1994 год. Президентом республики Крым становится бывший следователь прокуратуры Олег Носков, пытающийся вернуть полуостров в состав России.
У Носкова нет опыта ведения государственных дел, и слабостью власти пользуется мафия. Впереди приватизация здравниц Южного берега Крыма.
В драку за лакомые куски вступает крупная банковская структура России.
В основе сюжета — реальные события, участником которых был сам автор (в книге — Яшин, советник президента Крыма).
СЕРИЯ 36
1994-Й ГОД, СЕНТЯБРЬ
Парламент собрался на очередную сессию. Депутаты рассаживались, перебрасывались шутками. Телевизионщики неторопливо настраивали камеры. Но Яшин чувствовал, как в атмосфере зала потрескивают электрические разряды.
Наконец, министры правительства заняли свои места за длинным столом президиума, президент Носков опустился в отдельно стоявшее на сцене кресло, а Сарычев вышел на трибуну и начал доклад, похожий на странную смесь лекции и нотации.
— Ближе к делу, — выкрикнул Мозуляк. – Где ваша программа?
Сарычев отвечал высокомерным тоном:
— При подготовке программы мы пытались собрать всю информацию об экономике Крыма, все предложения с мест, но нас упорно игнорируют. То ли по причине высокой корпоративности местных кадров, то ли Крым представляет собой интеллектуально высушенную территорию. Что, в общем-то, объяснимо: империя работала, как пылесос. Все развитые ребята оказывались в Москве.
Сегодня Тусуев почему-то отсутствовал, и Мозуляк вовсю демонстрировал активность запасного игрока:
— Слышали? Это он – развитый, а мы тут – дебилы. Удивительная манера у этих экономистов. Что бы ни мололи, чувствуешь себя дураком. Лучше скажите нам по-простому: почему средний уровень жизни крымчанина ниже среднего украинского уровня почти на треть? И что вы собираетесь сделать, чтобы сократить этот разрыв? Хватит словоблудия. Изложите парламенту вашу программу. Или ее нет?
Сарычев о чем-то переговаривался со своими министрами, делая вид, что не слышит.
— Вашего поведения не потерпел бы даже сельсовет, — яростно выкрикнул Мозуляк.
— Я битых полчаса объяснял вам, что все наши действия саботируются органами власти на местах, — медленно проговорил Сарычев. – Какой может быть план, когда вообще невозможно работать?
Мозуляк саркастически рассмеялся:
— И поэтому вы предпочитаете загорать в рабочее время в пансионате «Море»?
— С чего вы взяли? – с оскорбленным видом отвечал Сарычев.
— За вами не только мы, за вами весь Крым наблюдает, — отчитывал его Мозуляк. – И запомните: когда вас здесь уже не будет, никто даже не вспомнит, какие планы строил вице-премьер Сарычев, какие речи произносил и чего он, как ему казалось, добился. А будут вспоминать, как он себя вел, где жил. Кстати, какая у вас зарплата, господин Сарычев?
Вице-премьер молчал, лицо его стало пунцовым.
— Ваша зарплата – полтора миллиона карбованцев, — тоном обвинителя продолжал Мозуляк. — Но живете вы в пансионате, где цена номера в сутки равняется этой сумме. Не хило! Может, откроете секрет, откуда денежки берете? Молчите? Ну, так я скажу. Проживание вам оплачивает один из российских банков, не буду его называть, чтобы не делать рекламу. Но если вы подадите на меня в суд, то назову. Не удивлюсь, если вскоре этот банк купит по дешевке этот самый пансионат «Море». И вы, таким образом, рассчитаетесь за проживание. А в это время промышленность и сельское хозяйство Крыма приходят в еще больший упадок, уровень жизни становится еще ниже. И рано или поздно избиратели скажут нам: вы что наделали? Вы зачем приветили этих москвичей? Ведь им совсем не то нужно, что нам. Нам нужна Россия, а им – их выгода. Так что мы сегодня от имени избирателей с вами разговариваем. А вы кого представляете и на кого работаете?
Сарычев выразительно посматривал на Носкова: мол, Олег Степанович, скажите свое слово, в такой обстановке невозможно конструктивно работать. Но президент что-то чертил в своем блокноте, делая вид, что погружен в свои мысли и ничего вокруг себя не видит и не слышит.
— Не посматривайте на президента, господин Сарычев, — разошелся Мозуляк. – Он вам не поможет. Ему тоже трудно будет объяснить, как он, с зарплатой равной вашей, живет в «Нижней Ореанде».
— То, что у вас до сих пор нет программы, очень странно, — сказал Сарычеву до сих пор молчавший спикер Цуканов. — Как же вы собираетесь дальше работать?
Сарычев ответил, не раздумывая, он словно ждал этого вопроса:
— Считаю, что президент должен получить указное право. Тогда местные власти не смогут игнорировать наши решения. И зарубежные инвесторы станут смелее. Никто из них не хочет вкладывать в экономику Крыма ни доллара, пока лично президент не будет гарантировать им сохранения их инвестиций.
— Вот как! – воскликнул Цуканов, разгадав, как ему показалось, что задумал Носков и его окружение. – Ну, что ж, давайте обсудим. Кто хочет высказаться?
На трибуну вылетел Мозуляк:
— Ребята, за каких лохов нас держит господин Носков и его московские дружки? Скажите, кому не ясно, что у них на уме? Хватит разговоров в кулуарах, мы только теряем время. И хватит ждать манны небесной, ее не будет. Предлагаю прекратить тайное строительство президентского самодержавия. Преждагаю признать не имеющим юридической силы указ президента о создании службы безопасности и межгосударственных связей. Полковник Воротников набрал в эту службу не только бывших сотрудников КГБ и МВД, но и самых отъявленных уголовников. А самое главное, предлагаю вернуться к первоначальной редакции Конституции Республики Крым, по которой исполнительная власть находится в руках парламента.
Президент Носков дал знак Цуканову, что хочет выступить. Спикер сказал:
— Слово предоставляется президенту.
— Уважаемые граждане Республики Крым! – начал Носков, глядя в глазок камеры и подчеркнуто обращаясь не к депутатам, а к телезрителям. – Это хорошо, что идет прямая трансляция. Вы своими глазами видите, как предпринимается попытка изменить конституцию и проигнорировать ваше волеизъявление. Избрали меня вы, а убрать меня хотят они, — он ткнул пальцем в зал. – Я знаю, что сейчас спикер поставит вопрос на голосование, и поэтому призываю депутатов осознать свою ответственность. Еще не поздно воздержаться от рокового шага, за которым последует хаос. Требую, чтобы голосование было поименным, чтобы народ знал, кто как проголосовал.
Носков вернулся в свое кресло, а Цуканов обратился к депутатам:
— Кто за то, чтобы голосование было поименным?
Все смотрели на табло.
— Решение не принято, — констатировал Цуканов. – Кто за то, чтобы привести «Закон о президенте» в соответствие с Конституцией Республики Крым от 1992 года, то есть признать этот закон не соответствующим этой конституции, прошу голосовать.
— Подождите! – раздался голос Мозуляка. – Что вы делаете? Вы же сами себе противоречите. Виктор Павлович, вы же голодовку держали за этот закон, а теперь хотите его отменить. Как вы объясните это народу?
Голос Цуканова был звонким и твердым:
— У народа было время во всем разобраться. Все уже поняли, что избранник оказался, мягко говоря, не на высоте своей должности. Народ нас поймет: тянуть с этим решением – значит только усугублять и без того тяжелое положение. Повторяю свой вопрос: кто за то, чтобы возобновить действие Конституции Крыма 1992 года?
Голос Цуканова потонул в выкриках депутатов, которые почти единогласно проголосовали «за».
— Но это конфроктация! — воскликнул Мозуляк.
— Не конфроктация, а конфронтация, — поправили его.
— Не так надо было делать, — повысил голос Мозуляк. Но его никто не слушал.
Цуканов придвинул к себе микрофон и обратился к Носкову:
— Поздравляю, Олег Степанович, за вашей спиной больше нет Партии независимости.
Носков поднял руку, призывая к тишине. Шум в зале поутих.
— Это я вас поздравляю, — сказал президент. – Поздравляю парламент, эту крупнейшую в Крыму коммерческую организацию, с победой. Бандиты могут быть довольны, а в Киеве, наверно, уже откупоривают шампанское. Браво, господа!
В зале поднялся невообразимый гвалт — депутаты давали волю оскорбленным чувствам.
Неожиданно крики начали стихать. Все оборачивались на входную дверь. По боковому проходу, раскачиваясь из стороны в сторону, шел человек. Казалось, он вдребезги пьян. Но когда приблизился к сцене, стало ясно, что это Тусуев. Он не был похож на самого себя. Костюм изодран в клочья, лицо в крови.
Тусуев заплетающимися ногами вышел на сцену.
— Что случилось, Сергей Фадеевич? Кто вас так? – оторопело спросил Цуканов.
Тусуев хотел ответить, но не мог выдавить из себя ни слова. Похоже, он был в шоке. Потом поднял руку и молча ткнул пальцем в Носкова.
Президент отреагировал презрительной усмешкой:
— Вы не в себе, господин Тусуев, кто вас так отделал?
К сцене подошел охранник Тусуева, совсем молодой парень с хорошим лицом. Он был весь в крови. Спикер поднялся из-за стола и подошел к нему. Охранник сказал ему что-то и свалился на пол.
— Господа, — объявил Цуканов. – На нашего товарища только что было совершенно покушение.
— Это он, — неожиданно подал голос Тусуев, показывая на президента.
— Провокатор! — Носков готов был броситься на Тусуева с кулаками. Но тому на выручку уже бежали депутаты.
Президент выругался и покинул зал заседаний.
Сидевшая в ложе для прессы Сильвия, опережая коллег, бросилась к выходу. У нее была масса вопросов, надо только успеть перехватить президента на пути к кабинету.
— Ко мне — никого! – приказал Носков секретарше, заводя к себе итальянку.
Кира тут же позвонила Галине:
— Эта сучка у него.
— Пришли за мной машину, — приказала Галина.
Носков был рад Сильвии. Ему надо было придти в себя.
Они сразу прошли в комнату отдыха и сели на длинный кожаный диван.
— Что-нибудь выпьете? – спросил Носков.
Сильвия жестом показала, что не откажется.
Носков плеснул коньяка в пузатые рюмки.
— Вы меня удивляете, — сказала итальянка, — Как это у вас говорится, я от вас торчу. Обычно политики очень трусливы и осторожны. А вы будто совсем не боитесь потерять власть. Это для меня загадка. Может быть, вам есть чем компенсировать эту потерю? Может быть, любовь? Что для вас дороже: власть или любовь?
Носков выпил коньяк и устало улыбнулся.
— Странно. Вы без камеры, без фотоаппарата и даже без диктофона.
— Зачем? В такой момент? — воскликнулаСильвия.
Носков плеснул еще коньяка.
— У меня был запасной аэродром, а теперь его нет.
— Вы – про любовь?
— Да. Я примерно знаю, что у меня впереди. Полное забвение. Никто не вспомнит добрым словом. Никто и никогда.
— А может, еще не поздно что-то изменить?
— Нет, развитие событий предопределено, и другим быть не может.
— То есть схватку с парламентом вы проиграете?
— За парламентом стоят бандиты, на стороне парламента – Киев. А кто за меня?
— Разве народ Крыма не за вас? – спросила Сильвия.
— Вы предлагаете обратиться к народу?
— А почему нет? У вас до сих пор довольно высокий рейтинг.
Носков покачал головой.
— Знаете, к чему приводит обращение к народу? Люди выходят на улицы и начинаются столкновения. А где столкновения, там жертвы. Нет, что угодно, только не это!
— Что же вы собираетесь делать?
— Сильвия, — Носков улыбнулся, – я от вас без ума, но не настолько, чтобы выдавать свои планы. Мне иногда хочется заключить вас в объятия, но ведь я терплю. Потерпите и вы.
Итальянка слушала его с полуоткрытым ртом, посматривая на его губы. Спросила полушепотом:
— То есть вы не сдаетесь?
— Ну, зачем же мне падать в ваших глазах?
— Не падайте, — прошептала Сильвия.
Носков взял ее за руку. Она не сопротивлялась. У президента закружилась голова. Он расслабленно откинулся на спинку дивана, привлекая к себе экзотическую женщину.
— Хорошо сидим, — послышался знакомый голос. В дверях стояла Галина.
Итальянка выпрямилась и поставила рюмку на журнальный столик.
— А теперь пошла отсюда, — процедила Галина.
— Ты что себе позволяешь? – повысил голос Носков.
Но Галина смотрела не на мужа, а на журналистку.
— Быстро вали отсюда!
С красными пятнами на лице итальянка выскользнула за дверь.
— Хабалка, — прошипел на жену Носков.
— По-моему, я тебе уже говорила: тебя должен любить только народ. И эта любовь должна быть взаимной. То есть ты должен любить только народ, — сказала Галина. – Налей-ка мне коньяка.
Носков плеснул ей немного.
— Лей полную! – скомандовала Галина.
Носков начал лить.
— Лей, лей, лей, — подгоняла его Галина.
Она выпила полный коньячный фужер одним духом и сказала:
— Ты не президент. Ты – неисправимый озабоченный кобель, который бросается на все, что шевелится. Вам, подлым мужикам, вообще нельзя доверять управление государством. Как только вы садитесь на трон, вы тут же забываете о своих обещаниях, о совести, чести, долге. Власть требует морали, а вы аморальны по своей сути. Только что произошло дикое событие: тебя хотят лишить всего, может быть, даже жизни. Тебе нужно думать, как на это ответить, а ты развлекаешься с новой сучкой. Ну, кто ты после этого? Натуральный кобель.
Выйдя из Белого дома, взъерошенная Галина увидела Федулова. Бывший главный охранник сидел за рулем «жигулей» и смотрел на жену президента мечтательным взглядом.
— Отвези меня, Игорек, — попросила Галина.
Некоторое время они ехали молча, потом Галина спросила:
— А у тебя, Игорек, есть комната отдыха?
— Нет, Галина Аверьяновна, еще не дослужился.
Носкова оглядела его все тем же странным взглядом.
— Дослужишься. Давай немного покатаемся. Что-то неохота мне домой.
Федулов понял, что пришла минута, которой он так долго ждал.
— А может, заедем тут в одно место, посидим?
— Ну, правильно, — задумчиво отозвалась Галина. – Прежде, чем лечь, надо посидеть.
Кажется, перед ее глазами все еще стояла картина, которую она увидела, когда отворила дверь в комнату отдыха мужа.
Федулов свернул к обочине и остановил машину. Галина никак не отреагировала, и он понял, что можно идти дальше. Он положил руку на обнаженное плечо женщины. Кожа у Галины была жаркая, упругая. Мужик заводной, Федулов уже не мог остановиться и умелым движением расстегнул лифчик. Вот с этим он зря поспешил, нарушил последовательность действий. Хоть бы поцеловал для начала. Галине это не понравилось. Но она не дернулась, не ударила по рукам. Только глядела на Федулова так, будто хотела сказать: ну-ну, посмотрим, до какой степени ты обнаглеешь.
Этот взгляд подействовал на бывшего охранника, как холодный душ. Он убрал руки и положил их на руль.
— Давай, Игорек, домой, — устало сказала Галина.
