Выпуск N 81 от 1 апреля 2003
26.10.2002
Про пятницу
С Наташей хорошо... У нее глаза прыгают зайчиками и руки теплые. Она их ладошками книзу кладет и чай липовый пьет ложечкой. А ноготки у нее короткие, правильно, чтобы никого не повредить. На улице дождь, галстуковыми булавками колется в окно, так и кажется - алмазные, камешки на иголках сверкают.
А на улице желтые листья будто яблоки четвертинками и капельная бахрома на свежей краске зеленой под расписанием, хочется слизнуть, да боишься... Мне говорили, что люди лысеют, когда под дождем без шапки ходят или у них волосы "сильно кудрявятся". А я не слушалась: хотелось, чтобы волосы "кудрявились". Они теперь и кудрявятся, потому что без зонтика ходила.
И теперь хожу, без зонтика. А мы в кафешке сидели. Называется: "Хмурое утро". Там меню очень смешное, в виде афишки -пьесы. Все блюда разбиты на три действия: хмурое утро, день, теплый вечер. Блюда - хорошие, вкусные. Хотя... Мне, после презентации меню в "Национале", в котором и "утиный паштет в валоване", и "перепелиное филе с лисичками", и "клубника, фаршированная кедровыми орешками в амброзии" уже ничего не страшно. В "Хмуром утре" чай очень вкусный, липовый. И люди вкусные.
А в конце меню - список действующих лиц: хозяин, повар, "человек без определенных обязанностей", старик, официантка и др. Говорят, совладелец - Гардон, он тут чаще бывает. А чего ему тут не бывать? Если бы у меня была кафешка на набережной, я бы тоже в ней бывала.
27.10.2002
Спать надо дома
Признаться, я очень люблю уезжать из дома в ночь. Куда-нибудь. Даже не важно, куда, но сам процесс... Когда до хрипоты убеждаешь родителей, что тебя не убьют террористы, когда разбиваешь копилку и выбираешь последние монетки, чтобы хватило на дорогу (у родителей в такие моменты лучше не просить), когда быстро-быстро, чтобы не остановили, срываешь в прихожей пальто украдкой, выбегаешь, не завязывая шнурки (потом, на лестнице) и бежишь на электричку или автобус.
Люблю, потому что... есть в этом какая-то сорвиголовость, которой я еще так дорожу. "Каюсь, молод, но пройдет десяток лет..." - говорил Костик.
Люблю убегать ночью, спрыгивать с балкона, не слушать, что кричат (очень грубо порой) вдогонку родители... иногда лукавить, умалчивать, лгать (плохо)... Но... свобода! И ночь - твоя. Ура.
Люблю ночевать не дома. Но... Больше всего я не люблю не дома просыпаться... О, какое это тягостное бремя - вставать не дома... В гостях, у друзей, на даче у родственников, на Киевском вокзале (не приходилось), на кушетке "Скорой помощи", на полу, в поезде... Когда не хочется открывать глаза, потому что придется вставать, одеваться, приводить себя в порядок, ехать домой невыспавшейся... Думать, как же было хорошо дома! Я бы сейчас спала, иногда щурясь на часы, и проваливаясь в подушку, снова засыпала... И родители бы не волновались, и мама бы не звонила каждый час, и ехать бы никуда не пришлось... Ах, как же хорошо спать дома...
28.10.2002
Государство и мы
С государством в своей жизни я соприкасаюсь мало. Почти не прикасаюсь. Брезгую. Оно ведь грязное какое-то, потасканное... и слово противное "государство". Фу.
Зато оно меня иногда задевает. И очень неприятно. Сегодня: настроила центр музыкальный, будильник поставила, спать легла, на папин голос не проснулась... и...
Хоп, 9.30. У меня ОБЖ на Моховой начинается в 9.30. А я проснулась в 9.30. Что же это такое? Центр исправный... а... электричество ночью отключили, все настройки и слетели. Кто это сделал? Кого винить? "Если в кране нет воды?", "Если света нет давно?", "Если в целях экономии(?) электричество выключают ночью?" Не в ЖЭК ведь идти, правильно? Но все же это - госструктура. Это его щупалец, я знаю.
Бегу на электричку. В 9.54. Следующая - 10.25. Если не успею - на контрольную по французскому опоздаю. Это уже не в планах.
Электричка - эта самая ненавистная мне система административного меня подчинения. Электричка - это механизм по расписанию. Механизм государства. Я не могла идти до станции 7 минут! Тем более бегом. Электричка пришла раньше. Запрыгнула в последний вагон. Запыхавшаяся, с отбитым зонтиковым носиком, с аритмией, с экстрасистолией. А кому есть дело? Никому. Хоть я умру на этом мосту, прыгая через ступеньки, электричка ждать не будет. Приходится бежать. И это и есть государство. Это и есть государственная власть с усредненной пользой обществу. Вроде всем, но не каждому.
29.10.2002
Где учат про снег
Не люблю ГЗ МГУ. Там люди странные - все учатся. На журфаке такого не увидишь. Да и страшные всякие слова на голову бедную сыпятся: "кафедра теории пластичности", "семинары по искусственному интеллекту", в курилке бередят прах Пифагора, а в туалетах из пальцев пирамиды в воздухе строят. Но: надо мне. У меня задание журналистское.
Где в МГУ изучают снег? Думаю... не знаю, наобум пошла на геофак.
У мальчика в лифте спрашиваю:
- слушай, геофак, на каком этаже?
- с 12 по 18
- А... а мне про снег. Ты не знаешь, мне куда?
- Так, это кафедра "криолитологии и гляциологии", на 18-м.
- э... кафедра чего? Гля... куда?
- на 18-м.
- а... спасибо.
Прихожу к кафедре "крио... гля... чего-то там". Там люди. Спрашиваю, чего знают про снег. Говорят, что он - белый и холодный. А... ясно. А аспиранта никакого нет? Есть. Вот, Антон - аспирант.
Антон рассказал мне умно-умно, смотрел как на идиотку, от диктофона отказался, фамилию не назвал. Неприятный. Чтоб его.
Спрашиваю:
- Ну, так, сколько же снежинок за один снегопад выпадает?
- Не знаю.
- Как это? Ты же снег изучаешь! И не знаешь!
- а кому это нужно, снежинки считать?
- Ничего себе! Ну и чего же вы на этой кафедре делаете, что даже не знаете, сколько снежинок выпадает?
- ну... мы это... изучаем. Снег, гляциологию, структуру...
- И чего: НИ один ученый снежинки не считал?
- естественно, нет.
- какая чушь! Ненужная у вас кафедра какая-то. Ну ладно: а можно снежинки марганцовкой покрасить? Или растают?
- не знаю, никто не красил.
- НУ и дела! НИКТО не красил? А эксперименты, а опыты, а лаборатории на что?
Ушла расстроенная. Так он мне и не сказал, можно ли марганцовкой снег красить, завтра опять пойду, к химикам.
30.10.2002
Я села сзади них. Они сидели так, что в щелочке между автобусными креслами можно было увидеть лишь его плечо и край ее улыбки. Поэтому я так и не смогла понять, была эта девушка Ирой или нет.
А кусочек улыбки был вполне ясный: как пазл, вложенный в точную ячейку, - ее улыбка. И локон темный - ее. И заколка - да, она носит именно такие дешевенькие китайские заколки крашеной пластмассы.
И, видно, плачет. Ну да, это Ира.
Я бы окрикнула ее, если бы она была одна. Но... рядом с ней, сидел "чувак". Не юноша, не молодой человек, не парень, а именно "чувак": квадратный подбородок, лысый затылок, пустые рыбьи глаза и покатые плечи. Девушка то клала голову на его плечо, то жарко прижималась к нему щекой, а он лишь отводил от нее глаза и бесстрастно прятал пустые руки (лишь бы ее не касаться, что ли?)
Временами она отворачивалась к окну и плакала, иногда он брал ее жесткими пальцами за подбородок и мазал странной дикой лаской: это даже не поцелуй, так скорее животные помечают своих сожителей - мордой о морду.
Мне так больно стало, такое мерзостное чувство: так обидно за нее, так жалко, так... напрасно. Даже не сделаешь ничего для... Ведь не подойдешь же к ним: "Ира, ты что, не видишь, какой это урод? Отсядь, отойди от него - он же с тобой даже стоять рядом не смеет. А ты его целуешь."
Она всегда с такими встречается мужланами: точнее... она считает, что они хорошие, милые, добрые люди. А они скоты и дебилы, только себе в этом она не признается. И любит их, юродивых свинопасов, и жалеет, и ездит к ним, и ждет, и плачет, когда они ее бросают, оставляя после себя какую-то гадость.
Мы подъезжаем к Киевскому, пассажиры потихоньку встают, тыча ладонями по карманам в поисках монет, пара поднимается с кресел. Я смотрю на девушку, ей в лицо, на тот краешек улыбки, который мне показался знакомым, я смотрю внимательно и... О, небо! О, Счастье! Благодарю тебя! Спасибо!
Это не Ира. Это другая девочка. Какая-то дуреха, которая плакала, злилась на этого нелюдя, который не мог ее даже пожалеть и обнять, которому она сейчас надевает на голову шапку, которого вот, момент спустя, целует... Это не Ира.
Слава Богу. Ира сидит дома и смотрит какой-нибудь сериал о вечной любви. Или слушает какого-нибудь смазливого певца, который уверяет ее в своей неразделенной любви, и очень грустит, тоскует, плачет, что у нее нет молодого человека, что некого любить и не о ком плакать, ведь так хочется! Слава Богу! Пусть плачет. Я ведь знаю, что через несколько недель она найдет себе вот такое убожество, и ее переживания закончатся. А мои за нее - начнутся.
31.10.2002
Приключения журналиста в МГУ
С одной стороны, это очень хорошо, что у меня нет денег на телефон - он молчит и никуда не зовет. Можно идти туда, куда тебе действительно нужно идти, а не туда, куда тебя зовут другие.
Я была поражена сегодня чуточку. Уж насколько я неробкий человек, но...
Как мало нужно подчас для того, чтобы поразить, удивить, шокировать, довести чужую радость до апогея, абсурда, эйфории...
Никогда от меня не требовалось так мало, как сегодня, чтобы произвести незабываемое впечатление. Мне достаточно было оказаться девушкой. Девушкой на физфаке.
Я не утрирую, не гиперболизирую, не вру. Сначала молодой человек повел себя со мной очень неряшливо и невнимательно... Но после геофака это меня не раздосадовало. Я списала эти качества на нежелательность моего присутствия, однако... Позже я обнаружила, что ... это обращение не было индивидуализировано, не было корректировано, молодой человек с кафедры полимеров вел себя естественно. Так, как он себя всегда ведет. Как он ведет себя в обиходной жизни. С другими молодыми людьми.
На кафедре "физики полимеров и кристаллов" сотворился восторг: молодые люди улыбались, кричали, прыгали, наперебой угощали меня чаем, кофе, стульями, компьютером и обнаружили тот редкий тип восторга, пребывая в котором даже забываешь узнать имя человека. Такое действие, я полагаю, не смогли вызвать даже хрустальные подвески у аборигенов побережья слоновой кости.
Я немного стеснялась, мялась, мне было очень неудобно, что я отрываю пятерых молодых людей от занятий на кафедре, но... ничего не могла поделать. Лишь через полчаса эйфорическое смятение немного улеглось, и я смогла получить всю необходимую мне информацию.
01.11.2002
Да нет, я... Я просто... Расстроилась? Как пианино под дуб крашенное. Сколько баночку с водой не ставь внутрь - чтоб не рассохлось, все равно, рано или поздно расстроится. Как я. Я тоже расстроилась.
Так легко - словом - зарони в душу зернышко бешеного огурца, и... И не успеешь проследить, как он вырастит, наберется твоих сил, обопрется стеблями о грудную клетку и начнет влагой огуречного сока плеваться. И новыми семечками. И так без конца.
Я отчаялась. Настолько во всем отчаялась, что решила проверить: неужели в самом деле не осталось в моей жизни ничего мало-мальски, толечка-толечки теплого, светлого, того, во что можно было бы еще верить?
Была у меня заветная мечта. Просто желание. Очень бережно хранила и мало кому рассказывала: хотелось в Кепари де Пари. И ... чтобы не просто так: перекусить сходить, а по-настоящему: посидеть, кофе выпить, Джо Дассена наслушаться, Бель Эль - грушей в шоколадном соусе насладиться, розу желтую краешком ноготка в бокале пощекотать... Вот так мне хотелось.
Раз уж в жизни верить больше ни во что не было сил, я решила, что ... и в нее, эту кафешку, верить не надо. Чтобы разочароваться и отчаяться, я туда и поехала.
Расстроилась от того, что не разочаровалась. Роза желтая в бокале, свечка теплится краешком бумаги пожелтевшей в нос, чтоб щекотно. Девушка, по мановению ресниц приносит меню и бережно поднимает оброненную ложку за кончик, двумя пальчиками.
А плакала потом, в голос на Мосту. Рыдала, глядя на Храм Христа Спасителя, сбрасывала с себя слезы - как ненужные капли, свисая в реку, ревела не глядя в прохожих, в репинском скверике. Скверик - это для тех, кому скверно. На мосту плакалось особенно хорошо: а вот так упаду, утону - пальто тяжелое, или... или поплыву, вдоль шоколадной фабрики, где пахнет сырками с примесью какао, вдоль заводов, фабрик, ресторанных огней... Поплыву по реке, как ежик: "Я - ежик... Я упал в реку" и кто-то большой и скользкий, подцепит меня плавником... Или скажет: садись мне на спину, ежик... Я повезу тебя туда, где пьют чай, с можжевеловыми веточками и считают звезды, и относятся бережно, и не хватают за руки, и любят, и ждут, и где много-много французских блинчиков с грушевыми прожилками и шоколадом...
Или утону... и не будет никакого светлого будущего - ведь все вы непростительно ошибаетесь, господа, его нет, нет, как и блинчиков, и любви, и счастья. Его нет...
А вот этого, господа, я вам никогда не прощу.
02.11.2002
Вначале вся эта затея была похожа на дешевый молодежный фильм ужасов: компания ребят приезжает в загородный дом, разводит огонь, готовится к празднику, потом кто-то уходит за дровами, или за водкой, или за шампурами в гараж и пропадает. Потом второй, который пошел искать первого, потом третий, потом и четвертый, которому надоело одиноко сидеть в чужом доме и бояться.
Да, примерно так Женин день рождения и начинался. Его родители (мои дядя и тетя) накупили еды, наделали салатов, приготовили мясо для шашлыков, накололи дров для бани и камина и оставили все хозяйство на совесть Жени (надо признаться, человека ответственного), его девушки ("Яночки, как ее называет Женя), Жениного лучшего друга Олега (это от его имени, как мы потом выяснили, пошел термин "олегофрения") и меня (Жениной двоюродной сестры). Антураж фильма ужасов преследовал меня повсюду: опустевший дачный поселок, безликий глухой лес, короткий световой день, решетки на окнах, из-за которых все время, кажется, кто-то выглядывает, холодная ночь, глубокий колодец, в который так удобно выбрасывать трупы, скрипящие двери и вибрирующий всеми стеклянными внутренностями буфет.
Но, все прошло успешно: вечеринка не очень клеилась, но главный виновник (в том числе и этого обстоятельства) ничего не замечал: кроме него и Яны, на дне рождении не было ни одной пары, поэтому все как-то сконфуженно ели шашлыки, слушали Квин и обреченно пили водку.
Отношения с мгушными юристами у меня не сложились с самого начала, после того, как я была представлена как "двоюродная сестра" (нет, чтобы просто Саша, - думала я), Яна была из МГИМО, мы с ней презабавно кудахтали о женском и стругали салатики, а школьные друзья Жени - люди самодостаточные, поэтому развлекали себя сами.
Я сидела на белом мехе около хрустящего мягким поленом камина, пила красное вино и читала Расина... "Да , пришло время камина", - думала я, обнимая себя и кутаясь в кресле-качалке.
03.11.2002
Лишь сейчас я начинаю понимать, насколько журфак далек от науки. От МГУ. Так же, как далека Моховая от Воробьевых гор, полагаю. Когда я поступала на журфак, сердобольные родственники прямо меня предупредили, что "журналистика это не наука", поэтому будь готова к тому, что заниматься придется чем-то другим. (наверное, они хотели добавить "черти чем", но так как родственники - люди интеллигентные, они умолчали). Я с этим внутренне согласилась.
Но сейчас, когда я прихожу в ГЗ и вижу, что ... некоторые семинары идут по 3 часа без перерыва, что даже четверокурсники ходят каждый день на все пары, что студенты после занятий, которые заканчиваются иногда после пяти, не идут домой, а занимаются "наукой" на кафедрах, я еще глубже осознала, насколько журналистика "неглубока". На кафедрах они могут сидеть часов до 11.
Что значит "заниматься наукой" ни у гляциологов, ни у физиков я не выяснила: гляциолог Женя - мой благодетель - быстро скрылся за тяжелыми дверями родной кафедры, а физик Сережа, с которым мы разбирали моделирование коллапсов и структуру фракталов, ответил, что это "что-то вроде работы": "вот ты сейчас тоже не учишься, правильно? - сказал он, - однако вроде как на работе. Также и мы.
Я нетактично пробовала заметить, что "мне за это деньги заплатят", а он рассказал мне, что объездил весь европейский союз, выступая на различных научных симпозиумах. Я позавидовала. Чем занималась в тот вечер я - я бы так быстро не определила.
Ваша А.И.Шевелева
