«Я нахожусь в каком-то странном здании, напоминающем заброшенную больницу, а может быть, это завод или тюрьма. Все погружено в темноту, но я чувствую чье-то присутствие. Вдруг возникает чудовище, получеловек-полузмея. Я хочу от него бежать, но тело отказывается слушаться. Ужасное существо со свистом приближается. В этот момент я просыпаюсь, весь в поту…»
Вот пример типичного ночного кошмара, вариации которого с теми или иными деталями каждому из нас приходилось видеть во сне. Три четверти снов, с которыми пациенты приходят к этнопсихоаналитику Тоби Натану (Tobie Nathan), составляют кошмары. Это неудивительно: чем больше нас тревожит содержание сна, тем сильнее мы хотим понять, что он означает. Ночные кошмары – это преображенное и преувеличенное (со сгущением красок) отражение того, что мы переживаем, вопросов, которые мы себе задаем, наших конфликтов, профессиональных, семейных или супружеских. Вот почему, переживая стресс, связанный с разводом или увольнением, мы оказываемся чаще подвержены таким сновидениям. Они ни в коем случае не являются признаком какого-то патологического недомогания, за исключением случаев, когда мы каждую ночь видим очень страшные сны, вследствие чего перестаем спать вообще, – тут следует обратиться к специалисту.
Эти гнетущие сны, появление которых наши предки приписывали демонам, долгое время оставались неизученными. Да и по сей день многие их тайны остаются нераскрытыми. Древние толкователи снов остерегались раскрывать их суть, предпочитая предложить тем, кто их видел, исполнить ряд ритуалов, чтобы от них избавиться. Зигмунд Фрейд в таких снах усматривал попытку бессознательного реализовать подавленные сексуальные желания, воспользовавшись тем, что во сне сознание частично отключается. Его гипотеза до сих пор не получила ни научного подтверждения, ни опровержения. Да и самих психоаналитиков весьма озадачивала далеко не очевидная цель выискивать в плохих снах следы таких желаний. При этом, по мнению большинства психологов, такие сновидения помогают нам справляться с эмоциями и урегулировать наши внутренние конфликты. Возможно, эта способность приводить все свои органы чувств в состояние тревоги унаследована нами еще с доисторической эпохи, когда, не имея оружия против хищников, люди были вынуждены быть постоянно начеку для того, чтобы выжить.
СКРЫТОЕ ПОСЛАНИЕ?
Однако сам механизм функционирования наших кошмаров остается загадкой. Действительно, изучать их научным путем в стенах лаборатории очень трудно: испытуемых успокаивает присутствие рядом исследователей, наблюдающих за ними, и, как правило, они спят мирным сном. Несмотря на все существующие сложности, согласно современным исследованиям в области сна, нейробиологи выделяют два типа кошмаров: одни возникают в фазе парадоксального сна, оставляя при пробуждении чувство горечи, фрустрации, гнева или вины; другие возникают в ходе глубокого медленного сна, они вызывают в нас наибольшую тревогу вплоть до того, что, не умея вырваться из объятий ужаса, мы просыпаемся в поту, дрожа, с колотящимся сердцем. Одно можно утверждать с уверенностью, и здесь сойдутся древние толкователи снов и современные психоаналитики: наши сны имеют тайный смысл.
По мнению этнопсихоаналитика Тоби Натана, если правильно интерпретировать ночной кошмар, он «позволит воспринять какую-то правду о нас, которую мы смутно чувствуем, но не хотим или не можем знать. Он открывает нам что-то в поведении окружающих. Классический пример: в организации принято решение об увольнении сотрудника. Его высшее начальство ничего ему об этом не сообщило, но в тяжелой атмосфере недомолвок и тайн он ощущает некоторые знаки, указывающие на его увольнение. И тогда ему снятся кошмары, предназначение которых – предупредить его. Как только он окажется с этой ситуацией лицом к лицу, страшные сны прекратятся». Похоже, что наши дурные сны более гибко и чутко, чем наши сознательные ощущения, реагируют на то, что мы переживаем в реальности, и дают этому оценку.
ХИТ-ПАРАД СТРАХОВ
Из сотен рассказов, которые Тоби Натан выслушал от своих пациентов, мы выделили три часто повторяющиеся большие кошмарные темы.
Прежде всего, паралич. Самолет падает нам на голову, а наши ступни словно приклеились к земле; мы хотим позвать на помощь, но не можем издать ни звука; нам грозит опасность или мы ее предчувствуем, мы пытаемся действовать, но не можем ничего. Эти сценарии могут указывать на некоторую ситуацию агрессии, которую мы более или менее пассивно переживаем в своей жизни: нас подстерегает опасность, надо быть бдительными.
Подходя с научной точки зрения, можно говорить о том, что эта тревожащая нас неспособность защищаться отражает физиологическую реальность: когда мы спим, наши двигательные функции блокированы, и наше тело в самом деле сковано. И хорошо, что так, иначе мы бы все превратились в сомнамбул. По той же причине блокировки двигательной функции в наших кошмарах мы никак не реагируем на опасность, которая нам угрожает. Или же в эротических снах мы почти всегда занимаем пассивную позицию, подчиняясь воле другого. В наших снах физиологическая реальность и воображение спутаны.
Второй тревожный сюжет: падение в пустоту. В доме, где мы находимся, обрушивается потолок, проваливается пол, и мы оказываемся в кромешной пустоте. Такие дурные сновидения связаны с опытом покинутости, реальной или воображаемой. Они выражают страх потерять контроль, «отпустить вожжи», расслабиться. А еще, по мнению Тоби Натана, предупреждают нас о том, что кто-то нас предал или собирается это сделать. Остерегайтесь обмана: если мы не будем обращать на это внимания, мы рискуем упасть с высоты… Речь не идет о какой-то телепатии или особой прозорливости, это просто интуитивное чувство, возникающее от странного ощущения неудобства, неловкости, смутного ощущения несовместимости с тем или иным человеком, на первый взгляд слишком милым, чтобы действительно быть искренним, слишком вежливым, чтобы быть честным.
Встречи с людьми в маске, гримасничающими или странно одетыми, занимают третье место в рейтинге наших страхов: между тем эти персонажи наших снов лишь предупреждают нас о том, что в воздухе витает какая-то невысказанность. Например, человек, который притворяется нашим другом, на самом деле нас обманывает, имея корыстные намерения. А может и романтический вариант: человек из нашего окружения в нас влюблен, но не решается признаться в этом. Здесь тоже нет никакого ясновидения, только наша чувствительность, которая обостряется благодаря состоянию сна.
РАЗЛИЧИЕ СЦЕНАРИЕВ ПО ПОЛОВОМУ ПРИЗНАКУ
Подтверждая наши наблюдения, канадский психолог Антонио Задра (Antonio Zadra), собирающий коллекцию снов уже более десяти лет и проанализировавший более десяти тысяч рассказов, также свидетельствует о том, что в огромном числе случаев в кошмарах возникает насилие. Однако мужчины и женщины по ночам сражаются с разными агрессорами. Первые борются за свое выживание в военных конфликтах, в наводнениях, во время землетрясений и извержений вулканов. Женщинам по большей части достаются переживания от ссор, сцен расставания или унижения, участия в разнообразных психологических драмах, где они выступают героинями фильма. Как будто дневные штампы обнаруживаются в наших сновидениях. Похоже на то, что представители обоих полов сражаются с кошмарами тем же оружием, которым они пользуются во время бодрствования: мужчины прибегают к действию, женщины – к словам и эмоциям. Работа Антонио Задры также показала, что мы по-разному справляемся с эмоциональным грузом наших дурных снов: одни просыпаются ровно за мгновение до того, как агрессор наваливается на них, другие выдерживают дольше и успевают посмотреть, как их тяжело ранили. Но тут различий между полами мы не обнаружим.
ТЕОРИЯ СЧАСТЛИВЫХ СНОВИДЕНИЙ
Если наши кошмары – это часто полезные сигналы тревоги, то наиболее травмирующие из них, возникающие вследствие несчастного случая, автокатастрофы, агрессии, психологического шока, с которым не можем справиться, необходимо подвергать лечению. «Во время Второй мировой войны для того, чтобы излечивать солдат с психологическими травмами, американские военные психологи разработали специальную технику, умножающую количество кошмарных снов, – рассказывает Тоби Натан. – А затем, по прошествии определенного времени, возникал итоговый, разрешительный сон, «со счастливым концом». Пилот бомбардировщика, которому пришлось выпрыгивать из машины, охваченной пламенем, в конце концов видел сон, в котором его самолет мягко приземлялся, он сам счастливо избегал опасности и встречался с другими членами экипажа за рюмкой крепкого напитка».
Сегодня таких снов «со счастливым концом» можно достичь с помощью гораздо более щадящих техник, в частности, например, базирующихся на визуализации. Одна из них (imagery rehearsal therapy, или IRT) была разработана в США, теперь ее используют и в Европе. Пациент вместе с психотерапевтом мысленно переписывает сценарий навязчивого кошмара. Привлекая наиболее приятные образы и детали, пациент сочиняет более благополучный финал истории, который внедряется в его психику. Одновременно с этим травмирующий его кошмар рассеивается. Излечение наступает, как правило, через пять-восемь недель.
Василий Борисов
