Круглосуточная трансляция из офиса Эргосоло

Голос из прошлого

Песни Валерия Ободзинского до сих пор считаются хитами. Но именно в его исполнении «Эти глаза напротив», «Восточная», «Колдовство» покорили сердца населения СССР

Трагический излом его судьбы потрясает даже видавших виды биографов. Последняя любовь певца Анна Есенина рассказала «Атмосфере» уникальные подробности его жизни, страшные факты, доселе не известные широкой публике.

По свидетельству музыкантов ансамбля «Верные друзья», которые выступали вместе с ним на концертах, Ободзинский пел так, что «у людей мурашки бегали по спине». Его голос завораживал, сводил с ума... Под него знакомились, влюблялись и даже беременели. Естественно — забитые до отказа стадионы, толпы поклонниц, миллионные тиражи пластинок, гонорары, слава, о которой большинству корифеев советской эстрады приходилось только мечтать... Но в середине восьмидесятых Ободзинского вдруг не стало в эфире, его имя пропало с концертных афиш. Поползли слухи: «умер», «залечили в психушке», «сбежал на Запад»... Почти десять лет официального забвения. И только в 1994 году он «воскрес». Вышел на сцену концертного зала «Россия» и спел.

Да как! Разумеется, многих волновали вопросы: где же он пропадал столько, почему, как вернулся? На эти вопросы ответил в своем последнем интервью сам Валерий Владимирович, оно было записано незадолго до его смерти в апреле 1997 года. В частности, он сказал: «На свете есть только один человек, которому я хочу сказать спасибо за возвращение! Зовут ее Анна Есенина. Моя жена, друг и соратник».

Анна Альбертовна, в одной книге я прочитал, что карьера Ободзинского началась на одесском пляже. Будто бы юное дарование пело, а в это время его блатные кореши преспокойно «чистили» карманы отдыхающих. Буйная фантазия автора?

Анна ЕСЕНИНА: «Вовсе нет. Он мне это сам рассказывал. И вообще, по воспоминаниям Валеры, в Одессе у него жизнь тяжелая была. Приходилось выживать, и для этого многие средства были хороши. Он сам называл себя «шпана одесская»...

Выходит, мог пойти по кривой дорожке?

Анна: «Исключено. Он сызмальства тянулся к музыке, и ничто его с выбранного пути сбить не могло. Валера начинал петь в Черноморском пароходстве. Они с ребятами создали небольшой эстрадный коллективчик, и их взяли на теплоход „Адмирал Нахимов“ — развлекать пассажиров. Там Валеру услышал один из „вербовщиков“, пригласил в Томскую филармонию. Валера начал по Сибири гастролировать и в 1966 году получил сразу два приглашения из Москвы — от Эдди Рознера и Олега Лундстрема. Он выбрал оркестр Лундстрема. Позже создал свой аккомпанирующий состав — ВИА „Верные друзья“. С ними проработал до конца семидесятых. Кстати, незадолго до этого мы познакомились».

Расскажите, как это случилось.

Анна: «Я узнала о певце по фамилии Ободзинский в восьмом классе, когда случайно в книжном магазине услышала пластинку с его „Восточной песней“ и купила ее, она хранится у меня до сих пор. Вообще для меня эта покупка — нонсенс. Я с детства любила Лолиту Торрес, Марио Ланца, Вадима Козина, Петра Лещенко, советская эстрада мне была неинтересна... А несколько лет спустя подруга пригласила меня на концерт Ободзинского в Театр эстрады. Говорю: „Ты в своем уме? Чтобы я пошла на какого-то советского певца?!“ Но пошла. А потом — и на следующий концерт. И с тех пор я ходила на все его концерты в Москве до 1984 года».

Неужели на все?

Анна: «Даже на сборные, где он участвовал. После каждого выступления подходила к сцене, дарила ему розы и уходила восвояси. Клянусь: знакомиться в мои планы не входило. Я просто кайфовала от его пения. А сумасшедших там и без меня хватало».

То есть таких, как Ободзинский, у нас тогда не было?

Анна: «Не было, нет и, возможно, не будет. Валера же пел „открытым звуком“ — в консерватории этому не учат. Позже я узнала, что он даже нотной грамоты не знал, пел по наитию. Слух у него был феноменальный.В 1977 году Ободзинский выступал в Центральном дворце культуры железнодорожников. Чтобы попасть на концерт, люди занимали очередь за десять дней. А мне нужно было в партер — я же с цветами. Дай, думаю, попрошу у Валериного администратора контрамарку. И Павел Александрович Шахнарович привел меня прямо к Ободзинскому».

Шахнарович вас знал?

Анна: «А как же! В лицо меня знали все сотрудники Театра эстрады, дирекции театральных касс, не говоря уж о Валериных музыкантах. Они были в недоумении: ходит на все концерты, подарит цветы — и ходу. „Ненормальная какая-то!“ Так мы и познакомились с Валерой, обменялись телефонами. Когда ему было скучно одному, он звонил, я приезжала. И мы разговаривали. Потом я брала какую-нибудь книжку и читала, а он в соседней комнате спать ложился. Вот такие у нас были отношения».

Валерий Владимирович пропал из поля зрения году в...

Анна: «...в 1983 году Валера дал свой последний сольник в Москве, в 1984-м — поучаствовал в сборном концерте. И исчез. В это время у меня самой забурлила личная жизнь, я по большой любви вышла замуж и несколько лет посвятила семье. Потом Алла Баянова ко мне приехала, чуть позже я стала работать со знаменитым Борисом Рубашкиным... Словом, в тот период мне было абсолютно не до Ободзинского. А через несколько лет меня замучила ностальгия — я кинулась его искать. Узнала, что Валеру выгнали из дома... Но где он? На радио не слышно, концертов не дает. Шахнарович и тот не знал, где искать Валеру. Долго рассказывать, но я его нашла. Позвонила, сказала, что хочу его видеть. „Приезжай!“ Взяла бутылку водки, шампанское и поехала. Это был июнь 1991 года».

Король галстучной фабрики

Стоп, стоп, стоп! Королева русского романса Алла Баянова, легенда шансона Борис Рубашкин... Здесь поподробнее, пожалуйста. Анна: «Алла страшно бедствовала у себя в Румынии. Жила в коммуналке, никому не нужная. И мечтала переехать в Советский Союз. Но без прописки ей не давали советское гражданство. Мы нашли ей жениха с квартирой. Но у Аллы Николаевны с ним что-то не заладилось. Тогда я прописала ее у себя как свою „тетю“. И она два с половиной года жила здесь, в этой квартире. И весь ее табор цыганский здесь спал... А в 1989 году в Россию приехал Борис Рубашкин, мой кумир. На банкете в ресторане „Арагви“ мы познакомились. И я уехала с ним на концерты в Братск».

Вот так взяли и уехали? Кем?

Анна: «Адъютантом его превосходительства»! И костюмер, и шеф-повар, и прачка, и распорядитель финансов. Мы с Борисом Семеновичем дружим до сих пор. Помню, когда я поставила Рубашкину запись песен Валеры, он послушал и спросил удивленно: «А откуда у вас может быть такой певец?» Не поверил, что в Советском Союзе кто-то может так петь. Кстати, если бы не он, может, мы с Валерой вообще не выкарабкались бы. Рубашкин умышленно платил мне много, зная, что надо было Валеру поднимать. Я ведь тогда одна работала. Выкручивалась как могла, бывало, что и жрать было нечего!

Ободзинский первый раз на сцену вышел осенью 1994 года, а до этого он не пел ничего. И ситуация была пиковая: бомж бомжем при живой бывшей жене и детях, живущих в его квартире. Работать не может, не нужен никому, даже дочерям. И это Валерий Ободзинский — кумир миллионов!"

Его правда выгнали из дома?

Анна: «Валера рассказывал, что в 1987 году приехал из Магадана с гастролей, позвонил домой, а ему сказали: „Тебе, Валера, негде спать“. По сути, жена его не пустила домой. И он поселился у своей поклонницы Светы. Где я его и нашла».

Ободзинский сильно изменился?

Анна: «Да почти не узнать! В начале восьмидесятых он был совсем худенький, с белозубой улыбкой, от которой многие теряли голову. А тут располневший, погрузневший, без нескольких зубов... Оказалось, что Валера работал в отделе охраны Бауманского района. Как написано у него в трудовой книжке — „контролер КПП“. Сторожил склад стройматериалов на берегу Яузы и галстучную фабрику. Там у него была бытовка, в ней он и жил. Вечером соберутся братаны, выпьют, разойдутся, а он — спать... Так и гужевались каждый день: гульба, дым коромыслом. Периодически он мне звонил: „Деточка, выручай!“ Я брала водку, закуску — и на склад! Однажды он говорит: „Ты всем помогаешь, а мне помочь не хочешь. Можно я пока у тебя поживу?“ А я, если честно, вообще не горела желанием, чтобы он ко мне переезжал. И причина одна — я не хотела менять свою красивую комфортную жизнь. Грубо говоря, не хотела жертвовать собой — молодой и красивой — ради Ободзинского. И это чистая правда! А потом задумалась: какая же я сволочь. Я же знала, что он нуждается во мне. Так стало стыдно за себя — аж до слез, клянусь. И он переехал ко мне».

В каком качестве?

Анна: «Я же говорю: у нас с ним еще давным-давно сложились теплые отношения. Он видел, что я к нему отношусь очень хорошо, искренне. Между мужчиной и женщиной не всегда же обязательно должна быть постель, правда? Для него я была как дружок, чувствовалось, что он мне доверяет».

А как же Светлана?

Анна: «Света (мы дружим с ней до сих пор) ему очень помогла. Он жил в ее семье, с ним делили последнюю корку хлеба. Он ее уважал, но говорил, что чувств не было. А когда я приехала, сразу вдохновился... Я ведь тогда была и внешне очень хороша».

Вернуть Ободзинского на сцену — ваша идея?

Анна: «Мне хотелось, чтобы Валера снова начал петь. Я, наивная душа, верила: когда появится Ободзинский, все обрадуются, что он жив-здоров, захотят ему помочь... Принялась звонить знакомым, во всякие москонцерты-росконцерты, благо связи у меня имелись. Но не тут-то было! Единственный, кто протянул руку помощи, это Леонид Дербенев. Он мне сказал: „Приезжай. Я дам тебе песни, лишь бы только Валера пел“. Это были времена, когда тексты песен уже стоили бешеных денег, а он бескорыстно предложил: бери что хочешь. И больше никто про Ободзинского не вспомнил».

Может, ему самому нужно было проявить инициативу — обратиться к старым знакомым, поговорить...

Анна: «У него даже в отношении Дербенева не было энтузиазма. Но Леонида Петровича это мало занимало. Он меня тряс как липку, а я Валеру трясла. Дербенев познакомил нас с Геной Снустиковым. Его благотворительный фонд тогда помогал Филиппу Киркорову, Маше Распутиной, Любе Успенской. Геннадий дал денег, чтобы Валера записал цикл песен Вертинского, нашел для этого проекта прекрасного композитора и аранжировщика Дмитрия Галицкого. Мы с Димой настолько сдружились, что после Вертинского Валера записал еще диск его собственных песен. Галицкий стал членом нашей семьи».

А говорили, что Ободзинский был закрытый человек и никого из мира искусства к себе на пушечный выстрел не подпускал...

Анна: «Правда. Во всех интервью заявлял: „Я в дружбу не верю!“ Галицкий — редчайший случай. Просто с Димой он чувствовал себя в своей тарелке... Порой появлялись люди, желающие напрямую организовать его концерты. Он всем давал от ворот поворот, они пулей вылетали отсюда».

Почему Валерий Владимирович отказывался от концертов?

Анна: «Ему богатый жизненный опыт подсказывал, как поступать. Первое время, когда он „появился из небытия“, сюда зачастили некоторые музыканты в надежде, что сейчас они начнут играть, он запоет, деньги польются рекой. Даже несколько раз забирали его, куда-то увозили. Как у Высоцкого: „Играй, паскуда, пой, пока не удавили...“ А когда видели, что он петь не будет, интерес как ветром сдувало. Он таких чувствовал за версту».

Жизнь на «колесах»

Прошло много лет, но поклонников по-прежнему интересует вопрос: как получилось, что кумир оказался на «свалке истории»? Так называемые друзья-коллеги в один голос вспоминают, что Ободзинский стал неадекватен, срывал концерты, «не просыхал», отлеживался по психушкам. Смысл один: с ним невозможно было не только работать, но и общаться...

Анна: «За последние годы я столько прочитала, как он „пьяный падал в оркестровую яму“, „трясся в похмельной лихорадке и был не в состоянии выйти на сцену“, „не попадал в ноты“ и так далее. И вот что я вам скажу. Я сама лично много лет ходила на все его концерты в Москве и области, иногда выезжала в другие города. Была свидетелем, как он „брал“ стадионы, крупнейшие залы страны, как публика сходила с ума, как поклонницы и даже поклонники Валере проходу не давали, письмами заваливали. Почему же я никогда не видела его падающим в оркестровую яму? Вполне допускаю, что, возможно, однажды какой-то срыв имел место, а кто из нас не грешен? Но не столько же, сколько об этом написано... Такого просто быть не могло. Если верить „воспоминаниям“, то Валера как исчез в 1984 году, так больше и не пел. Это не так. До 1987 года он ездил на гастроли по всяким „магаданам“, то есть фактически творческий простой у него длился года четыре-пять. Но не десять же!

Как человек, знающий ситуацию лучше других, расставлю точки над „i“. Все разговоры о том, что Ободзинский спился, скатился, стал неадекватен и поэтому в итоге оказался на галстучной фабрике, — для кого-то красивая легенда, а по сути — неправда».

А что правда?

Анна: «В середине 80-х страна постепенно стала другой. Появились другие исполнители, стала модной другая музыка. И на тот момент Валера (да не он один, многие народные и знаменитые!) оказался невостребованным. Ему перестали звонить, приглашать, уговаривать. От Валеры отвернулись все, кто его окружал, когда он был звездой. Он остался один. (Спасибо, что Света нашлась такая — одна на всю страну!) А сам он не тот человек, чтобы предлагать себя, ходить, унижаться. Валера был выше этого!

Не зовете — и не надо... Но поскольку он жил в чужой семье, не в его правилах было сидеть на чьей-то шее. Пусть у них со Светой не было любовных отношений, но там кроме нее жили ее дочь с мужем и маленьким сыном. Поэтому он устроился на работу. Сторожем на галстучной фабрике? Значит, сторожем, что здесь такого? Что бы там ни говорили, я думаю, причин того, что Ободзинский перестал петь, — две. Во-первых, рядом с Валерой не оказалось близкого человека, который действительно искренне любил бы его. Не обязательно это должна быть женщина. Михаил Шемякин рассказывал, сколько он нянчился с Высоцким, — тот тоже не подарок был. Но он же его не бросал! Такого человека рядом с Ободзинским не нашлось. Поэтому как только он почувствовал поддержку от меня, сразу стал другим. Это первая причина. А вторая (с его слов, и я уверена, что здесь он не лукавил) — в конце семидесятых Валера крепко подсел на наркотики. Еще в середине 70-х у них был конферансье — некто Борис Алов, который и подсадил его. Поначалу все шло замечательно: ощущение, как будто ты подшофе, а алкоголем от тебя не пахнет. Но потом наступила зависимость — полинаркомания. И пошло-поехало. А когда есть деньги, слава, кто откажет знаменитому певцу в рецепте, тем более что официально наркомании в Советском Союзе не существовало? Я знаю, что одна из его поклонниц работала в омской психушке. Она была готова по его звонку привезти таблетки в любую точку СССР. И привозила! Опять же, с его слов, если бы он не бросил сцену, было бы только хуже. Он не видел другого выхода, вот и ушел. И только тогда полностью смог отказаться от «колес», причем сам. Когда мы встретились, он уже несколько лет не употреблял этой заразы«.

Он понимал, что и алкоголь — проблема для него?

Анна: «Когда он избавился от наркозависимости, был так счастлив, что ему казалось, будто водка — это детский лепет на лужайке. Только вы не думайте, что он был таким беспробудным пьяницей. Да, иногда Валера забрасывал работу и уходил в загул. Объявлял мне, что навеки со мной расстается, хлопал дверью и отправлялся гулять. А уж во дворе наливали ему все кому не лень. „Это же сам Ободзинский!“ А бывало, он и по десять месяцев не пил. Ходил как туз... Но он при этом и пахал! Записал два диска с песнями, давал интервью, снимался на телевидении, участвовал в концертах. В 1995—1996 годах мы с гастролями объездили полстраны. И он ни разу ничего не сорвал!»

Сложная натура

Существует и такая версия, почему Ободзинский оказался «на дне». Якобы его невзлюбил председатель Комитета по теле- и радиовещанию Сергей Лапин: эфиры и концерты Валерия запрещали, развернули травлю в прессе за то, что не поет «про партию и комсомол». Словом, власти «душили»...

Анна: «Лапин воевал со многими любимцами народа. И Майя Кристалинская, и Вадим Мулерман «попали под раздачу»... Да, существовали запреты на концерты Ободзинского на территории Российской Федерации. И его «Восточную песню» обвиняли черт знает в чем. Будто бы в строке «В каждой строчке только точки после буквы „л“ тайно зашифрован то ли Ленин, то ли Леня Брежнев... Ну бред полный! Автор стихов поэт Онегин Гаджикасимов сам позвонил Валере и сказал, что по этой „идеологической“ причине песню „закрыли“. Все это было. Но, думаю, это только отчасти могло повлиять на Ободзинского. Ведь его и помимо РСФСР „разрывали на сувениры“ везде. Только приезжай!»

У него были свои кумиры?

Анна: «Таких, чтобы «единственный и неповторимый», — нет. Он ценил Рэя Чарльза, Тома Джонса, Марио Ланца и Лучано Паваротти. Говорил: "Я люблю музыкантов-"математиков«. Почему «математиков»? Мол, понимайте как хотите«.

А из советских?

Анна: «Никого. Ко всем относился ровно, держался обособленно».

Правда, что Ободзинский зарабатывал в десять раз больше секретаря обкома партии? Анна: «Валера был в те времена небедный человек. Но твердо следовал одному правилу: уходя от своих жен, оставлял им все. Говорил: „Мне интересно заработать по новой“. В этом он был настоящий мужик. Единственное,с чем Ободзинский никогда не расставался, — это с фотографиями и грамотами за артистическую деятельность».

Можно его возвращение назвать триумфальным?

Анна: «Вышел и спел так, будто никакого перерыва и не было. Без всяких репетиций и распевок... Публика встретила его блестяще! Ведь голос ни на йоту не изменился. Может, только чуть „посеребрился“, но все равно был хорош! И это при том, что Валера совсем его не берег. Ставил воду в морозилку, потом вылавливал из нее ледышки — обожал похрустеть ими, пососать как леденцы».

Любил попеть в душе?

Анна: «Дома он вообще не пел и не репетировал. Петь во время застолья — исключено. Считал, что место певца на сцене, а не в душе».

Распространено мнение, что у Валерия Владимировича был невыносимый характер. Это так? Анна: «Лучше иметь тяжелый характер, чем никакого. Да, натура у него была сложная. Но при этом он был добрым, заботливым, великодушным, хлебосольным... И никогда никого не обсуждал за глаза. Это я могла возмущаться «лещенками» и «кобзонами», когда, бывало, они вместе выходили на сцену и «не видели в упор» Ободзинского. А он — ни полслова на эту тему... Он не фальшивил, не лукавил, ни в чем выгоды не искал. Говорил: «Так, как я, никто больше деньги не любит. Но я люблю заработать». При этом на компромиссы вообще не шел. Если чувствовал, что для него как для артиста уровень несоответствующий, отказывался. Например, ни за какие деньги не пел в ночных клубах. И даже слышать не хотел ни о каких поездках в Америку и круизах вокруг света, которые ему предлагали. И это были не капризы звезды. Просто он не желал «позориться за деньги».

Думаете, он рвался на сцену всем доказать, что он лучший? Вообще не рвался. Как истинному артисту ему неинтересно было жить за счет старого багажа, он хотел развиваться как творческая натура и постоянно себя искал в новом качестве. Например, планировал ставить песенные мини-спектакли. Еще в конце 70-х питерский композитор Филиппов специально для него написал музыку на сонеты Шекспира. Валера загорелся идеей сделать моноспектакль, хотел сам и сыграть, и спеть в нем. Но тогда идею зарубили на корню — сказали, что на это нет денег. Дали понять: пой как пел, тебя хотят слушать таким! И все-таки мечту о таких постановках Валера пронес через всю жизнь. Когда незадолго до смерти записал песни Вертинского, в интервью стал говорить, что мечтает поставить музыкальный спектакль по его произведениям. И поставил бы! Быть певцом с приставкой «ретро» не хотел. Говорил: «Я хочу свое ретро осовременить!»

Считается, что Ободзинский — это «Восточная песня», «Эти глаза напротив», «Колдовство», «Золото Маккены». А сам он какие свои песни больше любил?

Анна: «Нелюбимых песен я не пою!» — это его фраза. Но на концертах часто говорил: «Сейчас я вам исполню одну из самых своих любимых песен». И пел «Аравийскую песню». Видимо, она была для него знаковой".

Он о своем таланте и о своем месте в истории знал?

Анна: «Безусловно. Он не считал себя звездой мирового значения. Но говорил: «Пока меня не было, здесь мое место никто не занял!»

Как он относился к своему довольно странному званию «заслуженный артист Марийской ССР»?

Анна: «Никак. В ту пору такие звания давали от балды. Например, Иосиф Кобзон был заслуженный артист Чечено-Ингушской ССР... Когда однажды Валере задали вопрос на эту тему, он ответил: „А что мне это звание? Лучше дайте хорошую квартиру, хорошую пенсию, чтобы я себя почувствовал человеком“. Пенсия у него была копеечная».

Загадка Ободзинского

Говорят, у Валерия Владимировича были еще две слабости — книги и женщины...

Анна: «К книгам он относился с большим пиететом. И — это правда — женщин очень любил. Причем недостатка в них у него никогда не было».

Какие качества в первую очередь привлекали в нем слабый пол?

Анна: «Красотой-то он никогда не блистал, зато обладал редким мужским обаянием. Чувство юмора — тончайшее. Голову потерять там было от чего помимо таланта. Да и сам Валера, что называется, „барышням не отказывал“. Признавался: „Я ни одной приличной бабы не пропускал!“ А лично я крайне дорожила его чисто мужской чертой — за его спиной очень спокойно и надежно было. Он делал все, чтобы рядом с ним я чувствовала себя настоящей женщиной».

Ваши недоброжелатели упрекают: мол, вы не стали его официальной женой...

Анна: «Мы собирались расписаться. Но Валера сразу сказал, что роспись — это ерунда, надо венчаться. А я некрещеная. Кто же знал, что в пятьдесят пять лет он уйдет из жизни? Ободзинский был совершенно здоровый мужик. Я сама в 1995 году настояла, чтобы он все анализы сдал, всех врачей прошел. И, кроме кисты на почке, у Валеры ничего не нашли. Помню, врач сказала: „Валерий Владимирович, будете себя хорошо вести, еще пятьдесят лет проживете!“ То есть ничего не предвещало такой быстрой кончины. Скажу больше: он еще хотел, чтобы я ему ребеночка родила (и об этом заявил в одном из интервью!). А умер — неожиданно — от сердечной недостаточности 26 апреля 1997 года».

А у вас роман был?

Анна: «А как же?! Естественно, поначалу, когда он переехал ко мне, какой-то любви неземной не наблюдалось. Были ровные дружеские отношения, очень теплые. А уж когда стали вместе жить... тут и вспыхнули чувства. Но они же не на пустом месте вспыхнули. Как раз вспомнила интересный случай. В 1979 году я улетела по делам в Минск. Звоню оттуда подруге, которая тогда у меня жила, та ошарашивает: «Звонил администратор Ободзинского, так матерился! Говорит, у Ободзинского завтра концерт, а тебя нет!» Я собираю манатки и первым рейсом — в Москву. Помню, Валера проходит мимо меня и сквозь зубы роняет фразу: «Ну и где же ты была?»

В любви признавался?

Анна: «В проявлениях чувств Валера был сдержан. Говорил: „Я тебя люблю, но по-своему“. И загадочно улыбался. А буквально перед своей кончиной сказал, что меня любит. Я чувствовала, что это так. Все это очень трагично...»

Бывшая жена и дочери Ободзинского обвиняют вас в том, что (цитирую) «Есенина присвоила себе права на его творческое наследие и наживается на его имени»...

Анна: «За два года до смерти, 17 сентября 1995 года, в интервью „Радио России“ Валере был задан вопрос: „Человек смертен. Что останется после вас?“ Он сказал: „Останется Анна. Она собирает все, у нее — вся моя жизнь и творчество“. Но, видимо, этот вопрос задел его. Потому что 22 сентября он меня повел к нотариусу и составил завещание на мое имя. „Если со мной что-то случится, я хочу, чтобы моим творчеством занималась Аня“ — его слова. Казалось бы, что тут такого: он разведен, живем вместе, я занимаюсь всеми его делами, архивами, собираю по всей стране записи его песен, редкие фотографии и так далее. Ни сберкнижек, ни сундуков с бриллиантами у него нет. Он переехал ко мне жить только с носильными вещами, личными наградами за песни и фотоальбомом. Но! Я о завещании сообщила жене и дочерям Валеры в первую же неделю после его смерти. То есть они знали о документе, и никакого интереса сей факт ни у кого не вызывал. А спустя восемь лет, в 2005 году, его дочери подали заявление в Мещанский суд, что они фактически вступили в права наследства. Не сказав судье ни о моем существовании, ни о завещании. Суд — в неведении и, разумеется, выдал им какой-то документ, которым они теперь козыряют».

Сколько всего официальных жен было у Ободзинского?

Анна: «Две — Нелли Ивановна и Лолита Львовна. Нелли Ободзинская развелась с ним в 1991 году, у нее от Валеры две дочери — Анжела и Лера. С которыми, между прочим, у меня долгие годы были добрые отношения. Я их в свой дом притащила, за ними ухаживала, они здесь жили, спали, я сидела с их детьми... А в 2002 году, после концерта памяти Валеры, девочки вдруг решили, что я на этом сильно разбогатела и с ними не поделилась. Поясняю: денег я там не зарабатывала, да и не было ни такой цели, ни даже такой возможности. Единственная цель того концерта — чтобы заложили „звезду Ободзинского“. И тогда они решили все взять в свои руки. Раньше они не думали, что на этом можно что-то поиметь. А теперь их, похоже, надоумили, что можно „разрешать“ печатать диски с песнями папы, проводить большие, напоминающие тусовки концерты его памяти и жить припеваючи. Конечно, я мгновенно нажила недоброжелателей, запретив все концерты под маркой Ободзинского. Но это не моя блажь. Любое подобное мероприятие я оцениваю по одному критерию — как бы отреагировал на него Валера. А он при жизни твердо считал, что концерт нужно делать либо супер, либо никак.

Естественно, организаторы подобных „бизнес-проектов“ спят и видят, чтобы девочки отсудили у меня права. Но ради памяти Ободзинского я не только до Конституционного суда, но и до Международного — в Страсбурге — дойду».

А на чьей стороне закон?

Анна: «Если по закону, то тут даже рассматривать нечего: у меня на руках документ, из которого все ясно. Но как будет в реальности — посмотрим. А пока, к сожалению, я свою работу делать не могу. Уходит время, уходят люди, которые могли бы рассказать неизвестные факты из жизни певца Ободзинского, оказываются на помойке его записи, фотографии... И я уверена, что за подобное попустительство наши потомки нас по головке не погладят».

материал: Андрей Колобаев

1025


Произошла ошибка :(

Уважаемый пользователь, произошла непредвиденная ошибка. Попробуйте перезагрузить страницу и повторить свои действия.

Если ошибка повторится, сообщите об этом в службу технической поддержки данного ресурса.

Спасибо!



Вы можете отправить нам сообщение об ошибке по электронной почте:

support@ergosolo.ru

Вы можете получить оперативную помощь, позвонив нам по телефону:

8 (495) 995-82-95