Очередной материал про кинематограф.
Сегодня — о художнике раскадровок. Имя его — Джей Тодд Андерсон.
Дмитрий Меньшиков, редактор сайта "1001.ru".
Художник раскадровок Джей Тодд Андерсон, с которым братья Коэн работают уже почти тридцать лет, рассказал изданию Filmmaker Magazine, как познакомился с режиссерами, с чего обычно начинается работа над их фильмами и чем был интересен процесс создания раскадровок для картины «Да здравствует Цезарь!».
Filmmaker: Во сколько лет вы начали рисовать?
Андерсон: Мне было около трех лет. Моя мама была художницей. Она вручную раскрашивала фотографии для Olan Mills. Поскольку цветное кино было в моде, обычно брали черно-белые фотографии и раскрашивали их. Глаза делали голубыми, а тон для кожи добавляли с помощью ватных шариков и масляной краски. Так было в течение многих лет, в том числе и во Вторую мировую, вплоть до 50-х. А когда наконец появилась Kodachrome, необходимость в этом отпала. Но моя мать занималась этой работой.
F: Что вам нравилось рисовать?
А: В детстве я рисовал все, что видел по телевизору. Много рисовал Супермена. Летом только это мы и могли делать: дети собирались в кучу и просто рисовали. Мой отец был фанатом «Кливленд Браунс» и по воскресеньям смотрел их матчи. Я рисовал футболистов и так научился изображать персонажей в действии. Я также много рисовал в школе, за что меня отправляли домой, потому что мне было наплевать на занятия.
F: Вы учились в Государственном университете Райта (Wright State University) в Огайо, но карьеру начали в Техасе. Почему вы поехали туда?
Андерсон: Мой друг жил в Техасе. Он тогда сказал, что там снимают много фильмов. Так что я просто собрал свои вещи, сел в машину и поехал. Там я уже понял, что продакшн-компании, которые снимали все фильмы, расположены в определенных отелях Далласа. Поэтому я начал звонить в отели и спрашивать: «Могу я поговорить с представителем продакшна?» Если у них в отеле была такая компания, они тебя соединяли. Я ехал в их офис и умолял взять меня на работу, говорил: «Я буду делать что угодно и бесплатно», при этом у меня вообще не было денег. Они спрашивали, буду ли я заниматься питанием на площадке. Я отвечал: «Конечно», но понятия не имел, что под этим подразумевается.
Помню, как снимали фильм для ТВ «Последний побег Томпсона» с Робертом Митчемом, и я каждый день приходил и просился на этот проект. Однажды ночью мне позвонили — это было в два часа, и сказали: «Нужно, чтобы завтра ты был у нас». А я заранее уже сказал им, что умею рисовать, и, когда пришел, художник-постановщик показал мне полароидные снимки на столе. Потом он дал мне снимки с локаций и сказал: «Нарисуй эти вещи в этих локациях». Я взял все это с собой в квартиру — а это была действительно крошечная квартирка, куда можно было прийти, включить свет, а тараканы разбегались с криком: «Бежим! Он здесь!», — где и нарисовал, что требовалось. Меня спросили, не хочу ли я остаться и стать декоратором. Так я и получил свою первую работу в кино. У меня до сих пор остались эти рисунки. Трудно поверить, но я храню их.
F: Вы как-то взаимодействовали с Митчемом?
А: Роберт Митчем был великолепен. На меня часто орали, потому что я не был хорошим декоратором. Чувствовал такое отвращение и был так разочарован, что хотел уже уйти. Эти телевизионные фильмы прямо какие-то цыганские поезда. Тяжеловесные и быстрые. Но Митчем был мил со мной. Он слышал, как на меня орут, и при каждом случае заступался за меня. Появлялся и тут же орал на режиссера, а потом подмигивал мне. Он был действительно невероятным.
F: Как вы из проклинаемого декоратора на телефильме уже на следующий год стали раскадровщиком на «Воспитании Аризоны» братьев Коэн?
А: Я работал на другом телефильме, «Даллас: Ранние годы», и ухаживал за девушкой из бухгалтерии, которая упомянула, что собирается работать на проекте Коэнов «Воспитание Аризоны». Одним из лучших фильмов, который я посмотрел в колледже, был «Просто кровь». Я видел его несколько раз. Я рассказал об этом своему другу Роджеру Бэлку, который был декоратором на «Последнем побеге Томпсона», и он ответил: «Нам нужно туда попасть! У меня есть отцовская кредитка, поехали туда просить работу».
F: Чтобы получить работу, надо было пройти собеседование с Джоэлом. Какую сцену он попросил вас нарисовать?
Андерсон: Это была сцена, в которой Хай похищает ребенка, который ползает под кроватью. Я нарисовал ее, а Джоэл сказал: «Да, это довольно хорошо». У них еще были собеседования, поэтому Джоэл пообещал позвонить. Но ни у меня, ни у Роджера не было адреса или места, куда можно было позвонить, а это было еще до сотовых телефонов. Нам негде было остановиться, так что мы ночевали под открытым небом в пустыне и каждый день ездили в город позвонить по таксофону и спрашивали: «Ну что, мы получили эту работу?». И получали в ответ: «Прекратите нам звонить! Мы дадим вам знать!» (смеется).
F: Получив эту работу, вы сразу почувствовали связь с Коэнами?
Андерсон: В первую неделю они сказали мне: «Если ты нам понравишься, мы наймем тебя и на остальные фильмы. Но мы еще не решили, нравишься ты нам или нет». Я ответил: «Что ж, справедливо». Когда первая неделя действительно хорошо прошла, Джоэл сказал мне: «Ну, Джей Тод, мы решили, что ты нам нравишься. (Смеется.) Мы оставим тебя на ближайшие пять недель».
Когда «Воспитание Аризоны» вышло и я посмотрел его в Нью-Йорке, увидел, что оно точно такое же, как мы его нарисовали. И подумал: «Да, это правда круто». Рисунки не были очень хорошими, поверьте, но они напоминали кино. Мне по сей день сложно оценить тот опыт, полученный на «Воспитании Аризоны». Каждый фильм, над которым я работал в течение нескольких следующих лет, меня разочаровывал в плане сценария. Я думал, что все фильмы, которые меня попросят раскадровать, будут похожи на «Воспитание Аризоны». (Смеется.) Но тогда мне просто повезло получить работу на крутом фильме с парой крутых талантливых ребят.
F: Как началась традиция указывать вас в титрах под шуточной должностью? В фильмах Коэнов вы значитесь как угодно от «борец с пером» до «графитового оператора».
А: Это была идея Итана. Я всегда просил придумать его что-нибудь, так как скучно всегда называться «художником раскадровок». На «Да здравствует Цезарь» я немного устал от этого. Думаю, там просто указано «автор сторибордов» или что-то вроде того. Рано или поздно любая шутка изнашивается. Мы еще не решили, что будем делать дальше.
F: Расскажите о работе с Коэнами. Было что-то особенное в создании «Да здравствует Цезарь!»?
Андерсон: Единственное, чем отличается фильм «Да здравствует Цезарь!», это то, что он снимался полностью в Лос-Анджелесе. Обычно Коэны начинают снимать в Нью-Йорке, а затем уже мы едем на локации и продолжаем рисовать раскадровки.
Обычно в процессе работы — а он всегда один и тот же, не меняется, — [в течение препродакшна] мы встречаемся утром и решаем, что рисовать. Джоэл приносит свой список кадров, при этом очень конкретный, а Итан сам неплохой художник, так что он рисует какие-то эскизы. Я стою у клипборда, а они набрасывают мне идеи, которые я фиксирую на бумаге, разделенной на маленькие квадраты. Если что-то не срабатывает, я бросаю эту бумагу прямо на пол. То есть обычно я стою в куче бумаги. Потом они меня спрашивают: «Ну, теперь тебе есть, чем заняться, Джей Тодд?» и уходят. Я раскладываю эти рисунки на своем рабочем столе и делаю второй заход. На следующий день они приходят, я показываю стопку рисунков. Они могут одобрить их, могут сказать: «Вот этот — не совсем то» и предложить другую идею. Затем третий заход — когда я рисую так хорошо, как только могу. Но я всегда с подозрением отношусь в красиво выглядящим раскадровкам, хотя бы потому что время — деньги.
Мы прорисовываем весь фильм, каждую сцену. Даже восьмерки. Это огромный объем работы. Она занимает от шести до восьми недель, и ирония в том, что на раскадровки уходит столько же времени, сколько на сами съемки.
F: В течение этого процесса вы показываете раскадровки кому-то, например оператору или художнику-постановщику?
А: Конечно. Мы стараемся закончить раскадровки за пару недель до начала съемок, так что каждый может посмотреть их и понять, как примерно будет выглядеть фильм. До того как я не закончу, я не позволяю их выносить из моего офиса — иначе я с ума сойду, но я оставляю их на столе, так что люди могут зайти и посмотреть их. Это часть моих обязанностей — облегчить труд других людей. Так что я стараюсь держать двери своего кабинета настолько открытыми, насколько это возможно.
И любому, кто приходит в мой офис (а это могут быть и чьи-то родители или уборщик), я могу спросить о своих рисунках: «Что происходит здесь? А здесь?» Это могут быть просто люди с улицы, но если они поймут, каким будем фильм из раскадровок, значит, мы все сделали правильно.
F: Дает ли какие-то указание постоянный оператор Коэнов Роджер Дикинс? Может ли он сказать, как собирается выставить свет в определенных сценах?
А: Да, он так и делает. Потом на основе раскадровок он делает свои невероятные рисунки, где показывает, как собирается выставить свет, планы сверху. Роджер много думает над этим вместе с Коэнами. Многие операторы слишком заняты на съемке рекламы, чтобы приходить просто так на встречи по раскадровкам. Для них это экономически невыгодно. Но Роджер всегда рядом.
F: «Да здравствует Цезарь!», наверное, очень забавно раскадровывать, так как в нем постоянно сменяются жанры. Если одна сцена словно из мюзикла Басби Беркли, то следующая уже в стиле библейских эпиков вроде «Бен-Гура».
А: В рамках целого фильма мы сняли еще целую кучу других фильмов. На съемках произошел забавный случай, когда Бетси (Магрудер), второй режиссер на фильмах Коэнов, сильно расстроилась из-за того, что актер, который играет второго режиссера [в фильме внутри фильма] сказал «Снято!» и все начали говорить, но сцена на самом деле не была закончена. (Смеется.) И так происходило постоянно, неважно на какое количество людей уже к тому времени наорали. Каждый раз, когда актер произносил «Снято», все начинали говорить. Было забавно. Я всегда любил фильмы о фильмах, вроде «Американской ночи» Трюффо или «Сансет Бульвара».
F: ... «Поющих под дождем»...
А: Этот фильм был у нас референсом. Это один из лучших фильмов из когда-либо снятых. Круто, что «Да здравствует Цезарь!» снят в олд-фэшн стиле. Мы строили декорации — громаднейшие декорации, такие уже никто не делает. Все же снимают на зеленом экране. Была сцена распятия [для эпика о римлянах с Клуни], и на каждом была библейская одежда, было ощущение, что мы смотрим, как снимают какой-то старый фильм. Я не знаю, увижу ли я подобное еще раз.
