1994 год. Президентом республики Крым становится бывший следователь прокуратуры Олег Носков, пытающийся вернуть полуостров в состав России.
У Носкова нет опыта ведения государственных дел, и слабостью власти пользуется мафия. Впереди приватизация здравниц Южного берега Крыма.
В драку за лакомые куски вступает крупная банковская структура России.
В основе сюжета — реальные события, участником которых был сам автор (в книге — Яшин, советник президента Крыма).
СЕРИЯ 38
1994-Й ГОД, СЕНТЯБРЬ
Максим Брагин страдал авиафобией, но раз в год, преодолевая животный страх и тошноту, летал вместе с Риткой и сыном в Куршевель, знаменитый зимний курорт на границе Франции и Швейцарии.
От аэропорта в Женеве до Куршевеля еще 140 километров. Это расстояние приходилось преодолевать на вертолете, от одного вида которого Брагина пробирала дрожь.
Но красоты Куршевеля искупали все страдания. Темно-синий воздух, голубоватый снег, тени огромных сосен, теплый желтый свет, льющийся из окон отелей и ресторанов, свистящий ход горных лыж …
Сюда слетались почти исключительно постоянные клиенты, которым заранее рассылались приглашения. В их число Брагин попал не сразу. В первый приезд он умудрился выставить у дверей своего шале охрану, а здесь это не принято. В довершение конфуза обнаружилось, что сынок разрисовал стены шале фломастером. Чтобы замять скандал, пришлось выложить кучу денег и в результате сократить срок пребывания. Номер стоил около 5,5 тысяч долларов в сутки. Это было дороговато даже для Брагина, бравшего с собой не меньше 100 тысяч «зеленых».
Зато он мог на равных общаться с именитыми гостями. Здесь, в Куршевеле, было не принято во время знакомства называть свои должности. Лучшей рекомендацией был сам факт того, что человек сюда приглашен и может позволить себе немного посорить деньгами.
Особенно интересовали Брагина знакомства с российскими министрами и депутатами Госдумы. Фотографиями, где он стоял рядом с ними в обнимку, были увешаны все стены его кабинета в центральном офисе и комнаты в особняке. Каждый, кто видел эти снимки, проникался верой во всемогущество Максима Петровича.
Многие приезжали сюда с любовницами, но Брагин никогда этого не делал. Он до сих пор не был расписан с Риткой, отшучиваясь, что брак природой не предусмотрен. Но, несмотря на частые измены, был по-своему ей предан. В немалой степени этому способствовала способность Журавской выглядеть, как леди. Никому, кто знакомился с ней в Куршевеле, и в голову не приходило, что еще четыре года назад эта женщина с изящными чувственными ноздрями и шикарной копной черных волос участвовала в конкурсе красоты в женской колонии ЖХ-385/2.
— Я так рада, — сказала Ритка и сладко потянулась.
Было утро, они с Максимом еще нежились в постели.
— Я рада, что у тебя все наладилось с Женькой, — продолжала Ритка. – У нас вообще все получается, тьфу-тьфу. Ты теперь политик. Правда, сессию пропускаешь, сачкуешь. Но кто тебе хоть слово скажет? Ты теперь лицо неприкосновенное. Втянешься постепенно, наведешь порядок в этом долбаном парламенте. Каких только козлов и балаболок там нет. А ты человек слова и дела.
Максим слушал и удивлялся самому себе. Ему не хочется оборвать Ритку на полуслове. Он не требует прекратить это кудахтанье, слушает спокойно. Что происходит? С ним определенно что-то происходит.
Ритка была довольна, что Максим слушает расслабленно. Теперь она могла сказать самое главное.
— Знаешь, у нас, по-моему, будет девочка. Если ты, конечно, захочешь.
Максим не возражал.
— Ну и ладно. Девка так девка. Вчетвером веселее будет.
Ритка благодарно прошептала:
— Максик, по-моему, я давно тебе не говорила одну вещь. Я очень боюсь тебя потерять. Это значит, я очень тебя люблю.
— Я тоже тебя люблю, — сказал Максим.
Ритка приложила его руку к груди, ей стало трудно дышать. Она никогда не слышала от Брагина ничего подобного.
— Давай обвенчаемся, — сказала Ритка. – Это так красиво.
— Можно, — благодушно согласился Максим.
Он взял пульт и включил телевизор. Шла программа Евровидения. Показывали президента Кучму, он что-то говорил по-украински, разводя руками. Потом пошла картинка из Симферополя. Показали боевиков Воротникова, не пускавших в Белый дом парламентариев, митингующих зевак, бравых казаков с ногайками, едва сдерживающих на поводках злобных бультерьеров. Диктор комментировал по-французски, но и без перевода можно было ясно, что в Крыму происходят из ряда вон выходящие события.
Максим тут же набрал по мобильнику телефон Зуева.
— Конечно, лучше было бы, если б ты вернулся – сказал Женька. – Мало ли как все может повернуться.
Зуев давал понять, что структура Брагина, а это минимум двести стволов, может понадобиться.
Максим рывком поднялся с кровати.
— Собирайся, летим обратно.
Ритка ни о чем не спрашивала. Она не имела привычки задавать лишние вопросы.
Все телефоны Брагина и Зуева давно уже прослушивались сотрудниками Безпеки. Узнав, что «папа» возвращается в Симферополь, Дзюба тут же доложил об этом Лисовскому. И заодно сообщил, что пароход с 59 тоннами автоматных патронов бросил якорь на рейде Феодосии. Связанные воедино эти два факта говорили о том, что в Крыму кто-то готовится к большой пальбе. А кто это может быть, если не два дружка, Брагин и Зуев?
— Ваши предположения? – больше для проформы спросил Лисовский, зная заранее, что на уме у Дзюбы.
На высшем уровне ведомства уже было принято решение: в преддверии полного лишения Носкова президентских полномочий нейтрализовать в Крыму все сколько-нибудь крупные группировки. Главарей под любым предлогом упрятать за решетку, провести обыски, изъять из тайников оружие. Оперативные наработки позволяли провести этим мероприятия молниеносно, в течение считанных часов. В отношении Брагина и особенно Зуева решение было более жестким, а на словах — более обтекаемым. «Дальнейшее участие указанных фигурантов в политической жизни Крыма крайне нежелательно». Это был, по сути, приговор. Не оговаривались только сроки приведения в исполнение этого приговора.
Дзюба ответил не раздумывая:
— По-моему, нужно использовать момент. Мои люди готовы провести акцию в отношении «папы» прямо в аэропорту. Более удобного случая в ближайшее время может не быть.
«Ну и черт с ним, с этим «папой». Пусть Дзюба грохнет его, — подумал Лисовский. – Может, отведет душу и успокоится. А Зуев поймет, с кем имеет дело и угомонится?» Лисовскому было жаль Зуева. Размышляя над его похождениями, он думал: нам бы такого парня. У него даже возникло предположение, что Зуев не мог просто так безобразничать в странах Западной Европы. Не исключено, что на каком-то этапе его кто-то вел: то ли СВР, то ли ГРУ. Но московские агенты Безпеки так ничего и неустановили. В любом случае Лисовский решил, что сделает все возможное, чтобы Зуев уцелел.
Полковник, по праву считавший себя белой костью КГБ, продолжал по инерции болеть за интересы России, сознавая отделение Украины как величайшее помрачение политических умов.
«У нас была цель, — думал Лисовский, поглядывая на Дзюбу, — мы служили не политбюро КПСС и даже не идеологии, а государству, которое одним только фактом своего существования не давало распоясаться крутым ребятам с Запада. А чему служат такие хлопцы, как этот подполковник? На чем самоутверждаются они? На идее самостийности? Но эта идея держится на отторжении всего русского и борьбе против всего русского в угоду крутым ребятам с Запада. Не мелковато и не подловато ли?»
— Что дает наблюдение за пароходом? – спросил полковник.
— Команда на берегу. На судне только охрана.
— Вы уверены, что патроны именно там?
— Сто процентов. Информация многократно перепроверена. На пароходе есть наши люди. Не известно только, кто будет получать груз.
— Не спугните получателя, — сказал Лисовский. А в отношении «папы» действуйте по обстановке, но смотрите, чтобы никаких случайностей.
Он имел в виду случайные жертвы среди других пассажиров, которые будут находиться во время акции у здания аэропорта.
Охрана встретила Брагина и его семью в зале VIP-персон. Ждать багажа не стали, сразу пошли к стоянке автомашин. Шкафы-охранники плотно заслоняли со всех сторон. А если бы они вдруг полегли от пуль нападавших, в кармане у Максима был пистолет «Кларк». Брагин свободно проносил этот ствол, изготовленный из композитных материалов, через все металлоискатели. А если бы у него нашли этот пистолет, то не обнаружили бы на нем, обработанном специальным составом, ни одного отпечатка пальцев.
Накануне Дзюба сказал Лисовскому, что никто из сотрудников не хочет марать руки о «папу». Смертельно скользкое это дело. Рано или поздно информация о том, кто убил, обязательно будет выгодно продана браткам Брагина. И вообще не пристало службе безопасности устраивать мокруху своими руками. «Правильно делают, что отказываются, — поддержал Лисовский. – Достаточно других вариантов. Неужели этот «папа» ни с кем ничего не делил? Неужели ему никто дорогу не перешел? Ищите исполнителя на стороне, подполковник». И Дзюба нашел бывшего спецназовца, воевавшего в Абхазии.
…Охранники заслоняли Максима со всех сторон, но они не могли уберечь от выстрела сверху. Пуля была почти беззвучно выпущена с крыши здания и попала «папе» в глаз. Стрелявший из винтовки «Барс» киллер попадал на тренировках с километрового расстояния в голову мишени. А здесь не было и ста метров. Но он, целившись точно в лоб, чуть-чуть промахнулся.
Рана была ужасная. Один ее вид не оставлял никаких надежд. Вместо глаза зияла большая кровавая дыра. Пулей была разворочена и затылочная кость. Охранники попытались тащить Брагина к машине, но Ритка остановила их. Ее охватила истерика.
— Я знаю, кто это сделал! – вопила она. – Падла, я залью твой Севастополь кровью. Ты от меня не уйдешь!
Только что, на пути в Симферополь Максим рассказал ей о похождениях Женьки. И, в частности, о том, что «тигры» Аркана имели привычку сводить счеты со своими врагами выстрелом в глаз. На кого она могла теперь думать? Только на Зуева.
Узнав об убийстве Брагина из срочных теленовостей, Зуев пришел в ярость. Он не сомневался, что это работа спецслужбы. Только чьей? Само место покушения указывало на то, что все было сделано теми, кто считал себя на этой земле хозяином. Сделав спокойно свое дело, киллер тут же растворился среди сотен пассажиров. Ищи-свищи.
Зуев позвонил Журавской. Говорил сочувственные слова – Ритка молчала. Женька думал, что она плачет, а она просто скрипела зубами. Она была уверена, что Зуев свел счеты не только с Максимом, но и с ней – за Ленку Лаврову и Женю, ее дочь.
Верховный Совет Крыма лишил Носкова всех президентских полномочий. Министр внутренних дел генерал Валебный приехал в Белый дом в сопровождении взвода милиционеров и обратился к боевикам Воротникова с призывом сдать оружие. В этом случае, обещал он, против них не будет никакого уголовного преследования. Ребята посовещались и сдали свои пушки. Полковника Воротникова в этот момент в Белом доме уже не было. Он успел заблаговременно исчезнуть.
Когда генерал Валебный вошел к Носкову, тот сидел в комнате отдыха и полоскал рот. От нервного расстройства у него снова разболелись зубы.
— Сдайте оружие, Олег Степанович, — потребовал министр.
Носков выдвинул ящик письменного стола и выложил «макарова».
— У вас должен быть еще один пистолет, — напомнил Валебный.
Носков несколько секунд раздумывал, потом достал из-за пояса еще один «макаров».
— А теперь автомат, — сказал генерал.
Носков кивнул в сторону сейфа. Дверца несгораемого шкафа была не заперта. Сопровождавший Валебного милиционер достал из сейфа «калашников».
— Серьезно вы подготовились, — заметил Валебный. – Придется оформить протокол. Как юрист, вы не хуже меня знаете, что полагается за незаконное хранение огнестрельного оружия.
— Оформляйте, — равнодушно бросил Носков. – Но не забывайте, что я все еще президент.
Генерал усмехнулся:
— Президент чего? По-моему, вы остались президентом только этого кабинета.
— Еще не вечер, — пробормотал Носков. – Сейчас мои сотрудники готовят обращение к генеральному секретарю ООН, к генеральному секретарю ОБСЕ.
Валебный повернулся к сопровождавшим его милиционерам:
— Вырубить телефоны спецсвязи. Отключить все обычные телефоны. Запереть в гараже все автомобили бывшего президента.
— Не творите беззакония, генерал, я пока что действующий президент, — повысил голос Носков.
— Не вам говорить мне о беззаконии, — процедил в ответ министр. – И добавил уже в дверях, прежде чем уйти. – К сожалению, велено вас не трогать, шестой этаж пока в вашем распоряжении. Велено не мешать вам медленно отходить в небытие. Смотрите только, как бы на почве антисанитарии зараза какая не завелась. Ну а если заведется, у нас в СИЗО прожарка всегда наготове.
— Он сядет здесь, за этим столиком. А вы сядете здесь и здесь.
Журавская показывала своим ребятам, с каких позиций они будут расстреливать Зуева. Ребята знали, что шансов уцелеть у них мало. А если чудом уцелеют, то милиция рано или поздно их достанет. Слишком много будет свидетелей.
Ритке в эти дни полагалось бы думать о малолетнем сыне, о будущем втором ребенке. Но в ней, вот загадка природы, неожиданно снова проснулась разбойница. «У меня нерв оголился»!» — в исступлении орала она.
В какой-то момент она заставила себя успокоиться, позвонила Зуеву и спросила убитым голосом:
— Тебя ждать?
— Конечно, приеду – какой разговор?
— Один приедешь? – спросила Ритка. Ей хотелось, чтобы Зуев взял с собой Женю. Она хотела укокошить их обоих. Тогда бы ее душа успокоилась.
— Могу и не один, — сказал Зуев, хотя на самом деле не собирался брать с собой Женю.
Слух о том, что Брагина убил его старый дружок Зуев, уже вовсю гулял по Крыму.
— Нельзя тебе ехать на похороны, — строго-настрого предупреждал сына Кузьмин.
— Наоборот, обязательно надо ехать, — возражал Женька.
Он был по-своему прав. Не поехать – означало только подтвердить беспочвенные подозрения.
Поминки проходили в кафе. Народу было много. Собрались представители всех группировок. Зуеву отвели почетное место, посадили рядом с Риткой. А потом предоставили слово.
— Макс был мой школьный друг, — сказал Женька. — Потом мы вместе учились в мореходке, мечтали проплыть по всем морям и океанам. Но жизнь сложилась иначе. Мы делали ошибки, но мы и расплачивались за них. Наши отношения подвергались серьезным испытаниям, но мы всегда верили, что мужская дружба – это единственное, во что еще можно верить. У Макса было большое будущее. Он много сделал для людей и сделал бы еще. Для этого у него были все данные. Но кому-то он стал неугоден, как, возможно, стану неугоден и я. Кому-то мы мешали, и я догадываюсь, кому именно…
— А мы не догадываемся, — неожиданно прервал Зуева сидящий за соседним столиком парень, — Мы точно знаем, кто убил Максима Петровича.
С этими словами парень вынул из внутреннего кармана тэтэшник. У Зуева было мгновение, чтобы упасть на пол или хотя бы пригнуться, но он стоял неподвижно, с удивленным выражением лица. И парень начал всаживать в него одну пулю за другой. Женька всплеснул руками и рухнул на стол. Двое его охранников, сидевших рядом, выхватили свои стволы, но были в упор расстреляны другими ребятами Брагина. Беспорядочная пальба началась у входа в кафе. Там убивали остальных охранников Зуева. Это было форменное побоище.
Ритка сидела неподвижно, с мертвым взглядом. Потом взяла Женьку за вьющиеся волосы, приподняла его голову над столом. Она думала, что ему конец. Но жизнь еще билась в нем.
— За что? — прохрипел он.
Глаза у Ритки ожили. Она схватила голову Женьки обеими руками и закричала:
— Что ты сказал? Повтори!
— Как ты могла? Я ни в чем не виноват. Это не я, — прохрипел Женька.
Глаза его, удивленные и детские, после этих слов застыли, а на губах появилось странное выражение. Казалось, он улыбался.
— Женя, подожди, — жарко зашепала Ритка. — Подожди, куда же ты?
Но все было кончено.
— А-а-а! – истерично завыла Ритка, — А-а-а! А-а-а!
Стрельба стихла, и теперь все смотрели на нее. А она орала, как умалишенная:
— А-А-а! А-а-а! А-а-а!
