Хоррор имени Пятницкого

В середине 2000-х, когда в моде стало возвращение к "корням", часто можно было слышать от продюсеров: "Зачем нам этот Голливуд?.. У нас же великая литература, там столько сюжетов валяется под ногами". "Гоголь. Начало" (режиссер Егор Баранов, автор идеи — Александр Цекало), можно предположить, вырос именно из этого представления — что Гоголь "наш первый русский хоррор". Адекватности в этом утверждении столько же, сколько и в представлении о том, что Достоевский — мастер детектива, а Толстой — это семейный роман. Величия литературы никто не отрицает, но, чтобы выжать из классики "современное", нужно быть достойным соавтором классика. В сущности, какие у Гоголя "ужасы"?.. Обычный сельский фольклор, низовая мифология. Страшные рассказы на ночь, легенды, тосты — как говорил герой советской комедии. Их писатель лишь использует в качестве рамки — для того, чтобы организовать, выстроить собственный литературный космос, чтобы выпуклее показать человека, расширить взгляд на него.

Гоголь — не о борьбе с темной силой, а скорее о сложной гармонии; это сотрудничество, сосуществование, не борьба, а скорее игра — ведь черта можно переиграть, обмануть. У любой ведьмы или черта в гоголевских произведениях есть свои правила, свое время и место. В этом пространстве существует негласный договор между людьми и нечистью, и лишь несоблюдение этих правил грозит санкциями обеим сторонам. Зло просыпается по причине нарушения правил, а не просто так — оттого, что ему "приспичило". И к тому же у любого зла есть свои слабые места или границы. Делая очередной хоррор "по мотивам", вкладывая в это большие деньги (а тут, например, богатая картинка), наши продюсеры и режиссеры, как правило, совершенно не объясняют причин выхода зла на сцену. В голливудском фильме вам прежде всего дотошно объяснят, что стало причиной нарушения баланса: у нас же аккуратно, ученически копируют форму, эффекты, внешний вид героев и антигероев, их сверхсилу или сверхспособности, но при этом никогда не объясняют устройства системы зла, логики нечисти. Понять причины зла в "Гоголь. Начало" решительно невозможно: зло тут просто "тупо злое", оно появляется из-за дерева и мочит или его точно так же тупо мочат.

Эта иррациональная, немотивированная жестокость парадоксальным образом делает зрителя равнодушным к злу, а само зло совершенно не страшным. Это и есть ноу-хау русского хоррора: зло тут вызывает не ужас, а смех — именно из-за натужных попыток нагнать страху. Получается какой-то клюквенный хоррор, точнее, вместо хоррора получается Оруэлл, причем он еще и пританцовывает и припевает как бы в народном стиле. И тут мы приходим к странным выводам: страх и ужас возникают только на контрасте с нормой; а если нормы — логики, системы — нет, то и антинорма неубедительна. И еще, без личности в таком кино невозможно создать ни пространство добра, ни пространство зла. А люди тут, в Диканьке (сюжет очень отдаленно напоминает "Вечера на хуторе близ Диканьки"), не менее декоративны, чем само зло. Человек тут — подсобный материал — для кровищи, для ужаса, для насилия. Все это лишь антураж, призванный своей патриархальной карнавальностью оттенить темные силы. Люди, обитающие тут — за исключением, может быть, кузнеца Вакулы,— лишены субъектности, они попросту гумус, материл для лепки чего угодно. Между тем у Гоголя все герои — личности, со своими слабостями и пунктиками, но все-таки — личности. А в нашем кино полноправной личностью может быть только человек, облеченный властью, причем желательно из федерального центра. Здесь это следователь из Петербурга (Олег Меньшиков), который расследует таинственные убийства девушек в полтавской деревне, а также другие господа, которые так или иначе также имеют отношение к Петербургу или к органам власти.

Фигуру следователя у нас научились приспосабливать для интерпретации почти любого произведения; русское кино, можно сказать, породило фигуру Великого Следователя (как столичный следователь Горемыкин, например, в недавней экранизации "Бесов" Владимира Хотиненко). Осталось дождаться его появления в новых версиях "Гамлета" или "Дон Кихота". Силовик — это и есть идеал русского кино, только он и наделен высшим правом наводить порядок, превращать хаос в космос. И он, конечно, есть еще и главный представитель Добра, но с кулаками. Единственным подлинным сообщением такого фильма является одно: человек без государства, без присмотра ничего не может. И люди, и черти — все это лишь декорация для Власти.

Это и есть ноу-хоу русского хоррора: зло тут вызывает не ужас, а смех именно из-за натужных попыток нагнать страху на пустом месте

"Хитер русский продюсер!.." — хочется воскликнуть в гоголевском духе. Ему нужно делать постоянные комплименты государству и при этом пытаться сделать все это еще и модным, "привлекательным для молодежи". Решение этой противоречивой задачи дается огромными усилиями, из-за этого приходится перекраивать все повествование. А тут все еще и осложняется тем, что дело в нашем фильме происходит на Украине, пусть и фольклорной, ХIХ века. В соответствии с актуальной политической ситуацией авторам приходится повсюду расставлять намеки на современность, чтобы ни у кого не возникло сомнений в лояльности авторов. "Не будет тебе счастья!" — смеется потусторонний голос над героиней, желающей убежать от возмездия и олицетворяющей, по сути, саму Украину, которая "вступила на кривую дорожку".

Впрочем, стоит отдать должное авторам. В качестве помощника следователя они ввели фигуру самого Гоголя — Николай Васильевич, как известно, служил некоторое время в Третьем отделении (политическая полиция) писарем, куда попал по протекции Фаддея Булгарина. Проработал недолго, тяготился, как указывают биографы, но чувствуется, что авторы буквально ухватились за этот факт — Гоголь помогает охранке, каково!.. Сама по себе идея ввести Гоголя в пространство, им же придуманное,— весьма интересная, богатая, это, пожалуй, единственное, что оживляет фильм. Гоголь — действительно "начало"! — как бы знакомится с героями своих будущих произведений, чтобы потом переплавить их в свой "мир". Увы, эта гениальная находка почти никак далее авторами не используется. Персонаж по имени Гоголь (Александр Петров) в фильме ведет себя классически анекдотично, по Хармсу. Он постоянно хлопается в обморок, и над ним все подшучивают из-за этого. Впрочем, потом он берет расследование в свои руки, и дело начинает двигаться. "Записки помощника следователя" — был такой советский жанр; местами тут, конечно, просматривается и обновленная шерлок-холмсовщина, идущая на BBC Wales. Кровь, анатомия, трупы: но в чем основная мысль, опять же? Ради чего? В чем конфликт? Да ни в чем. Вот вам Гоголь — а вот трупы; вот сносит кому-то полбашки; вот чудище о четырех резцах — ты ж хотел ужаса, мистики, чего тебе еще надо?..

Запланировано сразу четыре подобных фильма по мотивам Гоголя, причем все они должны выйти в течение одного сезона, осенью. Это смело и ново для русского кино, и мы, конечно, желаем авторам удачи. Хотя надо скептически заметить, что наш зритель вообще-то очень консервативный и не любит продолжений историй. Чтобы он сходил не на один, допустим, а на целых два фильма подряд, для этого у истории должен быть такой сарафан (народная молва), как у "Матильды", а то и побольше. А у "Гоголя" такого сарафана пока нет. Остается слабая надежда на монархистов, которых что-нибудь в этом фильме оскорбит. Но надежд мало: про Украину там все, как принято, Гоголь — наш, следователь из Петербурга — тоже наш. Может быть, кого-то оскорбит количество насилия и крови?

Едва ли. Кого этим теперь удивишь. Минкульт уже выдал прокатное удостоверение фильму, правда, запретив его для просмотра лицам младше 18 лет без сопровождения взрослых. Поэтому "Гоголь. Начало" стартует в российском прокате в двух версиях: режиссерской 18+ и для более широкой аудитории 16+. Но кто знает? Может быть, именно ограничение по возрасту и породит несметные толпы школьников, штурмующих кассы кинотеатров ради одного билетика?.. Если расчет такой, то это, конечно, коварнейший, изощренный план. Это должно сработать.