота». Что тоже неплохо. И вполне соответствует духу и настроению «золотого», не менее, морриконовского звучания.
