100-летие со дня рождения режиссера Сергея Бондарчука его семья отметит в узком кругу за столом, делясь воспоминаниями. Семейное торжество не обойдется без Константина Крюкова — внука народного артиста. О том, как Сергей Федорович снял и показал на хуторе свой первый фильм с помощью трехлитровой банки, какие традиции сложились в семье и что поразило внука на похоронах деда, популярный актер рассказал «Известиям». Беседа состоялась в перерывах между репетициями спектакля «Снегурочка» в Театре на Таганке, премьеру которого 25 сентября Константин пропустит из-за юбилейной даты, но уже на следующий вечер, скорее всего, выйдет на сцену в роли Мизгиря.
— Как будете отмечать 100-летие деда?
— Соберемся в семейном кругу, поздравим нашу бабушку (Ирина Скобцева — вдова Сергея Бондарчука, народная артистка РСФСР. — «Известия»), обменяемся воспоминаниями, съездим на кладбище. И, конечно, будем смотреть документальные фильмы про дедушку. В первую очередь, мы все ждем картину, которую продюсировала компания Федора Бондарчука. Съемочная группа фильма объездила полмира, потому что у дедушки была активная деятельность, в том числе за границей — там столько интересных людей что-то про него рассказывают! Я пока видел только трейлер. Федор, скорее всего, принимал монтаж фильма, но нам ничего не показывает.
— Поделитесь воспоминаниями о дедушке. Какие из них самые яркие?
— Он был очень креативный и рукодельный. Всё время и очень много что-то писал маслом, стругал, мастерил, придумывал. Развлекал меня всякими детскими забавами, а еще смешно рассказывал, как он решил заняться кино. Однажды у себя на хуторе он нарисовал несколько сцен, взял трехлитровую банку с водой, которая играла роль лупы, и через нее стал прокручивать для ребят этот мультик. «Это было мое первое кино в жизни» — говорил он мне. В детстве я долго пытался эту технологию воссоздать, но у меня не получилось.
— Каково это — быть внуком такого великого человека? Вы понимали масштаб личности вашего деда?
— Нет, мы ведь с родителями жили за границей. А бабушка и дедушка были для меня в первую очередь просто бабушкой и дедушкой. Когда я прилетел в Москву на похороны деда, у меня был шок. Мы с родителями приехали в Брюсов переулок, где его отпевали, а там — столько людей! Я спрашивал: «Кто они? Зачем они все сюда пришли?». Мама никак не могла мне объяснить, я не понимал. «Они пришли, потому что они его любили», — говорила она. — «И что, зачем приходить сюда в этот день? Он же умер! Это же грустно», — никак не унимался я.
Осознание пришло ко мне гораздо позже, а окончательное, профессиональное понимание личности Сергея Бондарчука сложилось уже после того, как я в первый раз сыграл в кино. На съемках «Девятой роты» я представил, как создавалась «Война и мир», и когда после этого вернулся домой, сказал бабушке: «Ириша, я больше ни одного фильма не назову плохим». Это же такой адский труд, так много людей этим занимается и так много надо сделать, чтобы получить хорошую минуту экранного времени, что назвать это словом «плохо» становится сложно. Даже если фильм совсем несуразный.
— Почему вы бабушку называете по имени?
— Когда я маленький вернулся в Москву и стал называть бабушку бабушкой, она сказала: «Ну какая я тебе бабушка? Посмотри на меня». Я говорю: «Ну да, логично». — «Я Ириша». — «Хорошо, значит, будешь Иришей». С тех самых пор она Ириша и для меня, и для Сережи (еще один внук Ирины Скобцевой, Сергей Бондарчук – младший. — «Известия»). Она и сейчас человек с таким внутренним стержнем и чувством юмора, что назвать ее бабушкой просто язык не поворачивается. Она может развеселить кого угодно, она самый мощный человек в нашей семье. Даже когда все уже опустили руки, она придет и всё равно «выкопает эту яму», как ни крути. Очень терпеливая, фантастически мудрая, спокойная, никогда не выходит из себя. Ее обожают все мои друзья, потому что она рассказывает удивительные истории, всех помнит, у каждого спрашивает, как его дела и что происходит у него в жизни. Человек с фантастическим светлым разумом и огромной любовью к жизни, просто огромной!
А еще она периодически, без упрека, выдает тебе какие-то штучки. Помню, когда началась пандемия, я был в Питере. Там всё позакрывалось, я месяц жил между номером в отеле и съемочной площадкой. Звонит мне Ириша, она тогда плохо себя чувствовала и долго лежала дома: «Ну как ты?». — «Грустно так, не могу… Надоела эта пандемия, хочу куда-то пойти, хотя бы в ресторан, а то я целыми днями между номером и съемками». Она говорит: «Да? А я, знаешь, третий месяц в своей спальне лежу. Знаю тут каждую трещинку на потолке, я посчитала, их 1876. И что-то не жалуюсь». Говорю: «Блин. Извини, Ириша». — «Ты хоть на съемку ездишь, людей видишь. Ну, не грусти там». — «Ладно, я понял. Не буду». Она никогда ни на что не жалуется, только намекает, мол, давай приземлись чуть-чуть. За это мы все ей очень благодарны.
— Читала, что вы даже развлекательное кино, которое зрители ругают на чем свет стоит, не критикуете. Неужели первые съемки вас настолько шокировали?
— У нас с Иришей была смешная история. В «Главкино» мы снимали комедийный сериал «В Москве всегда солнечно». Есть люди, которые комедии снимают тяп-ляп: 20 съемочных дней и великий фильм готов. Но у нас были читки, мы серьезно подошли к материалу, репетировали. Потом началась нормальная съемочная рутина, и вдруг мне звонит Ириша: «Я еду домой. Давай к тебе в павильон заскочу». Она приехала, немного посмотрела и быстро уехала.
Возвращаюсь вечером домой, спрашиваю: «Ну как?». Она говорит: «Я в шоке. Я только начала думать, что в этой сцене происходит, как ее можно было бы улучшить, и тут сказали: «Снято». Как «снято»? Всего три дубля было и одна репетиция». Она так расстроилась, сказала: «Я теперь многое понимаю. Если вы в таких сжатых временных рамках работаете, то даже при самом большом желании не можете уйти в глубину». С другой стороны, она поняла, как это сложно, когда ты не можешь расширить эти рамки. Сказала: «Сложно так быстро всё делать. Не попробовать, не понять, не пощупать, ба-бах! — и уже всё снято». Ириша призадумалась на пару дней, переоценила современные производственные составляющие.
— Вот ведь поколение: Ирина Константиновна зашла на съемки на три секунды, а думала об увиденном несколько дней…
— Потому что кино — это жизнь всей нашей семьи. Все мы всё время об этом думаем, хотим знать, как это развивается, у кого как получается, кто что для этого делает. Мы с Иришей дважды снимались вместе, нам было жутко интересно поработать вдвоем на площадке. А вспомнить мой самый первый театральный опыт в МХТ. Мне было очень тяжело, Ириша мне сильно помогала. Говорила: «Ты не волнуйся, вы первый месяц вообще ничего не будете делать, потом уже начнете как-то обрастать». — «Почему нельзя сразу сделать рисунок, сыграть его и уйти?» — возмущался я. — «Нет-нет, так нельзя».
— Всегда было интересно узнать, какие ценности передают в вашей большой семье из поколения в поколение?
— Главная ценность в нашей семье, самый больший смысл жизни — это работа. Люди, которые приходят в нашу семью, либо перенимают это, либо им становится как-то грустно… Просто с нами невозможно общаться или жить, если ты вообще не работаешь. Желательно в кино. Мы все очень любим работать, и дома, наверное, только это и обсуждаем. У нас даже семейных дел нет. Кто, с кем, зачем и почему — нам малоинтересно.
К сожалению, мы редко встречаемся все вместе, но у нас есть традиции. Обязательно проводим вместе Пасху и Новый год, стараемся всех наших близких собрать за одним столом. Обязательное делаем это за городом в старом доме, обязательно за тем столом, за которым еще Сергей Федорович всех собирал. Все очень любят этот дом, потому что уже три поколения нашей семьи проводят там свой досуг. Приезжают очень взрослые люди и говорят: «Вот здесь мы прятали водочку в свое время». Приезжает следующее поколение: «Слушай, а вот здесь я головой выбил дверь нечаянно». Потом приезжают уже наши с Сережей друзья и начинают выбивать головой дверь.
Мы — за капсулу семьи, города, страны. Мы это всё любим и пытаемся сохранять. Я вырос в Швейцарии, но моя мама всё равно читала мне Пушкина и Достоевского с утра до вечера… Мне это жутко не нравилось: ты живешь в другой стране, с другой культурой — на фига тебе это? Но сейчас я понимаю, что мы все стали такими мамами и папами, которые говорят: «Нет, иди сюда, здесь великий Федор Михайлович». Хочется сохранить культуру нашей великой литературы, нашей великой страны для наших детей, чтобы они не изобретали велосипед — у нас всё это уже изобретено давно.
— А что для мужчин из вашей семьи важно в женщине в первую очередь? Какие качества?
— В нашей семье важно, чтобы она поддерживала тебя в работе, сама занималась творчеством или работой, что-то созидала. У нас в семье нет ни одной женщины, которая бы сказала: «Я домохозяйка и всё». Я не говорю, что это плохо — кому-то нравится, кому-то нет. Просто у нас все привыкли друг с другом общаться о работе и творчестве.
У Ириши с Сережей быта как такового даже не было. Она рассказывала: «Я приезжала из экспедиции, Сережа приезжал. Мы садились дома друг напротив друга, просто сидели и смотрели друг на друга час, а потом опять разъезжались на месяц». Надо как-то выдержать такую неорганизованную в общем понимании жизнь. Но это очень весело, всех потом затягивает: экспедиции, кино. У меня, по крайней мере, с этим всё сложилось.
— Интересно, что в спектакль «Снегурочка» в Театре на Таганке вы ввелись в очень короткие сроки. Тяжело было?
— У нас классная ситуация: в спектакль я ввелся всего месяц назад, а все, кто со мной играют, репетируют уже шестой месяц. Они знают всё, каждый из артистов знает мой текст целиком. Если я забыл фразу, мне сразу говорят: «Так-то и так-то». (Смеется.) Текст — единственная сложность для меня. Использую допинг олимпийцев — пью мельдоний. Кстати, Ириша очень обрадовалась, когда узнала, что меня позвали на Таганку. Это театр с именем. И я порадовался очень.
— О чем этот спектакль?
— Для меня основная идея Снегурочки — в том, что человек готов пожертвовать всем ради любви, а это максимальное состояние, которое редко случается в наше время. Даже чаще за веру готовы жертвовать, чем за любовь, хотя вера и любовь — одно и то же. Наша «Снегурочка» — классическая история, но сыгранная современными персонажами, с актуальной структурой существования. Когда мы разбирали спектакль по ходу репетиций, увидели: всё, что делают герои, ложится на нашу реальность. Особенно это касается моего героя — Мизгиря. Не получилось властью — попробуем хитростью, не получилось хитростью — попробуем обаянием, не получилось обаянием — попробуем деньгами: держи жемчужину уже и иди сюда. Не то? Хорошо, вернемся к силе. (Смеется.) Поэтому и такое безумное разочарование у него от всего на свете. Я таких героев знаю — их в наше время очень много.
Наталья Васильева
