Всего неделя прошла с тех пор, как я последний раз вспоминала о том, как писала роман.
Источник: unsplash.com
Весна с тех пор окончательно вступила в свои права, разве что в самых затенённых лесных канавках ещё можно найти островки снега. Изменилось всё: цвета, запахи, звуки. Появились бабочки, мухи и шмели, ещё ошалевшие от спячки, и…дачники. Бодрые, энергичные, шумные. До ужаса. Вот, всего несколько лет прошло с тех пор, как я сменила статус дачницы на статус местной жительницы, а какие изменения в психологии. Да, понаехали. Иначе и не скажешь. Только теперь мне стала внятна джокондовская улыбка, с которой прощались со мной местные подруги-соседки, когда я прощалась с ними осенью, уезжая с дачи. Да, до весны, мы будем скучать…И мы будем…Когда отдохнём от ваших детей, собак, музыки и шашлыков. Да, искренни были, пожалуй, только дети.
Они и правда скучали, и созванивались зимой. Как и я когда-то скучала по своей многолетней-летней закадычной подруге Ире. Как же было проблематично для ребёнка в середине 70-х позвонить из Москвы, например, в Клязьму! Или наоборот. Надо было получить санкцию от старших, пойти на телефонную станцию, отстоять очередь, и при этом точно не знать, дома ли абонент, и позовут ли его к телефону. Да, вы что, не знаете этих взрослых? Человек такие испытания преодолеет, а в ответ: «Нет, она не может подойти, она делает уроки. А у тебя что, каникулы? Ей очень много задают». А из Москвы, из квартиры с телефоном? Да тоже сразу трудности, уже на уровне телефонистки: «Что ты балуешься? Если в самом деле нужно, пусть взрослые и звонят. Какие твои дела, на проводах висеть?».
А взрослым некогда, и не хочется, и счёт придёт… А потом, по семейным обстоятельствам, бабушка продала эту незабвенную дачу. Как выяснилось, это был не дом прабабушки, вечный и неизменный, а наследство, которое бабушка должна была делить с детьми сестры.
«О как!», - как все мы научились комментировать такие ситуации спустя годы. А тогда, через год после продажи, такая меня одолела ностальгия по даче и по её воплощению, Ирочке, что я рванула туда, преодолев все взрослые кордоны, не помню уж, поздней осенью или ранней весной. Списались по почте. Вот почта тогда работала безупречно. Приехала. Ира встретила меня на станции, как договорились. Большие уже девочки, 12 лет. Всё оказалось не таким, как мечталось. И не только на дачу, к чужим людям, было не зайти, но и в соседний дом, к Ирочке.
Её семья переехала «на ту сторону», - в смысле, от платформы. Меня там приняли очень хорошо, гостеприимно, как родную. Но уж очень мы за этот год отдалились, и выросли, и изменились. Хотя и рады были, и прогулялись по всем «нашим» местам. Ира, которая и раньше любила нянчиться с младенчиками, в этот раз оказалась просто влюблённой в крошечного племянника. Рвалась к нему, как родная мать, глаз с него не сводила, и хотела переодевать и кормить, и щебетать с ним постоянно. Я была не менее страстно влюблена в поэзию серебряного века. Бредила ею, цитировала строчки бесконечно, в общем, тоже была невыносима. Говорить было не о чем. Больше не виделись. Бабушка, которая какие-то местные связи сохраняла, рассказывала потом, что Ира вышла замуж рано, за однокурсника-кубинца, и уехала. И её родители тоже уехала за границу.
Как я понимаю, скорее всего, это был не просто кубинец, а кубинский еврей (на Кубе ведь есть евреи? ). И семья благополучно уехала, но не на Кубу, а в Израиль. Надеюсь, благополучно. И надеюсь, Ирочка родила необходимое и достаточное для счастья число младенчиков. Таких, как была она сама и все её племянники: кудрявых, крепеньких, сообразительных, жизнелюбивых, любвеобильных и быстроногих! Со всей мировой печалью в карих глазах. Мазл тов! Надеюсь, ничего плохого не случилось, и все они фармацевты. А не поэты и не актёры какие-нибудь несчастные. Потому что её реакция на мои рассказы и сами эти рассказы о судьбах поэтов точь-в-точь походили на разговоры товарища Хоботова с медсестрой в «Покровских воротах». Я была скорбно-спокойна, а она ужасалась.
Что касается меня, к тому моменту в моей жизни, о котором у нас изначально шла речь, я сильно изменилась. Стала куда более приземлённой, чужими стихами до бессонницы больше не зачитывалась, свои писала только на музыку, и то, по просьбе желающих, и обрела интерес к детям. Итак, моя жизнь была вполне благополучной. И у меня было и желание, и обязательство написать роман. Мне, честно скажу, очень понравилось его писать. Это оказалось не менее интересным, чем читать остросюжетную книгу. Герои мне нравились, и меня занимали перипетии их отношений. Я проговаривала их диалоги. Они шутили, я смеялась. В общем, во время, отведённое мной на творчество, дома я присутствовала только номинально. Телом. Если меня звали, я могла очнуться и даже выполнить определённые действия. Приготовить что-то привычное, запустить стиралку и т.д.
Иногда я выпадала из реальности неожиданно. Задумывалась, например, во время прогулки с коляской. А также сидя перед телевизором и стоя у плиты. При этом на вопросы я отвечала через раз, и иногда не в тему, что несколько раздражало моих близких, но, до поры до времени, они терпели. В конце концов, я получила небольшой аванс в издательстве и имела право на задумчивость. «Это же работа». Категорически моё отсутствие в собственном теле не устраивало только маленькую дочь. Ребёнка и собаку не обманешь. Ты либо рядом, либо нет. А надо быть рядом всегда. На этот факт мне строго указала моя подруга. Как профессиональная (и хорошая) актриса, она моё отсутствие ощущала не хуже ребёнка.
Пришлось принять меры, и придерживаться решения выпадать из реальности только непосредственно сидя за письменным столом. Насколько мне это удавалось. Так мы переехали на лето на дачу. Уже другую, конечно. Существование без дачи мою маму тяготило неимоверно, и как только родители прекратили пользоваться ведомственной дачей (по причине развала Союза и, соответственно, союзного ведомства), купили крохотную, но собственную. Там, на террасе, за неровным дощатым столом, я и поставила последнюю точку.
Светлана Козина
