Глава III. «Это и есть, по-вашему, свобода?..»
Продолжение
В любой вещи, пусть даже очень хорошей, всегда можно найти хотя бы пару отрицательных сторон. Как это ни странно, в американских автобусах не было ничего, что мне могло бы не понравиться. Широкие мягкие сиденья, затемненные стекла, кондиционеры, освежители воздуха, телевизор Все было создано для того, чтобы сделать путешествие как можно более приятным. Ну Не знаю, но мое путешествие это приятным сделало. Да и вид за окном был такой, что сидеть и скучать у меня никак не получалось.
Так уж выходит, что как только вы выезжаете из New York City, вы сразу попадаете в Коннектикут. Для информации замечу, что это один из первых штатов, возникших в Новом Свете, да и, по мнению многих, один из самых красивых. Природа в нем чем-то напоминает крымскую, с той лишь разницей, что в Коннектикуте белок больше да леса преимущественно лиственные. Повсюду холмы, сотни озер, маленькие кукурузные поля в долинах и кривые извилистые дороги. Впечатление возникало такое, что за каждой травинкой, за каждым деревом кто-то следил, поливал и ухаживал. Цивилизация, придя в эти места, не уничтожила их, а наоборот, приукрасила, слившись с ними в одно гармонирующее целое. Время от времени мы проезжали редкие жилые домики вдоль дороги, которые были настолько оригинальны и ухожены, что напоминали сказочную страну. Это был какой-то идеальный, пряничный мир, но не холодный, как это часто бывает в Европе, а живой и светлый. Конечно, по прошествии некоторого времени я сильно разочаровался в обитателях этих краев, равно как и во всей этой пряности, но тогда, когда я все это видел в первый раз, мир этот казался мне безупречным.
Первым городом, который встретился на нашем пути, был Danbury. Мы остановились у подножия какого-то холма, и я вышел покурить, оглядываясь и радуясь каждому встречному. Откуда-то доносилась музыка, повсюду были цветочные клумбы, а мимо меня то и дело пробегали молодые симпатичные девочки, которые, улыбаясь и глядя мне в глаза, говорили «hey» и растворялись в солнечной дали. Милые мои, думал я, до чего же вы хорошие, до чего приветливые и трогательные. Неувядающие цветы юности, Лолитки чистой пробы
Я зашел назад в автобус, замечтался и опомнился только тогда, когда услышал, громко произнесенное водителем, слово «Кент». Выскочив на улицу, я помахал водителю рукой и с интересом огляделся вокруг. Городишко был, прямо-таки скажем, небольшой. В центре был перекресток: дорога на север вела в штат Массачусетс, на западе был штат Нью-Йорк, на юге New York City, а дорога на восток вела в столицу Коннектикута город Hartford. По окраинам этих дорог и стояли дома немногочисленных, если так можно выразиться, кентчан. Всего же население города, о чем гордо вещал рекламный щит, составляло пару тысяч человек, которые жили и работали в окружении пожарной станции, почты, департамента полиции, супермаркета, видеопроката, фото-студии, музыкального магазина и трех традиционных ресторанов: «МакДоналдса», «У Родригеса» и «Китайская мечта». Словом, Кент как будто бы сошел со страниц романов Стивена Кинга. Именно такие городишки и облюбовывают себе инопланетяне, чтобы посадить свою матку в какой-нибудь заброшенный коровник и начать покорение Америки
Где находится мой лагерь, я не имел ни малейшего понятия, поэтому я решил зайти в ближайшее кафе и расспросить продавцов, знают ли они дорогу. Тем более что надпись на дверях этого кафе уже две минуты мозолила мне глаза: «Только у нас! Свое собственное мороженое! Не проходите мимо!» Тихо звякнул колокольчик, я вошел внутрь и уставился на продавщицу.
Что мне всегда нравилось в Америке это то, что почти во всех кафе и закусочных работают молодые, привлекательные девушки, которые еще не сформировались окончательно, а потому не утратили своего детского любопытства. Едва услышав акцент, они сразу начинают улыбаться и заинтересованно вас расспрашивают: откуда вы, нравится ли вам здесь, куда хотите поехать еще? Причем видно, что делают они это весьма искренне и что им действительно это интересно. Разговорившись с продавщицей, которую звали Трэйси, я разузнал, что до лагеря моего всего полчаса ходьбы и что где-то совсем недалеко находится знаменитый на весь Коннектикут водопад. Трейси болтала без умолку, рассказывая обо всем подряд: о своей собаке, которая умеет говорить «хэллоу», о своей сестре, уехавшей в Чикаго учиться на журналиста, об отце, который и изобрел «свое собственное мороженое».
В итоге, когда я, наконец, вышел из кафе, на улице было уже совсем темно. Выйдя на нужную мне дорогу, я в очередной раз закурил сигарету и уверенно зашагал к виднеющемуся вдали холму
Что интересно, фонарей на дорогах в Америке нет. Вместо этого там через каждые пять метров понатыканы какие-то отражатели света, благодаря которым водителю вокруг все прекрасно видно, чего, к сожалению, никак нельзя было сказать обо мне. Как только Кент скрылся за поворотом меня поглотила кромешная тьма, и спустя десять минут я начал серьезно сомневаться в том, что доберусь до Club Getaway живым. В момент начинавшей было зарождаться паники между деревьями неожиданно мелькнул огонек, и я, искренне решив, что это и есть мой лагерь, свернул с основной дороги. Огонек то исчезал, то появлялся снова, и я потратил битых полчаса, пока добрался до здания, которое к лагерю, конечно же, не имело никакого отношения.
Это был госпиталь. Как он оказался посреди леса я не представлял, однако я, все-таки, решил зайти внутрь и поинтересоваться, не знает ли кто-нибудь как пройти к лагерю. Вахтера на входе не оказалось, я свернул в один из коридоров и открыл наудачу первую попавшуюся дверь. Это оказалась палата, большая и пустынная, в которой никого не было, если не считать высохшей и, довольно страшной на вид, старухи, которая лежала на кровати, закатив глаза и бормоча что-то себе под нос. Обернувшись на скрип двери, она увидела меня, захохотала и, протянув ко мне свою костлявую руку, закричала:
«Come closer, sweetheart!»
Ну, думаю, началось. Стивен Кинг есть Стивен Кинг. На секунду я замешкался, решая про себя, подходить ли мне к старухе ближе или нет, как вдруг сзади кто-то положил мне на плечо руку. Со скоростью воина Шаолинь я отскочил в противоположный конец комнаты, обернулся и наткнулся на ледяные глаза медсестры, которая, припугнув меня полицией, приказала тотчас же убираться. Впрочем, пока мы шли к выходу, она немного смягчилась и в конце концов даже вежливо и понятно объяснила мне дорогу к Club Getaway.
Поблагодарив ее, я снова вышел на главную дорогу и зашагал в темноту. Ни одной машины не проезжало мимо меня, а тишина стояла такая, что я мог слышать биение собственного, не желающего успокаиваться сердца. В конце концов вдали показалось какое-то свечение, которое на более близком расстоянии оказалось, освещенной сотнями фонарей, долиной, а подойдя еще ближе, я различил радостные крики детей и понял, что я на верном пути.
Спустя пять минут я уже шагал по территории лагеря. Судя по всему, в нем происходило что-то важное, потому что вокруг никого не было, а все голоса доносились с одного и того же места. Я поздравил самого себя с успешной дорогой, но, как видно, чересчур поспешно, потому что не прошло и десяти секунд, как я уже лежал на обочине тропинки, в зарослях, со стоящими дыбом волосами и трясущимися руками. Виной тому была случайно обнаруженная мной на дороге бензопила. Аккуратно выглядывая из кустов, я в течение десяти минут смотрел по сторонам, а затем, собравшись с духом, вскочил и бросился по направлению к голосам.
Ну, скажу я вам, и орут американские дети С детства приученные не держать в себе эмоций, они с ходу высказывают тебе все, что думают, не задумываясь о последствиях. Дай вам бог избежать ситуаций, когда им что-то нравится, а тем более когда не нравится: вой поднимается такой, что хочется в ту же секунду разворачиваться и бежать куда глаза глядят. Несмотря на маскирующие «sorry», «pardon» и «excuse me», американские детишки в большинстве своем нахальны и беспардонны. С одной стороны это, конечно, умиляет, а с другой не может не раздражать, когда самый последний шкет держит себя за равного любому взрослому.
Однако, несмотря на все это, нигде в мире я больше не видел детей настолько красивых и настолько интересующихся жизнью, как в США. К тому же, как я потом заметил, общаться с ними было гораздо легче, чем со взрослыми. Дети в Америке способны понять любой акцент, а когда одна восьмилетняя девочка, пыхтя от усилий, пыталась заговорить с русским акцентом, чтобы мне было легче ее понять, я, ей-богу, чуть не расплакался.
Жалко, но к восемнадцати годам американцы полностью утрачивают интерес к окружающему миру и навечно закрываются в своей американской клетке. Не делают этого только единицы, которые превращаются, в каком-то роде в изгоев, в своеобразных «маргиналов по жизни», которые хотя и могут стать любимыми обществом, но никогда, никогда не станут для окружающих примером жизненного пути или внесистемного существования.
Ведь кто такие американцы?
Когда я читал Оруэлла, я смеялся. Мне было смешно. Милый мой, ты попробуй напиши что-нибудь невостребованное Системой, что-нибудь лишенное критики всего остального внеамериканского, «дикого», «недемократического» мира. Кто тебя будет читать? Или лучше просто оглянись вокруг и посмотри, что происходит в самом сердце цивилизации. Что это свобода?.. Единственное светлое пятно в истории США, лебединая песня разума это шестидесятые, с их битниками, социалистами, Апдайком и Куртом Воннегутом. Все остальное это такая массированная brainwash (промывка мозгов), что хочется отгородиться ото всех каменной, трехметровой стеной, лишить себя телевизора, газет, радио, почты и сидеть там всю свою жизнь, занимаясь выращиванием помидоров или смотря в телескоп на звезды. Впрочем, даже этого мы не можем сделать. «Я», «я», «я», «эго», «эго», «эго» С детства привитый комплекс неполноценности, который называют индивидуализмом и началом начал западной цивилизации, не дает нам морального права сойти с дистанции. Что подумают другие свободные граждане свободной страны? Что я loser?! В Древней Греции на олимпиаде многие проигравшие в соревнованиях предпочитали выпить яд, чем выносить всю жизнь позор своего поражения. Точно так же и современный американец скорее предпочтет застрелиться, чем объявить себя на всю страну банкротом. Прими наши правила игры или burn in hell. Это и есть, по-вашему, свобода?..
Несколько минут я понаблюдал за вручением детям каких-то призов, а затем направился к самому большому в лагере зданию, в надежде найти хоть кого-нибудь, кто мог бы мне объяснить цель моего приезда. Взобравшись на пригорок, я еще раз обернулся на детское собрание и вдруг краем уха уловил родную русскую речь. Спустя секунду из темноты появились две девушки, которые, поначалу вздрогнув от моего резкого броска к ним, быстро пришли в себя и приняли самое, что ни на есть серьезное выражение лица.
«Здравствуйте. Я вот услышал родную речь »
«О! Еще один русский, засмеялась одна из девушек, только что приехал?»
«Да».
«Тогда ты, наверное, будешь жить с Сергеем».
«А это кто такой?»
«Dishwasher».
«И откуда он?»
«Из Минска».
«Понятно. А я-то кто буду здесь?»
«Скорее всего, maintenance».
«Maintenance? Интересно. Так и куда мне идти сейчас?»
«Иди к Деборе, она тебе все расскажет. А, в общем-то, ладно, пойдем, мы тебе покажем где ее найти».
Мы свернули куда-то в темноту и зашли в небольшое здание, где меня и познакомили с Деборой: здоровенной женщиной средних лет с огромными сверкающими зубами и короткой, под мальчика, стрижкой. Дебора была очень активной женщиной и выполняла в лагере роль управляющего. Увидев нас, она выпустила в потолок три кубометра сигаретного дыма и довольно заулыбалась.
«Ага, Владимир, если не ошибаюсь? Ты, значит, у нас будешь жить в cabin number 7. Начальник твой Джесс. Сейчас отсыпайся, а завтра он тебе расскажет о твоей работе здесь. Да, завтрак, кстати, у нас в восемь часов, так что не проспи. Девушки, отведите, пожалуйста, Владимира в его cabin».
Проговорив это, Дебора отвернулась и принялась просматривать какие-то бумаги. Мы вышли.
«Что-то странная она какая-то».
«Ничуть на странная. Настоящая businesswoman».
«Да? Ну, ладно. Кстати, вас-то как зовут?»
Признаться, меня совершенно не интересовали имена, но о чем-то поговорить-то было надо, правильно? Девушки были совершенно несимпатичны и, судя по всему, малоинтересны. Одна из них была маленького роста, пухлая, с толстой, немытой косой и кривыми ногами. Звали ее Марина, она была груба, резка и имела совершенно неуместное и ничем не обоснованное чувство собственного превосходства. Впрочем, у всех москвичек можно наблюдать подобную черту. Вторая девушка, повыше, была из Минска, звали ее Таня, и ничего больше о ней сказать как бы и нечего, кроме, пожалуй, того, что лицо ее все было покрыто какими-то язвами, прыщами и прочими симптомами нездорового образа жизни.
Девушки довели меня до моего cabin, крикнули «Adios!» и испарились. Я же зашел внутрь (никаких замков на дверях не было), бросил рюкзак на пол и принялся тщательно все осматривать.
Домик был совсем крошечный. Помимо маленького коридора в нем был душ, туалет и одна комната в четыре квадратных метра, без мебели и без окон. Хотя, никакая мебель туда бы и не поместилась: все свободное пространство занимали две кровати, тумбочка и две перекошенных полки. Одна кровать была занята, на ней лежало пять пар обуви, джинсы и прочие предметы одежды, а вторая, предназначающаяся, судя по всему, мне, была свободна. Свободна от всего, в том числе и от простыни, одеяла и подушки.
Никаких слов мне бы не хватило, если бы я вдруг решил подробно описать этот кошмар. Такой дыры я в жизни своей никогда не видел. Тусклая сороковаттная лампочка, дыры в полу, кривые стены и, сверкающее бесконечными гранями богатство насекомого мира.
Выскочив назад на улицу, я с тоской огляделся по сторонам и присел на торчащий из-под земли камень. Ночь была теплой и душной. Миллионы звезд были рассыпаны по небу, трещали сверчки, а из лежащей неподалеку коряги то и дело выглядывал весьма недовольный моим появлением бурундук.
Со всех сторон доносились радостные крики что-то празднующего народа, меня страшно тянуло пойти разведать что к чему, но неожиданно я поймал себя на мысли, что если я тотчас же не лягу спать, то меня вырубит где-то прямо посреди лагеря. Зайдя назад в cabin, я не раздеваясь повалился на кровать, и спустя несколько секунд уже никакая сила не смогла бы поднять меня на ноги
Продолжение следует
