Контраст тесноты и безлюдья

Япония представляет собой поразительный контраст перенаселенных приморских равнин и безлюдных просторов природы.

Существует представление, что необжитые места остались лишь на самом северном из четырех главных японских островов — на Хоккайдо. Но «японская Сибирь» не только там. Чтобы увидеть ее, достаточно отклониться от цепочки перенаселенных человеческих муравейников на восточном побережье, образующих Тихоокеанский индустриальный пояс.

Там глазам открывается лесная глушь, реки, пенящиеся водопадами, ширь альпийских лугов, вулканические озера, дремлющие среди вековых елей. Такова северо-восточная и центральная часть Хонсю, таков юг Сикоку и юг Кюсю.

Границы этой малознакомой иностранцам Японии очень запутаны и извилисты. Площадь Японии не так уж мала. Это полторы Англии. Однако японская земля на пять шестых состоит из почти непригодных для освоения горных склонов. Как говорят в Стране восходящего солнца, «горы и море теснят земледельца». Теснота здесь бросается в глаза прежде всего потому, что половина населения сгрудилась на 2% территории страны — на узкой полоске Тихоокеанского побережья. Казалось бы, бурное индустриальное развитие послевоенных десятилетий должно было привести к более равномерному размещению производительных сил, к освоению необжитых мест. Однако именно там, где людей много, население растет быстрее всего. Там же, где их мало, оно уменьшается.

Обезлюдевшая глубинка

Обостряющаяся перенаселенность Тихоокеанского индустриального пояса породила диаметрально противоположную беду: глубинные районы, на долю которых приходится около половины сельскохозяйственных ресурсов страны, все больше страдают от недонаселенности.

Казалось бы, человек, ставший куда более сильным в своем противоборстве с природой, способен далеко превзойти своих предков в освоении родной земли. Однако хотя в стране имеется лишь 6 миллионов гектаров пашни, японское крестьянство почти не осваивает новых земель.

Посевные площади сокращаются. И не только от того, что их съедает бесконтрольный рост городов и промышленное строительство. Даже освоенные земли, даже поля, которые возделывались многими поколениями, все чаще оказываются заброшенными, ибо их некому обрабатывать.

Крестьяне осознают, что и в родных местах можно многое сделать, дабы поднять доходы. Но чтобы осваивать горные склоны, создавать сады, парниковые хозяйства, свиноводческие или птицеводческие фермы, нужны деньги. А когда весь капитал состоит из пары мозолистых рук, приходится исходить из того, что в цехе или на стройке можно заработать больше, чем на поле. Доля рабочей силы, занятой в сельском хозяйстве Японии, за последние несколько десятилетий сократилась с 13 млн до 3 млн человек.

Судьба «второго сословия»

В феодальные времена земледельцы считались «вторым сословием». По своему положению в обществе они уступали лишь самураям. Ниже стояли ремесленники, а на последней ступени — торговцы и ростовщики с их толстыми кошельками.

В условиях послевоенного экономического бума 1960-80-х годов «второе сословие» оказалось под угрозой. Из-за индустриализации и бурного роста городов село обезлюдело. Земледелие стало «занятием дедушек и бабушек» (больше половины сельских тружеников — люди старше 60 лет).

Став одной из ведущих индустриальных держав, Япония уже не могла следовать девизу предков: «земледелие — основа государства». Сельское хозяйство дает ныне меньше 2% валового внутреннего продукта. Однако в абсолютных цифрах это отнюдь не мало для сектора экономики, где занято всего 5% рабочей силы.

3 млн земледельцев полностью обеспечивают страну рисом, на 80% — овощами, наполовину — фруктами, местные рыбаки поставляют почти две трети потребляемых морепродуктов.

Обезлюдевшие села

Глубинная часть префектур Киото, Окаяма, Хиросима — живописный край лесистых гор и возделанных долин. После страдной поры на поливных рисовых полях мужчины уходили в горы выжигать уголь, женщины выращивали и перерабатывали тутовый шелкопряд. Часть страны, обращенная к западному побережью, то есть к Японскому морю, образно называют «Сан-Ин» («в тени от гор»). Сейчас такое название трактуется уже отнюдь не как поэтическая метафора, а как образ края, оказавшегося в тени экономической, в тени социальной.

Плантации тутовника вырублены, ибо грозным соперником шелководов стал нейлон. Развитие бытовой электротехники подорвало спрос на древесный уголь, без которого японская семья прежде не могла прожить и дня. Из-за этого обезлюдили, словно вымерли от неведомой эпидемии, целые волости. Все реже возвращаются с отхожих промыслов мужчины. Приходит в упадок система поливного земледелия.

Из-за сокращения налоговых поступлений органам местного самоуправления не под силу поддерживать в порядке дороги, мосты, содержать учителей. Даже пожарные дружины приходится, как в войну, формировать из пожилых крестьянок. Когда в селе из полусотни дворов остается 5–6 семей, даже тем, кому некуда уходить, жить становится невмоготу. Вспоминается заснеженный школьный двор без единого человеческого следа, скрип пустых качелей. В школах порой остается 2–3 ученика и один учитель.

Когда ходишь по обезлюдевшему «поселку призраков» среди покинутых усадеб, когда видишь заброшенные рисовые поля, трудно совместить все это с укоренившимся представлением о Японии как о перенаселенной стране.

Но обезлюдевшие сельские районы — такая же горькая реальность современной Японии, как скученность половины населения страны на двух процентах ее территории.